лаву поставили владыкою над землею и морем. Нет ничего важнее, что мог бы ты получить от них. В самом деле, тем, кто под именем друзей и попечителей внушают вредные мероприятия, пользуясь доверием к себе как средством вредить, не трудно наделать беды.
50. Но перехожу к этим людям, с намерением из сказанного сейчас извлечь доказательство их неправоты.
Посмотрим, почему, по вашим словам, был разрушен тот большой храм? Не по решению ли императора? Прекрасно. Итак разрушители были правы, раз они исполняли волю царя. А кто делает то, что государю не угодно, значит, неправ? Следовательно, вы как раз таковы, так как вам нельзя привести никакого подобного оправдания своего поступка. 51· Ответь мне, почему не тронут этот храм Судьбы, храм Зевса, храм Афины, Диониса? Разве потому, что вы желали бы их сохранения? Нет, но потому, что никто не дал вам воли их уничтожить. Α разве получили вы разрешение на те храмы, которые вы разрушили? Нет. Как же ее подлежите вы ответственности? Или как вы называете свой поступок наказанием тех, кто пострадал, в то время как они ни в чем не сделали ничего такого, что допускало бы обвинение?
52. Тебе, государь, можно было оповестить: «Пусть никто из моих подданных не признает и не чтит богов, пусть не просить от них ничего благого ни себе, ни детям, разве только про себя и скрытно, но пусть всякий будет на стороне чтимого мною и шествует принять участие в обрядах ему и свершать мольбы, как полагается свершать их ему, и преклоняет голову свою под десницу того, кто наставляет народ. Кто ослушается, тот бесповоротно подлежит смертной казни».
53. Легко было тебе обнародовать такой указ, но ты не пожелал же того и пе положил тем ярма на душу людей, но считаешь это верование лучше того, однако последнее не считаешь нечестием и чем-то таким, за что человека справедливо покарать. Но ты даже не преградил людям таких убеждений пути к почестям, напротив, и предоставлял им правительственные места, и допускал к своей трапезе, при том неоднократно и пил за их здоровье, и сейчас, рядом с некоторыми другими, сделал себе сотоварищем по должности, признав, что он для царства полезен, человека, который дает клятвы именем богов как прочих, так и твоим, и не гневаешься на то, и не думаешь, чтобы подобные клятвы тебя оскорбляли и чтобы человек, полагающий надежду свою в богах, был непременно негодным.
64. Итак когда ты не подвергаешь нас гонению, как не преследовал и тот, кто оружием обратил в бегство персов, подданных, державшихся в области верований противоположного ему образа мыслей, как же гонят их эти люди? По какому праву предпринимают они свои нападения? Как смеют в гневе покушаться на чужие поместья? Как разрушают одно, забирают и уносят другое, к обиде такого образа действий, прибавляя новую, тем, что гордятся своим делом?
65. Если, государь, ты одобряешь и дозволяешь эти действия, мы снесем их без печали и покажем, что привыкли повиноваться. Но если и без твоего дозволения эти люди будут нападать или на тех, кто от них спаслись, или тех, что спешно покидают свое местопребывание, знай, владельцы селений отстоят и себя, и закон.
Речь к антиохийцам, за риторов (orat. XXXI F = XXIX R)
1. Все вы готовы согласиться, антиохийские граждане, что я не из тех, кто не раз докучал городу, и что из за моих речей вам до сегодня не приходилось произвести никакой траты на учителей, ни большой, ни малой. Я предпочитал так поступать не потому, чтобы не рассчитывал иметь успех даже в случае, если бы просьба моя была немаловажна, но чем охотнее, как я знал, вы присоединитесь к моему мнению, тем больше считал я для себя обязательным проявлять осмотрительность. Но теперь, когда уже невозможно молчать, как бы я того ни желал, я выступаю, чтобы высказать то, о чем, с моей стороны, не заявить было бы несправедливым, и в чем с вашей стороны следует внять моему совету. Выйдет так, что кажущиеся жертвователи ничего не теряя, приобретут славу величайшей щедрости.
2. Если бы, далее, у меня была такая масса денег, чтобы их хватало и себе, и к устройству положения этих людей, я бы обратился к самому себе с тем увещанием, которое теперь обращаю к вам, и положив конец нужде друзей, радовался бы по двум поводам, и потому, что выполнил первый долг совести, и потому, что мне не пришлось выносить во всеобщее сведение ту нужду, обвинения в коей трудно было бы избежать городу, как бы осторожен я не был. 3. Но так как мера моего состояния одинаково устраняет для меня как надобность брать, так и возможность дать, остается, сограждане, чтобы с вашей стороны последовало исцеление. Так можете вы подавить и упреки обвинителей, если такие только есть. Ведь тем, чем вы сейчас поможете, вы покажете, что, если б знали это средство, давно бы уже применили его, и, может быть, иной перенесет порицание, с тех, кто не ведали, на того, кто не внушил.
4. Может быть, я вызову слезы у тех, в чьих интересах усердствую. Ведь когда я стану говорить и подробно изложу горькие обстоятельства бедности, естественно им, в то время, когда прочие смотрят на них, придти в уныние, по им лучше снести речи о бедности, чтобы избавиться от её золь, а вам нужно, если даже кое что в речи и будет вам неприятно, стерпеть с тем, чтобы впредь провождать жизнь, пользуясь доброю славою. 5. В самом деле, если бы я избрал предмет своей речи с намерением или их попрекнуть, или вас обвинить, я был бы недобросовестным человеком. Но так как я его избрал с тем, чтобы они перестали ощущать недостаток в деньгах, а вы пренебрегать теми, кем менее всего следовало бы, то естественно я должен бы быть признан благодетелем обоих, и тех кому даю совет, и тех, в чьих интересах я выступил. Больше же всего вы окажете внимания речи, если не захотите расходиться в образе мыслей так же, как в своем семейном положении.
6. Что же именно я разумею? Ни тот, у кого с самого начала не было детей, ни тот, у кого умерло много хороших детей, ни тот, кто отец только дочерей, ни тот, у кого дети, еще не нуждающаяся в руководстве риторов, ни тот, у кого они перестали в этом нуждаться, пусть никто из вас не считает себя вследствие указанных причин свободным от заботы по предложенному вопросу, как будто не будет и он с другими в убытке, если не восторжествуешь более правильное решение. В настоящем случае вы являетесь на совет о пользе города, которого являетесь сочленами все одинаково, если в отношении детей и разнитесь по своему положению.
7. На одном нужно сосредоточить свое внимание, на том именно, прекрасной и великой Антиохии полезнее ли при её настоящих бедствиях сохранить учителей красноречия или изменить постановку дела? Вам следует, конечно, пещись о том, что содействуешь богатству и блеску города, в особенности о том, что возвысило наш город и его нынешнего положения в ряду других. А это, если я не зря говорю, риторика и то обстоятельство, что сила слова сдерживает необдуманные порывы правителей. Следовательно, подобно тому, как те, у которых сила в оружии и победе в битвах, если они попустили бы, чтобы прекратилось ремесло оружейных мастеров, потерпели бы убыток в своем достоянии и погубили бы себя, так те, которые больше всего преуспели в умении держать речи, если не поддержать искусства красноречия, были бы за то в ответе.
8. Итак, что касается прочей неудовлетворительной постановки дела в школах, об этом речь после, а так называемым риторам, — их у меня четверо, руководителей молодых людей в познании древних писателей, — подобает теперь же найти средство придти на помощь. Что надо относиться к ним с вниманием и заботливостью, об этом выскажусь в немногих словах.
9. Если бы кто-нибудь спросил их: «Скажи мне, вы антиохийцы и родители ваши здешние? Или вследствие могущества врагов ваших или ожидаемого судебного преследования вы занесены сюда нуждою и страхом?» Они ничего бы такого не подтвердили. Но что же побудило их предпочесть отечеству чужбину? «Остерегаясь волнений, сопряженных с прочими областями деятельности и стремясь к безмятежности преподавательских занятий, ответили бы они, мы полагали, что, пребывая каждый у себя дома, проведем жизнь в незаметной работе и с малой разницей от людей, сидящих сиднем, в праздности, а в этот именно город нас манили блестящие и большие ожидания, за которые ручались многие примеры тех людей, скольких вы, приняв их бедняками, ничего не имеющими за душою, в скором времени превратили кого в хозяев обширных и хорошего качества земельных владений, кого в обладатели казны в золоте, серебре и прочем таком, что входит в обычное понятие капитала». «В ожидании этих благостынь, скажут они, спешили мы сюда, рассчитывая, что в надлежащее место снесем запас своего литературного образования и что и сами получим свою долю в том благополучии, какое было уделом прежних переселенцев». 10. Так подобает ли, аптиохийские граждане, чтобы опыт умалил былую славу и чтобы вы в лучшем свете представлялись воображению этих людей, чем оказались на самом деле, и чтобы они на первых порах явились с радостью, а потом не переставали пребывать в унынии, и перед сородичами которых покидали, им служило благовидным объявлением то, что отправляются за добытком, на который могли бы помочь и им самим, а на самом деле так мало может быть речи о посылке им, что куда как рады были бы получить оттуда, если б кто-нибудь дал? 11. Не обольщайтесь, прошу, их званием, ни тем, что они учителя, риторы, что восседают на кафедрах, ни прочей внешностью, но выслушайте истину от того, кто точно знаком с их положением. У одних из них нет своего домишка, а живут они в наемных помещениях, как штопальщики обуви, а кто купил, не заплатил еще долга, так что владелец в большем унынии, чем те, кто не покупали. Рабов у одного три, у другого два, у иного и тех нет, причем от того, что состав слуг так не велик, они наглы и дерзки к господам, почему одни нередко не достигают подчинения их себе, а другие не в той степени, как того требует их достоинство. Далее, один считается счастливым в том, что он отец одного сына, другому вменяется в несчастье большое число детей, третьему приходится остерегаться, как бы не впасть в ту же беду, четвертый представляется разумным в своей боязни брака. 12. Прежде те, которые учили тому же, что и они, посещали мастерскую серебрянника для заказа утвари и по часту вели разговоры с мастерами, то порицая недостатки в работе, то указывая кое-какие улучшения, то, примерно, расхваливая ее или торопя в случае медленности её, а у этих разговоры, чаще всего, — да не сочтет кто-нибудь мои слова неправдоподобными, — с хлебопеками, не им должными за хлеб и не по взысканию денег, но их, напротив, ссужающими хлебом в долг, при чем они вечно твердят, что заплатят и вечно просят о новом заборе хлеба и, в необходимости одних и тех же лиц избегать и гоняться за ними, они мучимы противоположными чувствами. Как должники, они избегают, как нуждающееся, преследуют их, и оттого, что не отдали, им совестно пред ними, а голод заставляешь глядеть им прямо в глаза. Потом, когда долг сильно возрастет, а средств отдать ни откуда не предвидится, сняв у жены, какие на ней есть, серьги или браслеты, проклиная свое ремесло ритора, они вручают их хлебникам и удаляются, — не о том, думая, чем возместить женам потерю, по за что из домашней утвари взяться потом. 13. Поэтому, кончая классные занятия, они не торопятся, как естественно после трудов, на отдых, но медлят и тянут время, потому что в доме, они зн