17. Это зло и эту тучу устраняете император Юлиан, который одновременно носил в руках и оружие, и книги, навьючив на многих верблюдов это бремя, не вино, благовония и мягкие постели, что большею частью, следовали за его предшественником. И труд был юношам слаще лени, как ахейцам война — плавания, после того порыва, который они восприняли от Афины.
18. Но это поправление сделало кратковременным неправое оружие в персидской земле, которое его убило, а юношей снова отбило от ученья. Но если бы злой демон не позавидовал городам, человеческая жизнь, во всем преуспев, в особенности достигла бы высокого превосходства в красноречии.
19. Итав, в то время как один в течение долгого царствования воевал с красноречием, а другой, чтивший риторику, лишь появился, и отошел в вечность, некая нерешительность напала на юношей. При такой её степени, и я, признаюсь, был виновен в некотором вреде. Одно и то же мне принесло славу честности, а у учеников наших вызвало небрежное отношение. Что же это? Что каждый из являющихся ко мне волен давать вознаграждение или лет. И нужде людей недостаточных стала подражать собственная воля людей богатых, вернее, из состоятельных^ одни вносили, другие нет. 20. Когда же не дававших становилось больше, и по этому самому они становились менее рачительными: возможность получить даром заставляете брать не с такою готовностью; за что кто не вносите платы, о том не скорбите, если не приобретет. И вот, когда это большинство, б котором я сказал, было дурно настроено, с ним увлечена была и та часть учеников, что платила гонорар. И ими они были больше увлечены к беспечности, чем те этими к исправлению. Полагаю, легче, конечно, и приятнее ничего не делать, чем трудиться, так что и этим мало было выгоды от того, что они давали.
21. Явилась и третья причина погибели дела. И пусть будет достойным и пусть восхваляется это препятствие, если угодно, но оно было все же величайшим препятствием силе словес. Все прочее время юношей из мастерских, тех, которым забота о насущном хлебе, можно было видеть отправляющимися в Финикию для усвоения законов, а юноши из богатых домов, у которых и род знаменит, и со-стояние, и отцы, отправлявшие литургии, оставались в наших школах. И казалось, что изучение законов признак низ-шаг о положения, а не нуждаться ни в чем из того признак высшего, но теперь много посылок многих для этих занятий, и юноши, умеющие говорить и способные взволновать слушателя, спешат в Верить, будто на перебой. 22. Они не замечают, что, вместо того, чтобы прибавить, меняют одно на другое. Ведь не бывает, чтобы одно знание сохранялось у владеющих им, а другое усваивалось сверх него, но одно может быть усвояемо, а другому невозможно не улетучиться. Действительно, невозможно, чтобы умственной способности хватало одновременно и к приобретению этого знания, и к сохранению того. Но тот, кто при-лежит к этому, оставляет то, так что они выиграли бы, все время отдавая законам, чем тратя попусту большую часть его. 23. Далее, хорошо ли они поступают, преследуя задачу усвоения законов, как предмета более полезного, в этот вопрос, полагаю, вдаваться не следует — ведь сегодня не выпадает срока для решения судом преимуществ законов над красноречием, но достаточно для меня доказать, что вложенное путем предшествующих занятий искусство красноречия необходимо вытесняется вторыми и это второе знание укрепляется, а первое исчезает, у одних вполне, у других в немалой мере.
24. Сверх сказанных, столь важных, доводов, есть теперь и другой, который опущу, дабы не показаться кому-либо завистливым. Перейду к тому, что составляет суть вреда, же отцы не грозят детям, не оставляют без обеда, без ванны за их нерадивость, не наказывают одних, не стращают других, что выгонять, что откажутся от них, что оставят наследство другому, но хвалить не могут, а бранить не смеют, и предоставили свое место им, а их себе, так что сыновья смотрят гневно, а отцы робеют. 25. Юноши, забрав такую волю, спят, храпят, пьют, пьянствуют, кутят, а учителям дают понять, что, если те не будут терпеть все, уйдут в другим, а отец не удержите. Δ несчастные отцы, говоря словами Андромахи, разделяют и пристрастия своих сыновей. И иной, случается, уже хвалить сына, пускающегося в незаконную связь, восхищается, когда он наполняете школу дракой и беспорядком, и за что подобало бы задушить, то, по его уверению, дает ему силу в зрелом возрасте.
26. Это нужно было видеть тем, кто попрекают, это принять в расчет, это считать виною того, что юноши не достигают до совершенству в красноречии, а не перескакивать через действительные причины, а несуществующая выдумывать, и истинные оставлять в стороне, а распространяться в жалобах на ложные, и вдвойне преступать границы справедливости, и в том, что замалчивают, и в том, что утверждают.
27. Вот какие и еще другие обстоятельства отняли у нас росте красноречия, которое должно преуспевать среди юношей. Но все же, при стольких невыгодных условиях, сказал где-то Демосфен, — не стану хвастаться, не скажу с некоторым преувеличением действительности, что я наполнил риторами три материка и все острова до Геракловых столпов, но скажу лишь столько, сколько могу и доказать, что у меня есть дети, — так подобает назвать тех, кто воспользовались моим курсом, — одни во Фракии и великом городе, другие в Вифинии, третьи в Геллеспонте, в Карии и Ионии, можно найти, если угодно, и у пафлагонцев, и у каппадовийцев, там немногих, немного и являлось оттуда к нам, но кое-кого можно найти. 28. Многих можно видеть и в городах Галатии. не менее в Армении. В свою очередь большее их число — киликийцев, а еще больше, чем их, сирийцев. Если отправишься и на Евфрат и, переправившись за реку, явишься в города по ту её сторону, встретишь некоторых из моих друзей, пожалуй, не плохих ораторов. Обязана мне некоторою признательностью и Финикия, и Палестина, и с нею Аравия, исавры, писиды, фригийцы. 29. И говорю это не в том смысле, чтобы все, отовсюду от меня принесли домой свою силу речи, но в том, что каждая область получила от меня нескольких риторов. Умалчиваю об умерших, о каковых если бы сказал, что они составляли величайшую для меня честь, думаю, не обидел бы тех, кто в живых. Одни из них мои сограждане, два тезки галаты, и каппадокиец прошлый год, и киликиец недавно и, кроме них, финикиец. Их и одних, если бы они дожили до старости, достаточно было бы, чтобы увенчать меня славою.
30. «Кто из них, скажет противник, заняли положение учителей? Никто». Но ведь они и не имели этого намерения, быв к тому весьма способны, если бы пожелали. Итак, если они не обладают к тому способностью, докажи. Если же, при наличности её, они предпочли обратиться к другой профессии, это не может быть признаком неспособности, но нежелания. Ведь от многого, что мы могли бы делать, если бы предпочли, мы уклоняемся, одни без всякого основания, к тому склоняющего, другие и потому, что препятствуете то или другое соображение. 31. Сколько людей, обладающих силою, не записались в число атлетов? Множество. Сколько людей, воинственных по характеру, не сделались воинами, сколько властных по натуре людей, предпочли быть в подчинении у других управлению городами? Оставляю в стороне прочих, но мой младший дядя, нимало не уступавший старшему качествами этого рода, в некоторых отношениях даже опережавший его, отклонил от себя много должностей, предпочтя положение декуриона званию правителя. Мог бы назвать тебе много декурионов, которые продолжают поступать так же, в то время как давно уже можно было бы пройти ряд начальственных должностей и наводить страх, подобно некоторым, кто, вкусив власти, становятся надменны.
32. Что же, следовательно, удивительного, если, как другим, умеющим править, полезнее показалось быть в подчинении, так некоторые, способные обучать, решили не идти по этой дороге? Если нужно мне сказать и о причинах этого, не странное что либо сказал бы я, но то только, что ясно и ребенку: видя, что занятие это в пренебрежении, и подрыто, и не приносить ни славы, ни силы, ни дохода, но вместо этого тяжкое рабство и что много господ: отцы, матери, педагоги, сами юноши, у которых произошло самое странное извращение понятий, когда они думают, что преподающий красноречие нуждается в ученике и убыток в случае неусвоения ложится на преподающего, а не на того, кто не получил обучения, видя это, они избегают дела, которое стало бедственным, как пловцы подводных утесов.
33. Но глядя на меня, кто захочет этой профессии? Я представляюсь благоденствующим, но живу несчастнее заключенных, снося приказы, и вынужденный одних и тех же лиц ненавидеть и задабривать, первое вследствие того, что я от них вынес, второе ради того, чтобы не претерпеть больше и пущих испытаний. Таковы нынешние отцы. Тех, чьими учениками они делают своих сыновей, они стараются погубить и, если не смогут этого, отводят душу злословием по их адресу.
34. Порядки вовремя публичного исполнения речей кого из людей с здравым смыслом не убедят считать преподавание бедствиями? Кого не пригласишь, — враг, позовешь ли кого, досаждаешь. Тому, кто допустил хоть небольшой промах, нет снисхождения, а кто отличился, тот вызывает много зависти, и в обоих случаях немало достается злословия. Далее, тот, кто не взимает денег, и не получить, а взимающему давший их объявляет войну. Наблюдая подобный и еще многие сверх этих неприятности и тягости, удивляться ли, что люди благоразумные боятся их?
35. Однако, если всячески нужно, чтобы я оказался учителем учителя, взгляни на этого Каллиопия, который довольствуется вторым местом, а мог бы, если б захотел, занимать первое. Опущу доказательства этого. Ведь то, что сейчас незаметно, со временем обнаружится. Многие, подобные ему, занялись судебными процессами, видя, как чело-век стенает, в какое бедствие впутался, взяв его на себя. 36. Если же кто станет настаивать, что в одном этом оказалось столько способности, все же, раз он признает, что хоть за одним оказывается способность преподавать, он допускает, что я могу сделать некоторых способными к преподаванию. Ведь от одного и того же красноречия могла бы явиться способность у многих, как от одних и тех же рук быть брошено посева на много плефров.