схищаюсь сочинителем того изречения, где говорится, что замысел причастный мудрости сильнее множества рук. Ею располагая, все вместе соображая, император видел будущее нисколько не хуже настоящего, происходящего в данный момент. 107. И вполне естественно. Ведь между лагерями было сто пятьдесят стадий расстояния, а начали они преследование до полдня, приблизились же в стене уже поздно вечером [86]. И вот все принимая в соображение, труд действия оружием, длительность преследования, палящей зной солнца, чрезмерность жажды, приближение ночи, лучников на холмах, он требовал, персами пренебречь в повиноваться обстоятельствами 108. Итак. если бы они вняли этим словам [87] и горячность их не восторжествовала бы над увещанием, ничто бы не помешало тому, чтобы и противники были повержены, как в настоящем случае, и победители были спасены. Как все произошло в действительности, чем кто больше станет винить их, тем больше возвеличивает он императора. Ведь те, кто потерпели неудачу по неповиновению своему, прославляют совет увещавшего. 109. Я же называю победами царей и те, какие они выполняют в сообщества с другими, но гораздо более почетными считаю те, участников в коих нельзя назвать. Поэтому, как бы кто-либо не настаивал на том, что не все произошло для воинов согласно их ожиданиям, ничто бы не помешало им не во всем иметь успех, а ему всюду победить и первых тех именно, чьи расчеты оказались слабее, чем его.
{86 Срв. определения времени orat. LIV § 5, vol. IV pg. 74, 7.}
{87 Срв. Ruf. Fest., brev. 27 Eutrop. X 10, 1.}
110. Надлежать рассмотреть и доблесть участников сражения и сделать всем очевидным, исходя из каких невыгод своего положения, каковыми они себя выказали. Итак, во первых, вступив в схватку с латниками перед стеною, они изобретали более сильный способ вооружения. Пехотинец, отодвигаясь с дороги, αο какой несся кояь, для него его напор делал тщетным, а сам во время скачки мимо него ударял всадника по виску дубиной, сбрасывал его с седла и затем без труда расправлялся с ним [88]. Затем, не уснели они приложить руки к стене, и все сооружение, от парапета до первого основания, было разрушено, и не было того, кто был бы в состояниа помешать тому. 111. Для меня было бы очень ценным назвать и того, вто первый проломал ограду, и распространиться о его мужестве,—ведь это, пожалуй, не менее приятно для слуха, чем огонь, который охватил корабль фессалийцев. Но так как время не дозволяет, нужно, конечно, чтоб течение речя не было случайным.
{88 Иной прием ovat. XYII1 § 26 Л vol. 11 pg. 3Γ>2, 6 sqq.}
112. Итак ограда была повержена в лоск, а они устремились потоком, считая недостаточным все, что удавалось сделать, расхищают палатки, непосредственно получая плоды труда, только что выполненного, кого захватили, всех тех убивают, только бежавшие спаслись. Когда же произошло столь блестящее поражение, дело требовало более блестящего, если было это сколько нибудь возможным, дня для завершения подвигов, но после того как оно сбилось на ночное сражение, поражаемые стрелами с холмов, уже поколебленные в своей решимости ломавшимися у них в теле стрелами и дротиками, лишаемые ночною тьмою возможности ориентироваться, наступая на легковооруженных, сила коих заключалась в действии с расстояния, утомленные на свежие войска, гоплиты, правда, потеряли доблестных мужей, но все же прогнали врагов с их позиции. 113. Впрочем, кто бы выдержал их мужество в сочетании с рассудительностью, когда, сколько ни встречало их неблагоприятных обстоятельств [89], ни одно не заставило их изменить строгому боевому порядку до самого конца сражения? Кто бы не призвал, что персы были явно побеждены, если они переправились за реку с намерением овладеть чужою землею, но, не смотря на столько выгод, отказавшись от своих надежд, поспешили удалиться? 114. Итак, является ли для кого либо признаком превосходства рассудительность, император своими решениями показываешь свое превосходство и над собственными подданными, и над врагами, угоднее ли кому исследовать простые факты, одни, покинув лагерь, устремились на плот, а из наших одни, павши, духом победили, а телом изнемогли, другие, возвратившись, не раньше удалились домой, чем очистили страну от врагов. Не прибавляю еще того, что природа местности более повредила, чем сила врагов, ни того, что персы завязали бой при содействии даже женщин [90], а у нас лучшая часть войска даже не участвовала в битве.
{89 Ruf. Fest., brev. 27.}
{90 Срв. vol. II. 281), 16 тоже выражение ои σνναοάμενοι τον κινδννον orat. XVIII § 104).
115. Теперь, наметив три предела, произведем так оценку, один — до битвы, другой — в самом действии, третий — во время поражения.
116. Итак они и высадку устроили и навели мост через реку, не силою оттеснив тех, кто преградили им путь, но получив к тому возможность вследствие нежелания их противников помешать им, высадившись же и осмотревшись, они по выбору своему заняли сильную позицию, а не так, чтобы по недостатку боевой силы поспешили на первое попавшееся место. 117. Следовательно, до этого момента с их стороны было присвоение, когда же войска сошлись, вместо того, чтобы принять нападение наступающих и затеять битву в рукопашную, они начали с бегства. Запертые же в ограду, не защищали даже стены, но покинули и оборонительное сооружение, побросали сверх того и богатство в палатках. Те же, которые были застигнуты, в беспорядке валились и узрели сына царя [91], наследника его власти, взятым в плен, подвергнутым бичеванию, пронзаемым, немного спустя зарубленным. Если что либо, где либо и предпринималось, то, что происходило, было делом хитрости, а не мужества.
{91 Срв. Jul., orat. I pg. 24 1).}
118. Так было в битве, а вслед за нею трупов они не подобрали, но поспешили бежать, мосты развели, отплатить же новой битвой [92] за избиение даже во сне не чают. И тот, кто обладал такою мощью и мужественный только в угрозах [93], вырывая, уничтожал те волосы, которые раньше украшал, и с частыми ударами в голову оплакивает убиение сына, оплакиваешь гибель войска, оплакивает страну, оставшуюся без земледельцев, принимает решение отрубить головы тем, которые не добыли ему, как подобало, римского благосостояния 119. Об этом оповещает не слово наше, составленное для угождения, а прямыми словами те перебежчики, что рисковали жизнью. Им нельзя не доверять. Не станут же они услаждать выдумками об опасностях? Вот что не оставляет сомнения в победе, как то было в победе при Танагре и, клянусь Зевсом, тегеатов и мантинейцев при Орестиде.
{92 άναμάγομαι см. vol. 1 p. 10–1, 8 (orat. I § 44), vol. 11 p. 211, (orat. XVII § 10). Jul. or. I p. 240 D. Themist. or. IV p. 57 b.}
{93 Jul. or. I p. 23 D — 24 A.}
120. Могу сказать нечто гораздо более важное, чему не стал бы, думаю, противоречить и сам персидский владыка. Обеими сторонами признано, что оставшееся в ночном сражении ушли назад. При таком положении дела необходимо одно из двух, или, будучи побежденными, бежать, или, победив, все же остеречься будущего. Итак, если предположим первое, ясно, что победа была на нашей стороне. Если же, одержав верх в ночном сражении, они не дерзнули больше выступить против, победа еще гораздо больше оказывается па стороне императора. В самом, деле те, которые победили вступивших с ними в бой, но не выступили против его десницы, всем, конечно, сделали очевидными что мощь царя не в сопровождающем его войске, а в его собственной натуре.
121. Он не был на войне таковым, а в остальном не дающим никакого повода к восхвалению [94], но, будучи так славен в бою, в прочих делах был более выдающимся, чем на боевом ноле, так что можно было говорить: «царь хороший и сильный боец». Он не считает, что, если окажется более других свирепствующим, то тем проявить свое превосходство над прочими, но если больше прочих наслаждаясь кротостью, не менее оттого восторжествуете над всеми. 122. Не считаете он опять таки царственным приводящую в смятение грозу во взоре [95] но, полагая, что такая прилична сумасшествию, причисляет ее к недугам, суровость в обхождении признавая свойством тирана, а доступность права соединяя с положением правителя [96], гордится не тем, если страхом скрепляет государство, но если его охраняете любовь к нему подданных [97], способный отплачивать за расположение, прощать за промах, недоступный ревности, сдержанный в гневе, господин над чувственными удовольствиями, — он полагаете, что не подобает над городами властвовать, а собственным душевным слабостям потворствовать [98], человека таких качеств он считаете достойным наименования не владыки, а скорее раба, — неуязвимый перед телесной красотой [99], непобедимый в борьбе с неуместным гневом, то, что сам придумает, совет о том предоставляющей во всеобщее пользование, а советы других не уличающий надменным к ним отношением, но на деле подтверждающий древнее изречение, что и это дело разума — уметь высказываться за мнение наилучших людей, не декламирующий без конца бессодержательной речи, но в немногих словах сосредоточивающий массу содержания [100], никого опрометчиво не вписывающий в число приближенных, а кого раз включил, не привыкший вычеркивать, и не расходующей в течение времени привязанность, но в силу привычки простирающей свою любовь, всего менее способный вступать в борьбу из своекорыстия, быстрый в благодеяниях, медлитель в наказаниях [101], привычный оказывать милосердие бедности, а к богатству не привычный относиться с завистью, не изобретающий наказания преступникам, а рвением к себе отвращающий от преступлена, до такой степени изощрившийся в воздержности, что стыдится даже названия бесстыдства [102], от клятвопреступления же настолько сторонящийся, что осторожно относится и к строго соблюдаемым клятвам, не приучать желудка к голоду считающий почти наравне с трусостью [103], постоянно увеличивающий список своих величайших подвигов [104], но никогда ничем не хвастающийся, быстро сообразующийся с обстоятельствами, однако не соединяя с этой быстротою без порядочность, не на количестве воинов питающий уверенность в победе, но ожидающий успеха в созвании благочестия, не упускающий ничего в тщательности снаряжения, но доверяя благосклонности божества больше, чем оружию, в победе, никогда не потерпевший неудачи ни в каком предприятии, но с величайшею легкостью готовый перенести ее, если бы ее и потерпел, ни печалью пришибленный, ни мелочный в ликовании, но, отринув резкие проявления того и другого чувства, сохраняющий сдержанное выражение лица; восхваляющий доблести окружающих, а не такие их качества исправляя молчанием, — да, то, в чем другие вразумляют попреками, то этот государь исправляет молчанием [105] так что своими похвалами он свидетельствует о дельности того лица, а, с другой стороны, молчанием своим в обратном случае, он нисколько не хуже излечивает погрешности и в то же время избегает тягостности попреков, — не на сон и отдохновение употребляющий мирное время [106], но обращающий эти минуты отдыха на упражнение в военном искусстве, и не привлекающей разнузданность в орхестре для своего увеселения, но изощряющий душу к мужеству зрелищем скаковых коней, всех легче способный вскочить на коня, и более меткий в стрельбе, нежели те, что восхваляются в искусстве стрельбы из лука у Гомеpa [107], души подданных освободивший как нельзя более от стеснения и указавший для них меру повинностей в размере потребности. Поэтому, установив в таком направлены власть, он прожил с большею свободою действий, чем желал, и с большею безопасностью, чем каждый из частных лиц.