{40 Срв. Amm. Marc. XVI 11, 11: руками солдат был собран с полей варваров хлеб», и здесь о снабжении провиантом укрепления Трех Табери (Цаберн).}
{41 См. Amm. Marc. ХVI 12, 3, где говорится о посольстве от германцев с их дерзким требованием и о том, что Юлиан задержал это посольство до окончания работ по укреплению лагеря. О. Seech IV 260.}
{42 Такая речь цезаря Юлиана приводится Аммианом Марцеллином, при чем, разумеется, как обыкновенно у историков, всего скорее она, — фиктивная, XVI 12, 9—11.}
{43 Срв. Amm. Marc. XVI 12, 21: «И когда они (германцы) увидали что вся конница, как раньше сообщил о том вышеназванный (см. § 3) перебежчик, выставлена против них на правом крыле» и проч. (перев. Ю. А, Кулаков екаю, стр. 145).}
Требовалось, чтобы это расположение осталось незамеченным врагами, но того не дозволила низость нескольких перебежчиков. Когда же стала происходить переправа варваров, цезарь помешать ей не заблагоразсудил, хотя и была в тому возможность, но и не захотел сразиться, напав на малую часть их, но ринулся на них, когда их было уже тридцать тысяч [44], раньше, чем подошло во много раз большее полчище. Надо заметить, что они решили, как я слышал позже, чтобы не оставался дома никто из способных сражаться.. Достойно удивления и то, и другое, и то, что он не вышел на встречу первым, и то, что принял битву не со всею двинувшеюся массою. Первое не было бы заметным делом, второе сопряжено было бы с величайшим риском, и первое было бы делом человека с душой мелочною, второе — человека безрассудного. Вот почему он не преграждал дороги при переправе количеству, превышавшему, и при том значительно, численность его войска, но остановил своим наступлением дальнейший прилив врагов. 56. Между тем у варваров, все проведавших, храбрейшая часть войска построена была против отборной части римлян, а на правом крыле они поместили вспомогательный отряд, который они спрятали под прикрытием рва [45], заросшего высокою стеною частого камыша, — местность та была болотистой , где засевших было не видно. Однако они скрылись от взоров римлян, стоявших на крайнем левом крыле, но как только последние их заметили, с боевым кличем двинувшись беглым маршем, они преследовали их, подняв их с их места, и привели, благодаря им, в беспорядок около половины варварского войска, так как бегство передних рядов вызывало бегство следующих за ними. 57. Происходить в битве нечто подобное тому, что случилось в морском сражении коринфян с коркирянами. И в этой битве вышло так, что каждая сторона и побеждала, и терпела поражение. Именно верх одерживало с каждой стороны левое крыло, так что правое крыло римлян, окружавшее цезаря, было теснимо, отборные отборными [46]. 58. Даже знаменоносцы, которые наиболее приучены сохранять строй, и те не соблюли обычая. Но как только они подались, цезарь зычным голосом. уподобившись в речи своей сыну Теламона, — тот выразился, что с гибелью кораблей эллинам нет возврата, — сказал, что в случае поражения все города запрутся для них и никто не дает им пропитания, и присовокупил в заключение, что, если они решили бежать, то придется им, сперва его убив, потом уже удариться в бегство, так как, пока жив, он того не допустит, при этом он указываете им на тех из варваров, которых гнали обратившие их в бегство римляне.
{44 Amm. Marc. ΧVI 12, 26 насчитывает 35000 вражеского войска.}
{45 О засаде, но без точного описания её, упоминает и Аммиан Mapцел лин, XVI, 12, 23, о рвах, служивших прикрытием, говорится в 27–ом §.}
{46 Об этом см. я у Аммиана Марц, § 37. Но ободряющая речь цезаря у Аммиана Марц., $ 40, — по содержанию не соответствует ее содержанию у Либания.}
59. Когда же те одно услыхали, другое увидали, и ело вами были пристыжены, а бегству врагов порадовались, они повернули во фронт и снова вступили в бой, и позор этот прекратился, и всякий принимался преследовать врага. Дело дошло до того, что и охрана обоза, что находился на вершине горы, возгорелась желанием принять участие в деле. А когда они устремились и стало очевидно их спешное наступление, они внушили варварам представление о прибыли войска, и никто уже не хотел оставаться на месте. 60. Так равнину покрыло восемь тысяч трупов, Рейн, устилали утопленники, жертвы неумения плавать, [47] у острова реки переполнились трупами, когда победители двинулись на тех, что прятались в лесах. Варварам, и самым далеким, уносимые потоком трупы и доспехи приносили весть о битве. 61. Важнее всего было то, что, устроив облаву на обитателей островов, на этой охоте они захватили с подданными и их начальника [48]. Держа его за руки, не снимая с него оружия, они повели этого чрезвычайно рослого и видного собою человека, обращавшего на себя все взоры своею фигурою и нарядом.
{47 Аммиан Марц. XVI 12,63: «Из аламаннов насчитали шесть тысяч трупов, простертых на поле брани, и целые кучи мертвых тел (срв § 5 о «неумевших плавать») унесла река в своих волнах». То же число у Зосимы III 3.}
{48 Хонодомарий, наружность коего и костюм обращаясь внимание и историка, см. § 24, по Марцеллину, § 58–60, захвачен при несколько иных обстоятельствах Беседа его с Юлианом см. § 65. Поминая о захвате в этой битве варварского царя в письме к афинянам, Юлиан, pg. 279 С, не называет его по имени. Seeck 262 fg.}
62. И вот солнце, что взирало на этот подвиг, закатилось, а этим человеком цезарь, призвав его к ответу в его дерзких предприятиях, восхищался, пока он говорил с достоинством, а когда первые благородные речи он заключил униженными мольбами, проявив боязнь за жизнь и помянув о её сохранении, почти возненавидел его. Однако он не причинил ему никакой беды и не заключил в оковы, в уважение его недавнего высокого положения и в думах о том, сколь много силы в одном дне.
63. Какой из праздников, справляемых у греков, пошел бы в сравнение с тогдашним вечером, когда участники борьбы пили друг с другом, считали друг перед другом, скольких они сразили в бою, и одни смеялись, другие пели,. третьи грозились, а тому, кому не давали есть раны, достаточным утешением были самые эти раны? 65. Ведь и во сне, должно быть, они побеждали варваров и в течение ночи услаждались той отрадой, какую им доставили дневные труды, поздно, да, очень поздно воздвигнув трофей над варварами, и нежданному успеху радуясь тем сильнее. 65. Однако от природы ли трусливых Юлиан превратил в людей доблестных, внушив им отвагу, будто некий бог? А что может быть выше сверхчеловеческого могущества? Но не губила ли благородные натуры низость вождей? А что может быть похвальнее, чем заставить достойных людей выказать силу своих достоинств? Но не бог ли какой незримо облагородил их дух? А что может быть почтеннее, нежели сражаться с подобными союзниками? Ведь и афинянам, полагаю, что они с помощью Геракла и Пана свершили пресловутый подвиг при Марафоне служить в вящей славе, чем, если бы они в силах были свершить его без богов.
66. И вот иной, пожалуй, вслед за столь крупной победой, распустив войско, сам, явившись в город, усладил бы взоры, дал бы отдых душе конными ристаниями и театральными утехами. Но не он. Но знаменоносцев, чтобы они знали, как держаться в строю, он подверг наказанию [49], не отнимая жизни, пощаду от казни даровав им во имя победы, а упомянутого человека, высокого ростом, царя, посылает в качестве военнопленного к Констанцию, вестником собственных невзгод. [50] полагая, что самому надлежит трудиться, а подобные призы уступать ему, Ахилл, уступающей добычу Агамемнону. 67. А тот провел его в триумфе, и величался, и окружал себя славой на счет опасностей другого, [51] так как и того властителя, переправившегося вместе с упомянутым, который увещевал последнего не сражаться, напугав тем, что происходило, он принудил, бежав, попасться в руки Констанция, и благодаря Юлиану, последний стал владыкою обоих царей, при чем один сдался сам, другой был взят в плен.
{49 По свидетельству Зосимы, III 3, 4-5, всадников, виновных в отступлении, Юлиан наказал, водя их по лагерю одетыми в женское платье, «считая для воинов такое наказание пуще смерти.»}
{50 Об отсылке Хонодомария (Хнодомара) см. и у Юлиана, в письме к афинянам, pg. 270 С.}
{51 Слова, получающие особое значение, если сопоставить их со слухами, сообщаемыми Аммианом Марцеллином в самом конце XVI-ой книге его Истории.}
68. Но возвращаюсь к тому, что с ним не произошло того же, что с другими, кто побеждают, кого победы заставляют предаваться удовольствиям и беспечности. Нет, он, после того как предал земле павших в бою, не позволил воинам, как они того ни желали, сложить оружие [52], но считая свершенное дело делом людей, пришедших на помощь собственному отечеству, и полагая, что доблестным людям надлежит сверх того отмстить за то, чему они подверглись, повел их во вражеские пределы, внушая им в своих речах, что остается сделать небольшое усилие, скорее наслаждение, чем труд, так как варвары напоминают раненого зверя, ждущего второго удара. 69. И он не обманулся. После переправы взрослые люди, попрятав в лесах жен и детей, спасались бегством, а он истреблял огнем деревни [53] и вывозил все, что было спрятано, и деревья тому не мешали, и тотчас явилось посольство с речами, выражающими покорность [54] и подобающими настоящему их бедственному положению. Они заключались в просьбе остановить свое наступление и, прекратив истребление, впредь относиться к ним дружественно. Он заключаете перемирие, а сроком его служит одна зима, время года, когда и без без перемирия получишь, пожалуй, роздых.
{52 Срв. Амм. Марц. XVII 1, 2 о преодоленном Юлианом противодействии армии его решению продолжить наступление за Рейном.}
{53 Срв. Амм. Мирц. XVII 1, 7.}
{54 Амм. Марц. XVII 1, 12:… «через посланных просили мира в самом униженном тоне». Срок перемирия у Юлиана десятимесячный.}
70. Столько предоставил он побежденным, а сам не пожелал сидеть сложа руки, но среди зимы, во первых, окружив тысячу фрактов [55], коим одинаково в усладу снег и цветы, в то время как они грабили некоторые деревни, среди коих находилось покинутое гарнизоном укрепление и заперев их в последнем, захватив их голодом, отправил их связанных к главному (императору), [56] вещь самая необычайная, так как у них обычай или побеждать, или пасть на поле битвы. Однако они были связаны, потерпев то же, полагаю, что лаконцы на Сфактерии. Итак император, получив их, называл их подарком и, включив их в составь отрядов, считал что ввел в их число будто башни [57]. Так каждый стоил нескольких человек.