7. Разнузданность этих занятых людей и тех, кто их наняли, — дело, конечно, не осталось неизвестным,— вызывала ненависть всех посетителей бань, и они отплачивали, кому можно было, таскали, толкали, били, а это вызывало бегство их единомышленников. Так какая же справедливость тебе негодовать на город, коего злонамеренный элемент незначителен, благонамеренный многочислен? 8. Так и беспорядки, как первые, так и вторые не надо считать делом города. Ведь не те наполняюсь театр, у кого жены, дети, дома, определенные занятия, дающие им средства к жизни, а те из воинов. которые бросили свои части, те рабы, которые не желают работать, прочая же его публика — не та чернь, какая в сцене полагает надежду на свое существование. Если же среди них и есть какой либо дельный элемент, их решения толкают и его к тем же поступкам, служат ему препоною в желании восхвалять правителя, вынуждают его оставаться, когда хочет бежать. Этою же силою, принуждающею говорить, что не надо, и не говорить, что надо, распоряжаются те немногие лица, о которых я сказал выше. Так при точном определении оказывается крайне незначительным число твоих противнике в.
9. В виду того, что, таким образом, ничто подобное не причиняет тебе вреда, следовало бы оставить этот предмет в покое, однако так нельзя, но, во внимание к тому, что городам полезна дисциплина, надлежит здесь как-нибудь восстановить порядок, хотя бы понадобились и карательные меры. Ведь слава доброго правителя для тебя не погибнет от того, что ты прибегнешь к наказанию. Так и для Зевса его слава милостивого от кары не пропадает. Он делает и то и другое. Так и ты достаточно проявил милость с своей стороны, приложи же к ней и строгость, дабы воспитывать подчиненных обоими путями, средствами убеждения и средствами принуждения. Люди злонравные не почтут это уже и именем человеколюбия. Но я этого никак не скажу, а те чего не скажут.
10. Итак пусть знают эти негодяи каких мало, что ты наказывать не рад, а уступаешь необходимости. Учи же их не казнью и бичеванием, но пускай достаточно будет тюремного заключения, и если безупречность в прочем ходатайствуем за преступника, пускай он встречает эту милость человеколюбия, чтобы знали они, насколько и тут ты не чета другим. 11. Ту толпу, что собирается в театрах, тебе можно арестовать там, а тех лиц, что недовольны, если им не удается командовать правителями, при посредстве тех людей, от чьего сведения не ускользают их тайные замыслы, в случае обнаружения коих им понадобились бы для спасения все двенадцать богов. Ведь те, которые теперь страдают без вины, не зная, за что тому подвергаются, узнав, явятся, конечно, на суд, дети и женщины, и те старики, что лишены кормильцев. 12. Не одно только за ними преступление, но и не перечислить их ежедневные вины, одни в стенах, другие вне стен, так что тем, кто не могут более сопротивляться, но необходимости приходится подчиниться, а те берут у них все то, что ни пожелают отнять. Все эти люди, подверженные насилию, проявят свою волю, стряхнув с себя принуждение, если получат заступника и увидят многих обвинителей, а тех, что теперь дерзки, в страхе.
13. Итак ты знаешь негодных из лиц военного сословия, следовало бы тебе однако знать и тех из них, которые безупречны, и не только первых ненавидеть, но и относиться дружелюбно ко вторым. Но нельзя проявить к ним дружбы, если ты их не знаешь. Следовательно, тебе нужно осведомляться о них и стремиться узнать их, и на таких глядеть более благосклонным взором, беседовать с ними поласковее и удостаивать их почестей по заслугам, а не порывать отношения ко всему сословию из за негодности некоторых. 14. То же самое говорю и относительно сенаторов, что одних из них ты знаешь и сторонишься их, других же и не знаешь, и не чтишь. Но если поклонникам Прокла будет оказываться внимание с его стороны, а твои не будут удостоиваемы с твоей стороны даже знакомства с ними, последние сперва будут предметом злорадства противной партии, а там притупится у них и чувство почтения к тебе. Надо, чтобы почести будили их рвение и чтобы они стремились к торжеству твоих интересов.
15. Если я хвалил тебя не раз, когда ты уклонялся от обремененных яствами трапез, то я желал, чтобы ты так поступал не только неоднократно, а всегда. Если ты и огорчишь отказом, то с течением времени тот, кто порицал, станет хвалить, когда обед пройдет, а на дело взглянуть без пристрастно. Ты был бы в выигрыше, если бы никто не звал тебя, чтобы угостить. В самом деле, ты и времени не тратил бы, не стал бы пить больше, чем тебе хочется, и не было бы места для бесчестных просьб.
16. Но смотри, соблюдай постоянно свой обычай и пусть во все время твоего правления не будет приема подобным сотрапезникам, не распахивай дверей по вечерам для многочисленных посетителей, врагов Справедливости. Нет ничего иного, столь ненавистного этой богине. Ведь они извлекают выгоды из того, что не дают законам их силы. А для правителей зло это столь велико, что, если справедливость и не страдает отсюда, однако дело имеет такой вид. Благоразумие же требует опасаться и этого. Пусть же никогда не видим мы таких приемов, ни в свою очередь тех посещений людей властных бедняками, ищущими их покровительства, которые одних лишают последних средств, другим доставляют деньги.
17. Пусть и отношение к прислужникам плясунов [1], которые желали, чтобы правители были им слугами, остается, таким, как теперь, а скорее каково оно было раньше, чем театр усвоил манеру грубых оскорблений. Вызвало это твое второе в тот же день шествие в театр, поступок у тебя не в обычае. Явился ты к счастью натощак и трезвым, дабы не проявить вызвавшим тебя в лице своем ни той, ни другой слабости, а их побудили к свисткам их сытость и опьянение. 18. С подобными приглашениями, следовательно, покончи, а во время тех посещений, которых избежать нельзя, не проявляй увлечения представлением, не устремляй на сцену пристальна го взора, толпу напрасно не запугивай, но в не льсти ей, но пусть она одинаково далека будет и от смелости, и от уныния. Если же проявить в чем-либо своеволие, пусть ее образумят угрозы. Таким способом действий поддержал некто свой авторитет и пред александрийскою чернью, тою, что так легко впадает в раздражение. Α здесь чернь избалована лестью многих правителей, которые покупали себе у неё эти достойные осмеяния славословия. 19. Относись подозрительно к некоторым из воинов, от которых можно услыхать о чем-либо из предметов, требующих заботы правителя, и считай, что они служат с злым умыслом и не без хитрости, так или иначе отплачивая тем отставному правителю. Ведь тебя обвинять и сказать, за что ненавидят, они не могут, а тому сознают себя обязанными отплатою за те выгоды, какие получили с людей, от него пострадавших. Они хотят в том быть справедливыми и воздать тому человеку благодеянием путем вреда, причиняемого настоящему положению дела. Нужно, очевидно, тебе всячески проверять каждое сообщение и быть крайне чутким, подобно тому, как на войне.
{1 См. orat, XLI (Προς Τιμοκράτψ) § 6, vol. III pg. 298 F: «Достигши зрелого возраста, когда прекратилось для них то средство дохода, в расчете на наживу от здешнего театра, они, удалившись с родины, поспешили сюда, желая жить в праздности, а жизнь поддерживать будучи в состоянии только этим путем. Одни из них предоставили себя в распоряжение мимов, большинство—плясунов. И таков их путь жизни: им служить, им подчиняться, им льстить, их блеску содействовать, за них держаться, ничего другого ни делать, ни знать, Α те их содержат то малым, то большим вознаграждением». Срв. еще об этих клакерах orat. XLVI (Κατά Φλωρ(ντίον), § 17, pg. 387.}
20. Выскажусь откровенно и на счет денег, собираемых с тех палаток, — как назвать их иначе? — что построены среди колонн. Никак не следовало установлять этого побора, за который нас со слезами попрекают те, которые не с тем их начали строить, но дабы от них был какой -либо заработок тем, кто израсходовался на постройку. Уж не воображаешь ли ты, что с потерею его они наймут ритора, который произнесет от них похвальную речь виновнику этого побора? 21. Что же спасет самые хижины, когда, пускай время в силу своего естественного действия приводит их в ветхость, поправить будет некому, пускай каждый станет растаскивать и присваивать доски и прочее, желающих поселиться не найдется? [2]. Откуда же будут поступать эти деньги? Не буду говорить о том, что, с уничтожением их, не останется жилья для бедняков, так как цена наемных помещений им не по средствам.
{2 Предположения об этих хижинах у Sievers', Leben d. Libanins (ВегПп. 1868), S. 164, Anm. 77.}
22. Иной скажет, это дело Прокла. Клянусь Зевсом и Афиной, нет, но виноваты мы, взыскивающее деньги. С его стороны последовал указ и объявление, а теперь деньги вносят. Но удивляюсь, если кто воображает ссылкою на Прокла доказать превосходство этой меры. Чем больше, как не этим именем, всякий мог бы тебя отвратить от неё? Что, конечно, может быть позорнее, как не унаследование Икарием плохих мероприятий Прокла, как не то, если этот указывает путь, а тот за ним следует? 23. Но еще менее терпимо, чтобы нам быть хуже его. Как? Прокл изобрел для бедняков из числа обязанных повинностью этот некоторый источник дохода, нехороший и недостойный города, мы ведь не то же, что Берит, но было все же для этой меры некоторое благовидное оправдание. А теперь этот доход обращен в пользу сцены, чтобы на те деньги, что ремесленник плачет, да вносить, роскошествовали плясуны и мимы, которые развращают свободных, развращают рабов, и юношей, и стариков. 24. Чего говорить! Для их удовольствия храмы грабить пристало и за этим доходом изыскивать другой, а там опять новый, чтобы получаемое они называли пустячной платою и заявляли, что правителю надо озаботиться более крупным вознаграждением им, а надо удерживать их подачками и опасаться их бегства. Зачем же тогда не молимся, чтобы это счастье исполнилось и город теперь нечистый стал бы чистым. Нет пущего зла, даже убийцу считая, чем эта погибель людей [3].
{3 Срв. инвективу на плясунов ритора Аристида, опровергаемую Либанием, — очевидно, как простое упражнение в искусстве оценивать вещи in utramqne partem, потому что не таков взгляд на дело самого автора (срв. и в самой речи За плясунов, § 99),—в речи За плясунов (orat. LXIV, vol. IV, pg. 420 sqq. Ρ). В этой инвективе они обзывались тоже погибелью [φθόρος), язвою {λίμη) города (см- pg. 439, 473). О порче нравов городского населения pg. 439 sqq., § 31 sqq. См. еще orat. XLVI (с. Florentium) § 31, pg. 394, 10 sqq. F. }