24. «Ничего нет недозволительная, говорит против-ник, в том, чтобы они брали себе еще лишних попечителей». Что это не так, я доказывал там, где говорил о рабе. То же должен я сказать о земледельцах. В самом деле, если даже бог отнял у них всякую силу, лучше жить в такой их слабости и нести бремя судьбы, чем покупать силу и унижать владельцев, так как и жена, конечно, была бы сильнее при двух мужьях, но разве кто одобрить, что одного она имеет в браке, а другого как любовника. А между тем нередко прелюбодей может быть богаче и от него может быть больше пользы женщине, чем от того, кто взял ее за себя по воле Гименея. Но разве мы потерпим её речи, вроде того, что не все равно один и два, высокий и низенький, красивый и безобразный? Так исчезнет закон о браках, которым больше всего крепка жизнь людей.
25. Иной из тех, кто льстить властям, скажет и такое слово, что у военачальников уменьшатся доходы, если заградить путь этому притоку средств. Что ж дурного, если прекратятся нынешние неправые источники дохода? Не о том стоить подумать, получать ли они меньше, а о том, не будет ли это справедливее, чем нынешний порядок и не избавить ли это от дурной славы лиц, стоящих у военной власти. Ведь одинаковая выгода и для притеснителей, и для обиженных последним больше не страдать от неправды, а первым больше не делать её.
26. «Военачальники, говорит он, придут в уныние, если им будет воспрещена такая жатва». Но ведь и воры, и подкапыватели, и срезыватели кошелей, и те, кто тревожат могилы и покушаются на священную казну, все эти люди бывают недовольны наказанием за каждый проступок. Но они недовольны, а законы вопиют за ту кару, какой должны подвергаться уличенные в преступлении. И хоть вполне они не уничтожают дерзости этих людей, однако немало ослабляют самую решимость их. Не найдется человека столь отчаянного, который посмел бы сказать: «Государь, отменим эти законы, мешающие деятельности этих преступников, дабы не огорчить тех, кому они не дают поживиться и дабы не казалось, будто мы завидуем их благополучию». 27. Пусть же поэтому и военным чинам будет закрыта дорога к неправому добытку и пусть никто не позволяет себе их интересы блюсти, а долей тех, кто владеет немногим, пренебрегать. Ведь не то поддерживает у римлян их мощь и страх перед ними врагов, если ежедневно и еженощно военачальникам будет являться надобность в новых ларцах для притока их богатства; не от богатства станет вождь способнее к своему делу, а благодаря доблести, выучке, ревности к славе, большей боязни порицания, чем смерти. 28. И не тот человек по справедливости должен обладать такою властью, у кого можно насчитать немало талантов, но тот. за кем числится много военной добычи, пленников, трофеев, вроде тех военачальников, каких видать случалось нашим отцам. Из них один, долгое время стоявший во главе многочисленного войска, едва собрался со средствами купить одно поместье, да и то не из лучших, рабов, и тех всего одиннадцать, мулов двенадцать, коней трех, лаконских псов четырех, но при всем том страх, пред ним жил в душах врагов. На бабке моей [15] он женился с большим приданым, а калымом была его слава. После женитьбы он и за обедом не допивался допьяна, — того не бывало с ним и в пору его военной карьеры, — ни когда созывал гостей, ни когда его самого звали в гости, но чрево свое он держал в повиновении не менее, чем своих воинов. Нынешнее же поколение портит и самая жизнь в таких условиях, заставляя их больше дорожить жизнью, чем честью, и побуждая их от опасностей, сопряженных со славою, бежать туда, где можно предаваться роскошной жизни [16]. 29. Вследствие этого всем вам надлежало бы не давать военачальникам средств к обогащению, а внушить им стремление к великим подвигам. На самом деле они имеют перед глазами одну цель, деньги, и всякий случай, могущий дать их, ловится ими на лету и в домах их вздымаются путем накопления все новых сумм такие горы золота и серебра, что, узнавая о них от приставленных к этому лиц, они не верят, чтобы у них было столько денег. А в вашей сокровищнице. коей, как правительственной, следовало бы быть полной более, чем их казне, чуть не весь пол наружу, а покрыто лишь малое пространство. Однако, зная то и другое, вы не привлекаете к обложению на нужды войны хоть что-нибудь из их имущества, но не трогаете скопленных ими капиталов, хотя есть основания, побуждающая наложить на них руку. 30. Охотно задал бы им вопрос пред этим троном, к чему такое обилие у них денег, есть ли смысл в этих кучах их. Не могли бы они сослаться ни на дочерей, ни на сыновей, ни на браки тех или других, ни на пору возведения своего в консулы, ни на какой либо другой расход, против которого ничего нельзя было бы возразить. Так побуждаете вы и не желающего пускаться в такие траты, о которых и во сне помыслить вредно. Так, если кто-либо ставить вас не высоко, скорее сойдет у вас за благодетеля, чем если бы все вам дал. 31. Если же они не могли бы не брать, но неизбежно им страдать этим недугом, много, из многих ключей струится для них потоков и нередко каждого превращают они в Мидаса, Кинира с их богатствами. Для того, чтобы им можно было брать, столько поступает от окружающих их лиц, дающих взятки, столько с провианта для воинских отрядов. Им можно умершего превратить в живого и от имени покойника кормиться самим. 32. При величине этих средств есть Пактолы еще более обильные, золото, которое по справедливости должно бы оставаться в руках солдат, а переходить на руки военачальниками благодаря чему воин одетый в обрывки обуви и плащ — один призрак плаща, нищ и уныл. Нередко доход поступает и на счет желудка солдат, так что на битвы выводят голодных людей. [17] 33 Изобретены и другие хитрости, по прибыльности не хуже золотоносной почвы. Происходит замедление во взносе сенатом подати, не представляющей недоимки, и все же поступившей [18]; это затем вызывает гнев властей, в конце концов ценою примирения являются деньги. Деньги поступают еще и по такому поводу: воин раззадоривает торговца, насмехаясь, задирая его словами, задевая, стаскивая с места, и волоча за собою. Тогда этот и сам дает волю рукам, но так как поступки того и другого оцениваются не одинаково и людям этого сословия запрещается оскорблять воина словом или действием, то того, кто причинит обиду был вынужден, хватают, заносят его имя в списки, и от смерти под плетями он откупается взяткою. Много ежедневно таких посевов и жатв, малых сравнительно с той, о которой скажу сейчас. Это плата за должности, серебро в таком количестве, что хоть грузи на верблюдов. Не считаю того, что ежегодно поступает в их дома от вашего 34. После такого дождя взяток какая надобность делать несчастными людей, у которых нет ничего, кроме поместий? К чему содействовать тем, которые стремятся увеличить свои богатства нечестивым доходом? Скорее несправедливых доходов много; ведь и те, что истекают от могущества, несправедливы, но гораздо несправедливее вот какой. Отец или мать, или родители их оставляют мне в наследство поместье, или я купил сам поместье, где у меня земледельцы, люди смирные и благословляющие судьбу под моим кротким господством. Но вот, получив их в свои руки, ты вовлекаешь их в безумные поступки и вызываешь нежданную войну, а знатных людей делаешь бедняками.
{15 О смерти её Либаний упоминает ер. 1402.}
{16 Срв. к этому характеристику у Либания современного военного сословия orat II, § 33 vol. I p. 251 F.}
{17 Срв. orat. II § 37, vol. I p. 250, 19 sqq. P.}
{18 К этому см. речь Против Тизамена § 19 след , см. выше, стр. 141 сл.}
35. Но эти господа по доброй воле никогда бы не обуздали своей ненасытности. Дело, государь, требует твоей мудрости и твоего высокого положения. Ты один можешь явиться врачевателем несносной язвы. Не думай, однако, что услышишь от меня о законе. которому надлежит одних сдержать, другим помочь. Есть он, и писан, и установлен, и виновником его является тот, кто потушил тиранию [19] и остановил скифский пожар. Величайшей для меня опорой в моей борьбе с тем, что происходит, является то, что с моею речью согласуется в своем законе царь, как выразился бы Гомер, богоподобный душой больше, чем телом.
36. О чем же я сейчас стараюсь, если давно уже установлен закон о том? Не о том, чтобы был введен закон, — это было бы смешно, — а о том, чтобы он не оставался мертвой буквой. Тщетен, да, тщетен, государь, текст его, так как продолжаются посещения, продолжаются приемы, при чем одни не ищут себе защитников, другие это делают. Что делалось, когда никакой закон не препятствовал, то происходить и при запрещении со стороны закона, и велико зло это, и молва о нем повсюду. 37. Прошу тебя дать закону силу путем наказания людей, не оказавших ему повиновения Какая же выгода от текста закона, если он ничем не будет разниться от портретов, от которых ничего действительного быть не может? Это наказание подданным, не к чести и законодателя, так как воля его не имеет силы. Но неужели тот, кто нарушил закон такого то государя, понесет наказание, а нарушившей твой собственный останется без возмездия? И остальным твоим будет он верен, а в этом законе настоит на своем, хотя он исходить от той же воли и того же порфироносца? 20. Дай же силу закону и сделай его действительно законом вместо простого названия. Если же не хочешь, подвергни его изъятию. Лучше, чтобы его не стояло в списке законов, чем чтобы, будучи утвержденным, он подвергался обходу. Но пусть никогда не придется мне узреть этого, пусть он остается бессмертным вместе с твоим родом и пусть впредь положение улучшится, благодаря наказанию нарушителей закона.
{19 Максима, срв. orat. de Tarasyd. §27, ер. 765: «Мои мольбы о доме царя, пишет здесь Либаний Мардонию (по предположению) .Seecfc'a, S. 204, препозиту sacri cubiculi при Аркадии), знают все люди, ведущие со мною знакомство, и все боги, знают и то, что этим путем я был участником его похода против тирана», срв. Zosim. IV 46, срв. еще orat. XIX (К Феодосию о мятеже), § 14. }
За Фалассия (orat. XLII F)
1. Я являюсь, государь, помочь другу, которому нанесена обида и которому препятствуют получить тот пост, который по справедливости он должен был бы получить вперед многих сочленов, являюсь потому, что чту права дружбы, а вместе с тем опасаюсь, как бы молчание мое ты не осудил. Ты бы стал тогда соображать, каков же мой образ действий в отношении к прочим людям, если я пренебрег интересами такого человека. 2. Знаю сам и всякому другому ясно, что один я, доживший до старости в занятиях с молодежью, не ровня коллегии, которая возмущается, если ее не станут ставить выше всякого внушения, но я боялся бы, как бы, ратуя за справедливость, не потерпеть неудачи пред авторитетом совета и как бы численный перевес не решил успеха дела, если бы выслушать мои слова и решить, на чьей стороне право, предстояло другому государю. Но в виду того, что сегодня даст приговор тот, кто снискал благосклонность богов своим почитанием истины и тем, что, отстраняя в судебном деле все прочие мотивы, направляет внимание на одну только эту цель, питаю сильную надежду, что судья не изменит себе и ныне и, если уличить коллегию в несправедливости, не поколеблется заявить прямо, что она неправа.