Речи — страница 41 из 186

кусственно наводимой бледности, не смотря на то, что закон остается в силе, спешат к храмам, вооружившись бревнами, камнями, ломами, иные, за неимением орудий, готовые действовать голыми руками и ногами. Затем для них («добыча мисийцев») [7] ничего не стоит и крыши срывать, и валить стены, выдергивать из земли жертвенники, а жрецам приходится молчать или умирать. Когда повергнуть первый храм, спешат походом на второй, на третий, π ряд трофеев идет одни за другими, вопреки закону. 9. Дерзают на это и в городах, но большею частью по деревням. И много есть врагов в каждой, во это разбросанное население собирается чтоб причинить неисчислимые беды, требуют друг с друга отчета в своих подвигах, и стыдом считается не причинить как можно больше насилий. И вот они проносятся по деревням, подобно бурным потокам, унося с храмами и селения. В самом деле, всюду, где они уничтожать в деревне храм, последняя ослеплена, повергнута, умерла. Ведь храмы душа деревням, быв вступлением к первому заселению деревень и через много поколений дошедши до нынешнего. 10. И для земледельцев в них все надежды, что касается и мужей, и жен, и детей, и быков, и посевов, и насаждений. А деревня, потерпевшая это, погибла, погибло с надеждами и рвение земледельцев к труду. Они считают, что, будучи лишены ведущих труды к должной цели богов, попусту будут трудиться. А когда к земле не прилагается уже труд в той же степени, как раньше, и урожай пе может выйти равным с прежним, при таких обстоятельствах земледелец становится беднее, и страдает подать. Если кто и сильно желает внести, отсутствие средств его останавливает.

{1 Максенций, срв. Zosim. II 10.}

{2 Лициния, срв. Zosim. II 28. Jul., Conv. p. 328 D sq..}

{3 Срв. orat. LXII F Coutra institutionis irrisores § 8, vol. IV pg. 350,9 «Один (Константин) лишил богов богатства, другой разрушил до основания храмы и, уничтожив великий священный закон, предался известному нам направленно, распространяя бесчестие от святынь и на красноречие».}

{4 Cod. Theodos. XVI 10, 3 «quamqu:in) omnis superstitio penitus eruenda sit, tame и volumus ut acdcs tcmplorum quae extra muros sunt positae intactae incorruptaeque consistant.}

{5 О Юлиане, срв. orаit. XVIII § 11, vol. II pg. 240, 10 sqq.}

{6 При чтении όέ όεόρακώς // μέλλων необходимо бы было восполнение Reiske άπέϋανεν.}

{7Μνσών λεία, пословично. Sal:mann, Spriclnvortcr bei Libaiuos. S. 41. }

11. Так на предмет первой важности направлены дерзкие покушения, на какие отваживаются в своей наглости против деревень эти люди, которые утверждают, что борются с храмами, а война эта служит источником дохода, так как, пока одни нападают на храмы, другие похищают у бедняг их имущество, как сбережения с дохода с земли, так и насущный хлеб Так напавшие уходят с добром, награбленным у взятых ими приступом. Λ им этого недостаточно, но и землю они присваивают себе, заявляя, что она посвящена, и многие лишаются отцовских поместий из-за ложного наименования. Между тем на счет чужих бедствий роскошествуют те, которые, как они утверждают, умилостивляют своего бога голоданием. Если же разоренные, явившись в город к пастырю, — так они называют человека, далеко не безупречного, станут плакаться, сообщая о насилиях, каким подверглись, пастырь этот обидчиков похваляет, а обиженных прогоняет, считая их в выигрыша и в том, что еще мало пострадали. 12. Между тем и они твои подданные, государь, и люди настолько более пригодные, чем их обидчики, насколько работящие люди полезнее тунеядцев. Первые напоминают пчел, вторые трутней. Только прослышать они, что в деревне есть, чем поживиться, тотчас она у них, оказывается, и жертвы приносить, и творит не позволительный вещи, и нужен против неё поход, и «исправители» тут как тут — это название прилагают они к своему, выражаясь мягко, грабительству. Одни, правда, пытаются скрыть свою работу и отпираются от своих дерзких поступков,—если назовешь его разбойником, оскорбляешь,—но другие тщеславятся и гордятся ими, тем, кто не знает, рассказывают о них и объявляют себя достойными почестей. 13. А между тем, что это иное, как не война с земледельцами в мирное время? Ведь от того беда их не меньше, что они страдают от соотечественников, если даже не более возмутительно, что люди, которые в смутную пору были бы, конечно, их защитниками, претерпевают от них в спокойное время те насилия, о каких я рассказал.

14. Однако, какие вести заставили тебя, государь, собирать военные силы, подготовлять вооружение, совещаться с военачальниками, одних посылать, куда требуется, другим посылать приказы по делам, не требующим отлагательства, третьим отвечать па запросы? Эти новые укрепления и летние труды, что значит все это и какую цель имеет в виду? Что дает городам и деревням возможность жить в безопасности, спать крепко и пе тревожиться ожиданием ужасов войны, но быть всем уверенными, что, если какой враг и явится, он уйдет, скорее сам пострадав, чем причинив зло? Поэтому, когда при том отпоре, какой ты оказываешь внешним врагам, одни из твоих подданных ополчаются на других, не давая им участвовать в общих благах, разве они не унижают, государь, твоей предусмотрительности твоих забот и трудов? Как же своими поступками они не вступают в борьбу и с собственной твоей волею?

15. «Мы, говорит, наказывали нарушителей закона, не дозволяющего приносить жертвы, и тех, кто их приносит». Лгут они, государь, когда так говорят. Никто из этих людей, неопытных в судебном деле, не дерзок до такой степени, чтобы претендовать стать выше закона, говоря законы, разумею законодателя. Неужто ты поверишь, чтобы те, которые трусят и перед хламидой сборщика податей, смели ставить ни во что царскую власть? С их стороны это именно заверялось не раз у Флавиана, но изобличено ни разу не было. Так и сейчас. 16. Вот я вызываю этих печальников о законе. Кто видал кого-либо из этих людей, разоренных вами, за совершением жертвы на алтарях, чего пе дозволяет закон? Какой юноша, какой старик, какой мужчина, какая женщина [8], кто из жителей той же деревни, не согласный с приносившими жертву в религиозных убеждениях, кто из окрестных жителей? И вражда, и зависть внушает соседям не мало побуждений к тому, чтобы с охотой выступить с обличением, по однако никто не выступал ни из тех, ни из других, дай не выступить, боясь ложной клятвы, не говоря о плетях. В чем же доказательство вины, кроме заявления этих господ, что те приносили недозволенные жертвы? По государю этого не будет достаточно.

{8 Срв. стр. 192.}

17. «Значит, они не закалали?» спросит кто-нибудь. Конечно, закалали, но для трапезы, завтрака, приема гостей, причем быки закалались в особом месте, но пролития крови на какой-либо жертвенник не происходило, ни одна часть мяса не сжигалась, игра на флейтах не служила сигналом, возлияния не следовало. Если же несколько лиц, собравшись в какой либо веселой местности, заколов теленка или барашка, или того и другого, съедали, разлегшись на земле, одно в вареном, другое в жареном виде, сомневаюсь, чтобы они нарушали какие-нибудь из законов. 18. Ведь ты и не запрещал этого, государь, законом, по, заявив, что одного не следует делать, все прочее позволил. Потому, если бы они пили и со всякими воскурениями, они не нарушали закона, и также если бы все пели во время здравиц и призывали богов, раз не станешь ты оговаривать и ежедневный домашний быт каждого.

19. Был обычай многим поселянам собираться к знакомым вовремя праздников и принесши жертву, устраивать пир. Пока это дозволялось делать, они делали. После, за исключением жертвы, все прочее осталось дозволенным. И вот они внимали зову привычного дня и чтили его и местопребывание божества [9] теми обрядами, которые не были возбранены. Но чтобы и жертву приносить следовало, того ни говорил никто, ни слышал, ни уговаривал к тому, ни поддавался уговору. Никто из их врагов не может также сказать, чтобы был очевидцем жертвы или может сослаться на чье-либо о том показание. Если бы было то или по крайней мере другое, не стало бы терпенья, как бы они таскали к ответу, кричал? и обличали, да не в судилище Флавиано, но в форменных судах. Так расчет с их стороны был бы вернее: казнью некоторых из принесших жертвы искоренить жертвоприношение. 20. Но они скажут, предавать человека палачам, даже в случае, если бы он совершил самое страшное преступление, не их дело. Ho опускаю то, сколько народу перебили они в междоусобицах, не принимая в уважение даже общности наименования, чтобы кто-нибудь не отнес таких действий к неосторожности. Но если вы изгнали тех, которые собственными попечениями приходили на помощь бедноте в среде старух, стариков, сирот —детей, при том в большинстве страдающих всякими увечьями, то разве это пе убийство? Разве это пе смерть? Разве это не значит убивать, да еще самою мучительною смертью, голодом? Раз пропадало для них средство получать пропитание, оставалось, конечно, умереть. Значит, тех губя, вы губили без всякой вины с их стороны, а этих, закон преступивших, не стали бы губить? Так самый факт, что они избежали судов, обличает, что люди эти жертв не приносили. Таким образом тем, что убивали без суда, они приводятся к сознанию в неимении поводов к осуждению.

{9 'Έδος, «статуя бога». По толкованию Scliol. В2 ad orat. XV1II$126, vol. II pg. 290, 2 F, ?δη «не только постаменты, но и статуи богов». В указанном месте XVIII-ой речи такое именно значение несомненно.}

21. Если же они ссылаются мне на писания в тех книгах, которых, по их словам, они держатся, а противопоставлю им те действия против этих людей, какие они дозволяли себе с такой легкостью. Ведь если бы это не было так, они не стали бы вести и роскошной жизни. На самом деле, мы знаем, как они проводят дни, как проводят ночи. Правдоподобно ли, чтобы люди, не останавливающееся перед этим, стали бы остерегаться и тех поступков? Но столько святилищ во стольких деревнях уничтожено жертвою издевательства, наглости, корыстолюбия, нежелания совладать с собою. 22. Вот тому свидетельство: в городе Берое была медная статуя, Асклепий в образе красивого сына Клиния, где искусство воспроизводило природу. В нем было столько красоты, что даже те, кому представлялась возможность видеть его ежедневно, не могли насытиться его созерцанием. Нет столь бессовестного человека, который дерзнул бы сказать, что ему приносились жертвы. И вот такое произведете, отделанное с такой за-тратой труда, с такой талантливостью, разрублено в куски и пропало, и руки Фидия поделило между собою множество рук, Из-за какой крови? Из-за какого ножа? Из за какого обряда, законом исключенного? 23. Как в этом случае, не будучи в состоянии заявить о какой-либо жертве, они все же розняли Алкивиада, а вернее Асклепия, на несколько частей, лишая город статуи, служившей ему украшением, так, нужно думать, обстояло у них дело и с деревнями. Жертвы не приносил никто, а храмы, где жители отдыхали после труда, разрушены, большие и малые одинаково. И люди, тому подвергшиеся, напоминают потерпевших крушение, которые попадали с кораблей, на коих плыли. 24. Какая же из двух сторон заслуживаете наказания: те ли, кто соблюли законы, или те, кто противопоставили им собственную волю? Если недопустимо, государь, неповиновение твоим указам, и те, кто жертвы не приносили, оказываются послушными им, а противно им поступили те, кто погубили имущество, которое, по твоему решению, должно было оставаться за его владельцами, то люди, подвергшее наказанию, самым этим себя подводят под ответь, Ведь они подвергли возмездию, какому не надлежало, оставив жизнь тем, кого обвиняли, а постройки, которые, как предмет неодушевленный, обвинить нельзя было, срыв до