ут угождать сыновьям тех отцов, которые прислуживали их отцам, приносят жертвы богам и радуются за себя, за пославших и за посланных и напрямик говорят, что они вернутся грозою сената. 30. А у кого есть и дочери, они выдают их за воинов и никто из вас не порицает таких браков, а сенаторам рождают детей рабыни. Вследствие этого состояние совета уходит и чрез браки, и чрез Рим. Отец, так поступившей, в почете и по своякам своим, и в виду его надежд, между тем его следовало бы завалить всякими взносами и никому из пострадавших от его неправды не давать ему и вздохнуть свободно, и ради наказания, и дабы он был примером для тех, кто вредит сенату.
{18 κολοφών cf. ер. 346 μέγα δέ καϊ μείζον οτι βουλει καΐ κολορώά φασιν 'Εγκύτιον τον καλόν μετά πάσης ευφημίας έπιέναι την πάλιν, κολοφώνα επιϋέίναι обычное выражение у Либания, κολοφών см. II 549, 10,IV 36, 13, ep. 217. 647.}
31. Далее, кое кто из вас приводил уже и такое возражение на это, что нельзя ставить в упрек, если кто стремится к высшему сану. Но это меняет тот граждански порядок, в коем мы живем. В самом деле, кто оставить то звание, куда оп поставлен законом, и станет искать какого-нибудь высшего сана и ища его, не обидит другого, воин получить чин таксиарха, таксиарх стратега. Матрос станет в место кормчего, хоревт займет место учителя, виночерпий, бросив ковш, возляжет и станет пить с хозяином. 34. Почему же, однако, дезертиров стратеги предают казни дубинами? Легко и им сказать, что не сражаться лучше, чем подвергать себя опасности. Мы знаем, что бунтовщики против царя вызывают против себя войну я считаются повинными смертной казни.
Чего ради? На то мог бы ответить тот, кто устремился на царскую власть. Ведь господства предпочтительнее подчинения и повелевать лучше исполнения приказов.
33. Итак сохраняя свое место в общественной лестнице, каково бы оно ни было, сделаться па этом посту известным, доблестно и в том счастье, а делать нарушение законов средством добыть важное положение, разве это подобает? Разве может быть справедливым добытое неправдою? Плоду нельзя не походить па корень. Тот, кто нарушает справедливость тем, что не состоит сенатором, и избеганием этого звания достигает поста правителя, пусть знает, что это благо зло, так как оно недобросовестно добыто. 34. Ведь если кто-нибудь не захочет сидеть подле хворающей матери, нищей, у которой одно убежище сын, и отправившись под деревья, в сады, к цветам, там проводить время в свое удовольствие и затем будет судим за плохое обращение с родительницей, разве, скажи мне, спасет его то обстоятельство, что это времяпрепровождение приятнее того сиденья? О низкий человек, ты одно имел в виду, удовольствие, а что обижал, того не видел и не замечал, что лучше было ухаживать за больной матерью, чем валяться в цветах.
35. Да и надо рассматривать дело не с той точки зрения, легче ли не быть членом совета, чем отправлять его обязанности, но с той, благочестивее ли быть сенатором, чем не быть им. Λ если будет признано, что мнение этих людей не лишено основания, то зачем мы не восхищаемся разбойниками, которые убийствами прекращают движение на дорогах, оставив, как мы на самом деле поступаем, и рассмотрение того вопроса, чем обеспечивается для путников безопасность? Ведь и им надо предоставить увеличивать свое состояние, так как эти их кинжалы избавляют их от возни с быками, плугом, посевом и прочими работами землепашца и быстро их обогащают.
36. Но мы знаем, как то селение и весь живший в нем род был искоренен до грудных младенцев включительно распространившимся пожаром, потому что тогдашней государь озаботился, чтобы не вырастало снова это ненавистное племя [19]. Вот почему матерей с детьми в обятиях руки палачей сталкивали в гневе в огонь. А если бы они делали свое дело и обрабатывали землю, они и богатства неправо не наживали бы, и не погибли бы. Так и относительно настоящая случая. Пускай всякий будет благополучен, соблюдая справедливость, а изменяя ей и в том почерпая силу, пусть знает, что за такую силу он подлежишь ответу. Если он, благодаря самой силе своей, этой кары не понесет, он не в большей мере счастлив, чем если бы понес наказание.
{19 Maratliocupreni Amm. Marc. XXVII 2, 11—14, ерр. 1443. 1450.}
37. Не следует обойти еще одного обстоятельства, которое вызывает много нарекания. Вы, в руках которых сила, не помогаете тем, кто нуждается в помощи. Но одни продают свое имущество за недостатком тех, кто мог бы их поддержать, а вы спокойно относитесь в таким продажам, как будто вас эта беда нимало не касается. И самое худшее не то еще, а то, что за одни имущества вы сами уплачиваете цену, а другие предоставляете людям сильным и угождаете им в их трапезах чужим имуществом. И если кто-нибудь из них позарится на поле сенатора и, зарясь на него, дойдет до желания иметь его, быстро поспевает дело, и один вынужден продать, другой уже наготове купить.
38. А те, которые это уладили, считают, что отличились и, словно высокой стеной, окружили себя милостью купивших!.. Затем ежедневно являются к их дверям [20] и сопровождают к конским яслям, и рады, если им укажут сделать что-нибудь из обязанностей рабов. Плата же за это еда, питье, пьянство, насилия над людьми слабыми. Если Судьба кого-нибудь из этих вызываешь из города, они, пав на колени, мольбой о том, чтоб он оставался, лишают город дара Судьбы. Потом немедленно увещевают строиться. Тут собака подражает хозяйке, и сама строясь. А между тем сады, — утеха города, пропадают и всюду камни, дерево, плотники.
{20 Срв. orat. LII (Adversus ingredientes domos magistr).}
39. После того вы дивитесь правителям, что они, зная это, заносчивы? Что же следовало им делать? Уважать и почитать тех, кто сами себя подвергают унижению? Вы видите, по вашей вине уничтожено почетное положение сената. Как же может судья уважать человека, подольщающегося к тому или иному лицу, словно за чаркой вина, легко предоставляющая ему деревья своих сослуживцев, поборающего совет, в коем и сам занимает место? 40. Не увидишь ни быка, который был бы охочь прободать рогами коров, ни барана, который вспарывал бы ягнят ударами головы, ни петуха, нападающего на слабых цыплят. Так и в сенате первые не станут губить вторых и третьих. Это унижение и для предаваемых, и для предающих. В самой кажущейся прибыли заключается вред. Отчего иначе, думаете вы, народ так заносчив, своеволен и дерзок? О прочем говорить не стану, но какой крик недавно поднял он в театре, когда посредственный трагический актер не тотчас получил золото. Они рассчитывали, что вы молчаливо снесете и это, и расчет их был не плох. Вы даже не пикнули.
41. Станьте же лучше себя самих и равны отцам, которым можно было внушать страх правителям. Станьте гаванью для несостоятельных людей в составе сената и единодушно ищите пользы. И благополучие кого-нибудь одного пусть будет считаться общим, равно и бедствие. Ведь теперь мы злорадствуем друг над другом и одни притесняют, другие проклинают. Пусть ничто, даже самая смерть, не будет для нас страшнее, чем причинять зло отечеству.
42. Но пусть всякого привлекают в сенат, хотя бы то грозило неприятностью для его мошны. Разве не видите как Летой нередко, заводить о себе прекрасный рассказ Макрентий, Матерн, Юлиан, многие другие о своих битвах в защиту этих людей с префектами, которые обходились небезнаказно, но которые все же он считал доблестными. За вами числится ли что-либо подобное, возбуждающее к соревнованию? О чем вам вспомнить, чтобы поддержать свою добрую славу? Ведь об олимпийских победах, о пленниках, о военной добыче вам не говорить стать. Если же пи то, ни другое, к чему же, наконец, вы прибегнете?
43. Не оставайтесь же вечно на превратной дороге, будет старой рутины [21], сбросив с себя эту крайнюю вялость, верните сенату его процветание.
{21 αλις ορνός, пословица, срв. ер. 1082, Diogeii. I 62. Greg. Cypr. Leid. I 39. Marceli, praef. pro v. p. XXIII. Cic. ad Att. II 19, 1 cf. Anta. Pal. VI 254, Zeiiob. II 45, Sulzmann, Sprichwörter u. spr. Redensarten bei Libanios, S. 86.
Против Севера (LVII F)
1. Явились те, кому предстоит творить для нас суд и вняли, как подобает, восходящему богу, а клятвы пред нами, что вы действительно соблюдете справедливость, не требуется нимало. Ведь весь век свой прожили вы в уважении и охранении требований справедливости и ваш нрав может служить вместо клятвы, так что я вполне уверен, что вы решите не причинять никакой обиды, если даже мое общественное положите разнится от положения противников моих по процессу.
2. Итак я просил прямодушного Антиоха, чтобы, если бы даже нельзя было ему обвинять за его деяния Севера вследствие зависимости от него и легко представляющейся возможности пострадать, он сохранял бы по крайней мере молчание и по крайней мере этим, если не другим чем-либо, создал бы долг справедливости. А так как он и говорит много и упрекает и желал бы, чтобы я переменил убеждение и продолжал прежнюю деятельность [1], я молю богов, чтобы он переменил убеждение под влиянием моей речи, при чем наша дружба не пострадала бы ни от одного из этих нынешних столкновений. Если же он и будет досадовать, что, взяв меня, не повел к Северу, я попрошу извинить меня, что рвению его в защиту прочих людей буду подражать в своих собственных интересах.
{1 Срв. § 19, pg. 157, 8 F.}
3. Имейте терпение, судьи, выслушать мое объяснение, несколько издалека начинающееся. Дело в том, что вы убедитесь, таким образом, что и в своем настоящем образе действий я прав.
Отец поручил мне этого человека, после того как выразил одобрение моему великодушию в отношении вознаграждения, в уверенности, что тот, кто не даст, встретит одинаковый заботы с дающими. На второй год, подняв шум у дверей, ворвавшись в комнату и схватив сына, он повлек его на соревнование риторов, в суд, на процессы. 4. Я при виде этого сказал: «Его, в таком возрасте? Того кто лишь в преддверии искусства? Как снесет он мину судьи, как выдержит дерзновенные выходки адвокатов? Как внушительную обстановку судилища?» То слыша, он заявил, что я говорю пустяки и он уговорам не поддастся. Не быв в состоянии удержать его, я молил от богов, чтобы с отцом не приключилось какой беды от той безрассудности, которая заставляла его увести сына. 5. Но не прошло и третьего месяца, а распространился слух, что Север обладает великой способностью в качестве защитника, далее — величайшей, наконец, что все уступают ему, кто обычно побеждал. Были такие, что говорили, будто ради этого плачено было золотом колдуну и что заслуги его дело, его мудрости, а не искусство ритора и тому свидетельство отсутствие в речах какого-либо достоинства.