[479] был первый объявлен избранным в преторы, мне было легко понять, квириты, как вы сами судите обо мне и как велите поступать другим. Ныне же, когда я обладаю всем тем авторитетом, какой вы пожелали мне дать, предоставляя мне почетную должность, и всей той способностью говорить с народом о делах государства, какую деятельный человек мог приобрести, почти каждый день произнося речи в суде на форуме, я, разумеется, весь свой авторитет, каким только обладаю, употреблю на пользу тех, кому я им обязан, а свое ораторское искусство, если я в нем чего-то достиг, постараюсь показать именно тем людям, которые своим суждением сочли нужным вознаградить меня также и за него. (3) При этом я особенно радуюсь тому, что мне, человеку, не привыкшему выступать с этого места, предоставлена возможность говорить о таком деле, по которому всякий найдет, что́ сказать. Ведь мне предстоит высказаться об изумительной и выдающейся доблести Гнея Помпея. Говоря о ней, легко начать, но трудно кончить. Поэтому мне не следует быть многоречивым, а надо соблюдать меру.
(II, 4) Итак, — дабы начать речь с того же, с чего началось все дело, — тяжкой и опасной войной пошли на ваших союзников и данников два могущественных царя, Митридат и Тигран, которые — первый, будучи оставлен нами в покое, второй, усмотрев вызов с нашей стороны, — сочли, что им представился случай захватить Азию[480]. Римские всадники, весьма уважаемые люди, поместившие большие деньги в дело сбора податей и налогов[481], взимаемых в вашу пользу, получают ежедневно вести из Азии. Пользуясь моими связями с их сословием, они поручили мне при ведении этого общегосударственного дела защитить и их собственные интересы. (5) Им сообщают, что в Вифинии, которая ныне является вашей провинцией[482], сожжено много сел; царство Ариобарзана[483], граничащее с землями ваших данников, все целиком находится во власти врагов; Луций Лукулл, совершив большие подвиги, перестает руководить военными действиями; его преемник[484] недостаточно подготовлен для ведения столь трудной войны; одного только человека настоятельно требуют в императоры[485] и все союзники, и все граждане; только его одного боятся враги, а кроме него — никого.
(6) Каково положение дел, вы видите; теперь подумайте, что же следует делать. Мне кажется, сначала надо поговорить о характере этой войны, затем о ее трудностях и, наконец, о выборе императора.
По характеру своему война эта такова, что вы должны проникнуться и воспламениться желанием довести ее до конца. Дело идет о завещанной вам предками славе римского народа, великой во всех отношениях, но более всего в военном деле; о благополучии наших союзников и друзей, ради которого наши предки вели не одну трудную и тяжкую войну; о самых верных и богатых источниках доходов римского народа, с утратой которых вы лишитесь средств и для радостей мира, и для ведения войны; об имуществе многих граждан, о которых вам следует заботиться как ради них самих, так и в интересах государства.
(III, 7) И так как вы всегда стремились к славе более, чем все другие народы, и жаждали хвалы, то вы должны смыть пятно позора, павшего на вас в первую войну с Митридатом; глубоко въелось это пятно и слишком долго лежит оно на имени римского народа: ведь тот, кто в один день одним своим приказанием, по одному условному знаку перебил и предал жестокой казни всех римских граждан во всей Азии, в стольких ее городских общинах, до сего времени не только не понес кары, достойной его злодеяния, а царствует уже двадцать третий год с того времени, мало того, что царствует, — не хочет более скрываться в Понте и в каппадокийских дебрях; нет, он переступил пределы царства своих отцов и находится теперь на землях ваших данников, в самом сердце Азии. (8) И в самом деле, наши императоры воевали с этим царем так, что возвращались домой со знаками победы, но не с само́й победой. Справил триумф Луций Сулла, справил триумф по случаю победы над Митридатом и Луций Мурена[486], оба — храбрейшие мужи и выдающиеся императоры; но они справили свои триумфы так, что Митридат, отброшенный и побежденный, продолжал царствовать. Впрочем, этих императоров все же можно похвалить за то, что́ они сделали, и простить им то, чего они не доделали: Суллу отозвали в Италию с войны дела государственные, а Мурену — Сулла.
(IV, 9) Между тем Митридат воспользовался предоставленным ему временем не для того, чтобы заставить вас позабыть о минувшей войне, а для того, чтобы подготовиться к новой. Построив и оснастив сильный флот и набрав многочисленные полчища из всех племен, из каких он только мог, он, под предлогом похода против своих соседей, жителей Боспора[487], до самой Испании разослал послов с письмами к военачальникам, с которыми мы тогда воевали[488], — с тем, чтобы война происходила в двух местах, сильно удаленных одно от другого и лежащих в противоположных концах вселенной, на суше и на море, и велась по одному плану двумя неприятельскими войсками, а вы должны были сражаться за римскую державу, разделив свои силы и направив их в противоположные стороны. (10) Но опасность на одном направлении и притом гораздо более страшную и грозную — со стороны Сертория и Испании — удалось отразить благодаря разумным решениям Гнея Помпея, внушенным ему богами, и его выдающейся доблести. Что касается другой стороны, то Луций Лукулл, выдающийся муж, так руководил там военными действиями, что его успехи в начале войны, большие и славные, следует приписывать не его военному счастью, а его мужеству, а недавние события — объяснять не его виной, а случайностью, Впрочем, о Лукулле, квириты, я буду говорить в другом месте и при этом постараюсь не умалить в своей речи его подлинных заслуг и не приписать ему мнимых; (11) но подумайте о том, чего требуют величие и слава вашей державы (ведь с этого я и начал свою речь); это и должно вас воодушевлять.
(V) Предки наши не раз объявляли войну за небольшие оскорбления, нанесенные нашим торговцам и судовладельцам[489]. А вы? Как же должны отнестись вы к убийству стольких тысяч римских граждан, совершенному по одному приказанию и одновременно? За высокомерное обращение к нашим послам отцы ваши повелели разрушить Коринф, светоч всей Греции[490], а вы примиритесь с безнаказанностью царя, который держал в тюрьме, избивал и зверски замучил посла римского народа и консуляра? Они не потерпели ограничения свободы римских граждан, а вы оставите без внимания то, что их лишили жизни? Они преследовали за оскорбленное одним словом право посольства, а вы оставите без последствий мучительную казнь посла? (12) Смотрите, в то время как для наших предков было великой заслугой передать вам нашу державу столь славной, как бы для вас не оказалось величайшим позором то, что вы не в силах защитить и сохранить полученное вами.
А что должны вы испытывать в связи со страшной опасностью, какой подвергаются жизнь и достояние наших союзников? Из своего царства изгнан царь Ариобарзан, союзник и друг римского народа. Всей Азии грозит вторжение двух царей, не только ваших заклятых врагов, но и врагов ваших союзников и друзей. Величайшая опасность заставляет все городские общины во всей Азии и Греции обратиться за помощью к вам; они не решаются просить вас о назначении того императора, которого они желают (особенно теперь, когда вы уже отправили к ним другого); они опасаются, что это может навлечь на них величайшие испытания. (13) Подобно вам, они сознают и чувствуют, что только один муж соединяет в себе все качества в самой высокой степени, знают, что он находится близко от них, и тем больнее чувствуют отсутствие поддержки с его стороны. Они понимают, что уже один его приезд и его имя — хотя он приезжал для ведения войны на море — сдержали и замедлили вторжение врагов. Так как им нельзя говорить свободно, то своим молчанием они просят вас признать и их достойными того же, чего вы признали достойными союзников в других провинциях, благополучие которых вы вверяете столь выдающемуся мужу. И они просят вас об этом тем настоятельнее, что мы обычно посылаем в провинцию облеченными империем таких людей, что — даже если они и защищают ее от врага — все же их приезд в города союзников мало чем отличается от захвата врагом; Помпей же, как они ранее знали по слухам, а теперь убедились сами, так воздержан, так мягок, так добр, что люди считают себя тем счастливее, чем долее он у них остается.
(VI, 14) Итак, если наши предки за одних лишь своих союзников, сами не будучи оскорблены, воевали с Антиохом, с Филиппом, с этолянами, с пунийцами[491], то с каким же рвением следует вам, отвечая на оскорбления, нанесенные вам, защищать, наряду с неприкосновенностью союзников, достоинство своей державы — тем более, что дело идет о ваших важнейших податях! Ведь податей, получаемых в других провинциях, квириты, едва хватает на оборону самих провинций; Азия же так богата и так плодородна, что и тучностью своих полей, и разнообразием своих плодов, и обширностью своих пастбищ, и обилием всех предметов вывоза намного превосходит все другие страны. Итак, эту провинцию, квириты, — если только вы хотите сохранить возможность воевать с успехом и с достоинством жить в условиях мира — вы должны не только защитить от несчастий, но и избавить от страха перед ними. (15) Ведь в других случаях убыток несут тогда, когда несчастье уже произошло; но в деле взимания податей не одна только уже случившаяся беда, но и самый страх перед ней приносит несчастье. Ибо, когда вражеское войско находится невдалеке, то, даже если оно еще не совершило вторжения, люди все же оставляют пастбища, бросают свои поля, а торговое мореплавание прекращается. Так пропадают доходы и от пошлин в гаванях, и от десятины, и с пастбищ