– Аркоун! – взревел Тан. – Я искал тебя!
Эфиоп не знал слов, но смысл их трудно было не понять. Он захохотал, и борода его, как облако, окутала лицо на ветру.
– Я знаю тебя! – Аркоун взмахнул серебристым клинком над головой, и тот просвистел в воздухе. – На этот раз я тебя убью! – И длинными упругими шагами пошел вперед по узкой перемычке.
Тан перехватил бронзовый щит и спрятал за ним голову, ибо знал мощь сверкающего клинка. Я понял, что теперь он не собирается отражать его удар мягкой бронзой своего меча. Аркоун также не забыл их первую встречу и действовал более осторожно. И, судя по тому, как он держал серебристо-голубой меч, не собирался легкомысленно рубить сплеча.
Они сблизились, и я увидел, как Аркоун подобрался. Плечи его поднялись, он перенес центр тяжести вперед. Хотел с разгона ударить Тана в голову. Тан поднял щит и принял удар голубого клинка его серединой. Меч из другого материала сломался бы от такого удара, но серебряный клинок пронзил бронзовый щит, словно козью шкуру. Вошел в него на половину длины.
И тут я понял намерение Тана. Он повернул щит, и клинок застрял в нем. Аркоун пытался вытащить свой меч, он тянул и выкручивал его, налегая изо всей силы, однако Тан крепко держал голубой металл в бронзовых тисках.
Аркоун собрался с силами и еще раз рванул меч на себя. Однако на этот раз Тан не сопротивлялся. Прыгнул туда, куда тянул Аркоун, и неожиданное движение заставило эфиопа потерять равновесие. Споткнувшись, он отскочил назад и закачался на краю пропасти. Чтобы удержать равновесие, ему пришлось выпустить из рук застрявший в щите голубой меч.
Аркоун замахал руками, раскачиваясь на краю перемычки, и тогда Тан переступил, уперся в щит плечом и резко шагнул вперед. Щит ударил противника в грудь, а рукоять голубого меча попала в середину живота.
Аркоуна отбросило назад, в пустоту, он медленно перевернулся в воздухе и полетел вниз. Одежды волной поднимались вокруг него, а борода развевалась, как вымпел над колесницей.
Со своего места на стене я видел, как царь царей совершил последнее путешествие, в которое собственной рукой отправил столько несчастных. От самого каменного моста до дна ущелья он кричал, и крик его медленно удалялся, пока вдруг не замолк.
Тан стоял один посредине перемычки. И по-прежнему высоко держал в руках щит с застрявшим в нем мечом.
Постепенно шум боя улегся. Эфиопы видели, как был побежден царь, и их боевой дух угас. Они побросали оружие и молили о пощаде. Египетским командирам удалось спасти некоторых из них от обезумевших при виде крови шилуков, и теперь их тащили к погонщикам рабов и связывали руки за спиной.
Я следил за Таном, не обращая внимания на происходящее. Он пошел к воротам крепости, и наши воины громкими криками приветствовали его, поднимая к небу оружие.
– Старый бык еще не забыл, как надо драться! – восхищенно рассмеялся Мемнон, но я не смеялся вместе с ним. Холодок дурного предчувствия пробежал у меня по коже, как будто в воздухе надо мной пронеслись крылья стервятников, усаживающихся в ожидании новой жертвы.
– Тан, – прошептал я.
Он шел медленно, его слегка пошатывало. Опустил щит, и я увидел увеличивающееся красное пятно на нагруднике.
Я толкнул Масару в руки Мемнона и помчался вниз по лестнице. Эфиопская стража у ворот попыталась сдаться мне в плен, но я оттолкнул их и выбежал на каменный мост.
Тан увидел меня и улыбнулся, но улыбка получилась кривой. Он остановился, и ноги медленно подогнулись. Он тяжело опустился на середину перемычки. Я сел рядом с ним на колени и увидел дыру в нагруднике крокодиловой кожи. Из нее сочилась кровь. Я понял, что голубой меч проник гораздо глубже, чем можно было ожидать. Аркоун сумел рассечь мечом и бронзовый щит, и крепкий кожаный нагрудник. Острие клинка пронзило грудь Тана.
Я осторожно развязал ремни доспехов и снял нагрудник. Мы с Таном осмотрели рану. Это был узкий глубокий порез шириной, точно соответствующей размерам клинка, похожий на маленький рот с красными губами. С каждым вздохом розовая пена появлялась на ране. Клинок пронзил легкие, но я не мог сказать это вслух. Никто не способен выжить после проникающей раны в легкие.
– Ты ранен. – Слова мои прозвучали глупо. Я сам почувствовал это и не смог поднять глаза на друга.
– Нет, старина, я не ранен, – тихо сказал он. – Я убит.
Шилуки сделали для Тана носилки из своих копий и постелили на них овчину. Они подняли командира и мягко, не спеша внесли в крепость Адбар-Сегед.
Мы положили его на постель царя Аркоуна, а затем я выслал их из комнаты. Когда все вышли, я положил голубой меч на постель рядом с ним. Он улыбнулся и опустил руку на золотую, украшенную драгоценными камнями рукоять.
– Я дорого заплатил за это сокровище, – прошептал он. – Как бы мне хотелось хоть раз пойти с ним в бой.
Я не стал ни утешать, ни обнадеживать его. Как и всякий бывалый воин, Тан видел слишком много легочных ран. Я не смог бы обмануть его относительно исхода. Я завязал рану полотняной полосой и заткнул прокладкой из шерсти. Пока обрабатывал ее, читал заклинания против кровотечения:
– Изыди, творение Сета…
Тан медленно отдалялся от меня. Каждый новый вдох требовал все больших усилий, и я слышал, как кровь бурлит у него в легких, словно прячущееся в трясине чудовище.
Я смешал для него настой сонного цветка, но он не захотел выпить.
– Я хочу прожить каждую минуту своей жизни. Даже самую последнюю.
– Что еще я могу для тебя сделать?
– Ты уже слишком много сделал для нас. Но нашим просьбам, кажется, не будет конца.
Я покачал головой:
– Я все готов отдать вам.
– У меня есть к тебе последняя просьба. Во-первых, я хочу, чтобы ты никогда не говорил Мемнону, кто его настоящий отец. Он должен верить, что в его жилах течет кровь фараона. Ему предстоят великие дела, и ничто не должно мешать ему.
– Он гордился бы твоей кровью не меньше, чем кровью фараона.
– Поклянись, что никогда не расскажешь ему.
– Клянусь, – сказал я, и Тан замолчал на некоторое время, собираясь с силами.
– У меня есть еще одна просьба.
– Я заранее обещаю выполнить ее.
– Береги мою женщину, ту, которая никогда не сможет стать моей женой. Береги и храни так, как делал ты все эти годы.
– Ты же знаешь, я буду беречь ее.
– Да, я знаю, потому что ты всегда любил ее так же сильно, как и я. Береги Лостру и детей. Я отдаю их в твои руки.
Он закрыл глаза, и я подумал, что конец близок, но силы его превосходили силы обычных людей.
Через некоторое время Тан открыл глаза:
– Я хочу видеть царевича.
– Он ждет тебя на террасе, – ответил я и вышел из-за занавески наружу.
Я увидел Мемнона у дальнего конца террасы. Масара была рядом с ним, они стояли, не касаясь друг друга. Лица их были серьезны, они говорили приглушенными голосами. Оба обернулись, когда я вышел.
Мемнон сразу направился ко мне, оставив девушку одну. Он прошел прямо к постели Тана и остановился над ним. Тан улыбнулся, но улыбка получилась неуверенной. Я знал, каких усилий она ему стоила.
– Ваше высочество, я научил вас всему, что знаю о войне, но я не могу научить вас жизни. Каждый человек должен учиться сам. Больше мне нечего сказать вам перед тем, как я отправлюсь в свое последнее путешествие. Я должен сказать только одно: я благодарен вам за счастье жить с вами рядом, знать вас все эти годы и верно служить вам.
– Вы всегда были для меня больше чем учителем, – тихо ответил Мемнон. – Вы были для меня отцом, которого я не знал.
Тан закрыл глаза, и по его лицу прошла гримаса боли.
Мемнон наклонился и пожал его руку:
– Боль – такой же враг, как и все остальные, и ей нужно противостоять. Ты сам учил меня этому, вельможа Тан.
Царевич решил, что гримаса боли вызвана раной, но я понимал, какие муки испытывает Тан, когда слышит слово «отец» в устах Мемнона.
Тан открыл глаза:
– Спасибо, ваше высочество. В вашем присутствии мне легче переносить последние страдания.
– Называй меня другом, а не высочеством. – Мемнон встал перед ним на колени, не выпуская его руки.
– Я хочу сделать тебе подарок, друг. – От сворачивающейся в легких крови голос Тана начал слабеть. Он нащупал рукоять голубого меча на постели, но не хватило сил поднять его.
Тан поднял руку Мемнона со своей руки и положил ее на рукоять меча:
– Он теперь твой.
– Я буду вспоминать о тебе всякий раз, когда вытащу его из ножен. Всякий раз, когда мне придется обнажить его в бою, я буду произносить твое имя. – Мемнон взял меч в руки. – Ты оказываешь мне великую честь.
Мемнон поднялся, отошел на середину комнаты с мечом в руке и встал в классическую позу фехтовальщика. Прикоснулся клинком к губам, приветствуя человека, лежащего на постели.
– Так ты учил меня.
Потом начал выполнять упражнения, которым Тан научил его с раннего детства. Он показал двенадцать оборонительных движений, а потом перешел к колющим и рубящим ударам, безупречно выполняя их. Серебристый клинок кружился в воздухе, как атакующий орел, пел и свистел в руках, и пляшущие лучи света освещали сумерки комнаты.
Мемнон закончил упражнения прямым колющим ударом в горло воображаемого врага. Потом опустил меч вниз и оперся на клинок, поставив обе руки на рукоять.
– Ты хорошо научился владеть клинком, – кивнул ему Тан. – Мне больше нечему учить тебя. Скоро настанет время моего ухода.
– Я побуду с тобой.
– Нет. – Тан усталым жестом остановил его. – Судьба ждет тебя под открытым небом, а не в этой темной комнате. Ты должен выйти к ней навстречу не оглядываясь. Таита побудет со мной. Бери девушку, отправляйся к царице Лостре и приготовь ее к вести о моей смерти.
– Уходи с миром, вельможа Тан. – Мемнон не стал нарушать торжественность момента бессмысленными спорами. Он подошел к постели и поцеловал отца в губы. Потом повернулся и не оглядываясь вышел из комнаты с голубым мечом в руках.