О заседании, затянувшемся до вечера и обычно позднего обеда, см. orat. XLY (de vinctis), j 18, pg. 307, 24 «нередко и вечер застает их заседающими в суде и, лишив их обеда, процесс и так до конца не доводится».}
36. Пока, Икарий, вот те советы, где мы проявляем дружбу к тебе, может быть, будет после этой и другая беседа, тоже с дружеским умыслом.
Против Икария. 1-ая речь.
1. Удостоив похвал те из действий Икария, которые являются лучшими сторонами в его правлении, не следует мне, полагаю, умолчать и о том. что в нем худо. Так будет, конечно, соблюдена справедливость в том и другом направлении, при чем одни стороны встретят одобрение, другие порицание, вместе с тем и я тем покажу себя, как отнюдь не льстец, если будет сказано и о про-махах его. Из прочих писателей не знаю, кто бы так поступал, но кого они похвалили как отличного человека, того они настойчиво продолжают хвалить, хотя бы факты склоняли к обратному, как будто бы им самим приходилось давать ответ в ненадлежащих поступках тех лиц.
2.Чтобы, начать с того, Икарий взял взятку или допустил промедление в исполнении закона, того не скажут и ярые его ненавистники, не скажут и того, чтобы он падок был на женскую красоту, или тратил ночи на долгий сон. Но другой недуг овладел его душою, подозрительность к большей части полезных предложений и, при собственном затруднении найти нужные меры, отрицательное отношение к наилучшим советам, вследствие того, что о всяком советнике он мнит, будто всякий советник говорит так, а не иначе, устраивая собственные делишки. 3. Так не раз сам я говорил ему с упреком, а он улыбался и не отрицал, как будто это было хорошо с его стороны. Так, когда сильным подъемом воды был разрушен мост, по которому преимущественно идет подвоз в город припасов, и снабжение ими города было затруднено, когда я говорил, что для устранения беды нужно прибегнуть к сметливости Летоя, не раз быстро исправлявшего подобные повреждения, он обидел меня молчанием, вообразив, что совет мой исходит не из рвения к благополучию города, а из старания порадеть близкому мне человеку. Его посетил врач Фалл и к советам специалиста добавил личное мнение. Икарий отказал ему от дома, не уличив ни в чем, но вбив себе в голову, что он изменник. 4. О конюхах, что ухаживают за скаковыми конями, я по сущей правде сказал в беседе, что нынешним грубым воровствам со стороны других личностей они раньше препятствовали своими гуманными. Дело в том, что они возвращали похищенное потерпевшим, удержав с их согласия небольшую часть, только чтобы хватало на завтрак, но из страха пред ними другого вора не бывало. «А теперь», говорил я, «их деятельность прекращена», сказал и кем, и как, и почему, «а все полно злодеев, не знающих никакой меры, нападающих на детей в возрасте, всего более доступном обману. Детей страх домашних [1] приводить к реке. Кто удушит, бросает в море» 5. И вот такое благо возобновляя для города, я услыхал холодный ответ: «Однако плодить воров стыдно». Он слова испугался, а выгоду в расчет не принял, и, убоявшись слогов, сохранил такой вред. А насколько было бы лучше пожалеть больше о смертных случаях, связанных с хищениями, чем побояться тех, какие граничат с шуткой, над коими иной уж и подсмеивался! Если бы кто либо из богов сказал тебе, гнетомому самой тяжкой болезнью, что изгонит ее самой легкой и ничего страшного не заключающей, разве и тогда счел бы ты полнейшей бессмыслицей избрать меньшую? Так разумен Икарий, так способен он, своим ли умом, по чужому ли совету, содействовать благоденствию подчиненных!
{1 Врач Фалл упоминается Либанием в письме комиту Модесту ер. 191 (360 г., Seeck, 369).
Чтение το δέος το τών οίκιαν, существенно изменяющее смысл места, впервые извлечено из рукописей Forster'a. Reiske читал δ μεν κλέπτης ονλήσας «вор, похитивший (из дому)».}
6. Послушайте еще вот о чем. Когда голодовка наполнила у нас город нищими, из коих одни двинулись из деревень, так как у них не было по зимнему времени и травы, другие покинули города свои, и когда милосердие Евмолпия [2] изобрело со стороны суда некоторую помощь им, на мои уговоры к тому же и замечание, что было бы не-простительным, если б в такую годину власть более значительная отстала от низшей, этот подлинный поэт дал такой удивительный ответ на подобные речи: «такие предмет ненависти всех богов», Вот что сказал он.
[2 В 384-ом г. consularis Syriae, Seeck, 0. 1., S. 135; речь Ad Eumolpium, orat XL.}
7. Значит, ты скажешь, видно, что богами любимы все богачи? а среди них как раз есть и морские разбойники, что топят людей и те, что напоминают их на суше, кто овладевает деньгами убитых ими. Да и вообще мы найдем, что богаче те, кто менее стесняется требованиями справедливости. Следовательно, ты утверждаешь не что иное, как то, будто бы боги любят более порочных людей, и всякий нищий или в другом чем либо несчастливый враг им. Смотри же, когда ты так рассуждаешь, где помещаешь отца [3] и многих раньше отца, составивших себе известность другими добродетелями и философией? Не скажешь ли, что и Сократ, умерший от яда, был ненавистен богам? [4]. 8. Что города, благодаря голоду и мору, теряют в численности населения, конечно, всякому очевидно, но если они гибнут от ненависти богов,ты, понятно, радуешься несчастью. Значит, ты признаешься в том, что рад убыли в го-родах?
{3 Имя его, Феодор, Либаний сообщает в автобиографии, vol. 1 pg. 182, б F.}
{4 Срв. declamationes Либания, I—II.}
9. Я не знаю, далее, за какие поступки станешь ты признавать человека дельным, если клеветы ты будешь считать верными, а к похвалам относиться подозрительно. В виду чего говорю это? Евплой зовет этого человека сыном и этот его отцом. Пришло как то письмо Евплоя с непременным пожеланием почестей Харидему и некоторого повышения его, в пределах возможного. Этот господин, получив такое письмо, убавил и то, чем тот обладал раньше, так что игнорировал его больше, чем прежде, считая себя оскорбленным письмом. Он воображал, что письмо то исходит от самого Харидема и не столько письмо пославшего, сколько того, кто убедил послать. 10. Я не письмом, но присутствуя лично, предлагал вызвать ко двору Антиоха, человека, говорящего все, что у него на уме, никому не льстившего, опытного оратора. Он же, каких я доводов не называл, и все правдивых, как будто ему пред-стояло умереть, лишь бы тот заглянул только, отвечал, что на все готов, только не на это. Но если правилен твой поступок в отношении Антиоха, так бы должно было поступать со всеми. Если же это совсем не так, почему он не вступил во дворец, не заседал, бывши нравом гораздо выше тех, что были в чинах стратегов, и ничем не уступая мне в деле обучения юношества? 11. Но, думаю, мои и врача советы под сильным подозрением, а советы приспешников от подозрения свободны; скажи что либо простой воин, и ты приводишь в исполнение. Вот почему пекари ежедневно под бичем. Кто не угодил Ференику [5] крупной суммой, обвешивает, и случайный недовес одного хлеба, чему причин могло быть много, распространяется на все, и приговору Ференика должно торжествовать, Α те винят меня, убедившего их спуститься с гор [6]. 12. Упрекают меня и сенаторы, когда в день торжественнейшего новолуния [7]поцелуя удостоен один, хотя закон предоставляет это всем. Ты между тем гневаешься, что твоя ненавидят, а допускаешь поступки, которые могут это вызвать. Достаточно для этого предпочтение одному среди всех. Тот не чувствовал признательности, получив то, что в обычае, а прочие, лишаемые принадлежащего им по праву, негодовали. 13. Но к чему рассуждать о мелочах, когда можно сказать о бичевании сенатора, дающем работу врачам, и такую, что на первых порах они не в состоянии даже ручаться, останется ли жив человек? Некто, обедневший благодаря колесницам, справлявший повинности и раньше, и теперь, был бит по затылку, хотя то запрещали и прежние законы, и тот, что утвержден недавно [8], претерпевая наказание не за собственные проступки, а за то, что какие то люди в бане с похвалою отзывались о Кокке. Какая же справедливость, если виновниками гнева были те, а почувствовать это пришлось Гермию [9]? На такой поступок не дерзал, однако, и Кокк, как ни многочисленны были его беззакония, но. если неистовствовал в остальном, в этом отношении был сдержан и бичем сената не оскорблял.
{5 Ференик, очевидно, заведующий продажей хлеба (έφίστηοι τγ\ ηράσει χγ των άρτων 67, 9), потому тожествен, по-видимому, с Кандидом orat. de Antiochi uxore, см. примеч. на стр. 106. О неправильности в весе хлеба у продавцов см. в этой речи § 22, pg. 73, 21 «вес, как в одних случаях меньше требуемого, так в других больше». Срв. orat I § 3 ήονχάζονσαν πόλιν εύθύς Ιλ&ών εις στάαιν ένέβαλεν απορία τροφής.}
{6 Срв. orat. de Antiochi uxore, § 6, pg. 65, 18, говоря о затруднениях в обеспечении хлебом голодавшего населения Антиохии при Филагрии (comes Orientis с 382-го года), Либаний пишет: «Этого было недостаточно для поправления дела. Предстояло вернуть с гор и из пещер, где они укрылись, хлебников», и о своем личном вмешательстве в этом случае ритор сообщает и здесь, и в своей автобиографии, § 226 sq. (vol I pg. 182 sq. F): «Все обещания, кроме одного, моего, оказались слабыми. Когда же я сказал, что бояться нечего, и эта молва распространилась в горы и ущелья, каждый еще до вечера — у себя (в пекарне)».}
{7 Т.е., январские календы (385 г.), Sievers, S. 1G6, Anm. 93.}
{8 Срв. cod. Theodos. XII 1, 39. 80. 85, и у Либания ниже, во 2-ой речи Против Икария, § 4.}
{9 «Не таков был этот хваленый благородный человек в отношении к бедняге Гермию, но знатного бедняка, дважды справлявшего банную повинность, не провинившегося ни в чем, а по его мнению виноватого, он погубил бичеванием. Разве не погиб тот, у кого изувечено было одно плечо?» II 5 0. В перечислены пострадавших от жестокости Икария в 24 5 2-ой p., pg. 57, 13, еще раз встречаем имя Гермия.}
14. Угодно, скажу тебе и о хваленой страже, воинах, что стоят в воротах города, для которых недозволение земледельцу вывозить из города больше двух хлебов только предлог, на деле же они продают им право вывоза. Тому, от кого не получали взятки, они не позволяли вывозить и разрешаемое количество, а, кто им давал, тем предоставлялось увозить столько, сколько угодно им было [10]. Пренебрегши своей обязанностью, они действовали в целях личного обогащения. А ты, знал ли, но не гневался на них, не знал ли, был преступен: одно дело небрежности, другое измены.