– Сзади! – заорал я, и Тан вовремя обернулся, успев отбить удар меча. В то же самое мгновение двое других набросились на него, и ему пришлось отступить. Теперь Тану приходилось защищаться с трех сторон. У меня захватило дыхание от того, с какой виртуозной ловкостью он орудовал мечом. Его клинок мелькал так быстро, что казалось, он возвел вокруг себя сверкающую бронзовую стену, о которую тщетно бились клинки врагов.
Потом я вдруг понял, что Тан начинает уставать. Пот струился по его телу, а лицо искажала гримаса напряжения. Долгий кутеж и разврат сильно поубавили силы и выносливость, когда-то казавшиеся бесконечными.
Он отступил после очередной атаки, которую провел бородатый кочевник, и наконец оказался прижатым спиной к огромной скале с противоположной стороны дороги. Скала защищала спину, и теперь все трое нападавших были вынуждены атаковать спереди. Однако это не давало ему передышки. Возглавляемые кочевником, разбойники выли, как стая диких собак, и нападали непрерывно. Правая рука Тана начала уставать, и меч уже двигался медленнее.
Копье первого из разбойников, обезглавленных Таном, лежало посреди дороги. Я понял, что должен сделать что-то, если не хочу увидеть, как Тана разрубят на куски на моих глазах. Огромным усилием воли я попытался вернуть себе ускользающее мужество и выполз из своего укрытия. Сорокопуты забыли обо мне в горячке боя и смертельной ненависти к врагу, и я успел подобрать копье незамеченным. Когда схватил его, тяжесть древка в руке вернула мне уверенность в своих силах.
Кочевник был самым опасным из троих противников Тана и стоял ближе остальных. Спина была обращена ко мне, а внимание поглощал неравный бой. Я наклонил копье вперед и бросился на врага.
Почки – самая уязвимая мишень на человеческой спине. С моим знанием анатомии мне ничего не стоило точно нанести удар. Копье вошло в спину в одном пальце от хребта. Широкий бронзовый наконечник образовал огромную зияющую рану, и я свирепым движением копья размозжил врагу почку, как учил меня Тан. Боль парализовала кочевника, меч выпал из его рук, и он повалился на землю с таким ужасным воплем, что его ошеломленные товарищи замерли на месте, а у Тана появился шанс.
Следующим ударом Тан поразил одного разбойника в середину груди. Несмотря на усталость, удар был настолько силен, что острие меча проткнуло туловище насквозь и вышло на ладонь из спины. Прежде чем Тан успел вытащить клинок из крепких объятий плоти и убить последнего сорокопута, тот бросился бежать.
Тан сделал несколько шагов за ним следом, а затем, задыхаясь, проговорил:
– Мне не поймать. Догони его, Таита, не дай этому грязному шакалу уйти.
Мало кто может обойти меня в беге. Тан на такое способен, но лишь когда он полон сил. Я уперся в спину кочевника и выдернул свое копье, а потом побежал следом за разбойником.
Я догнал его раньше, чем он успел уйти на двести шагов. Бежал я так легко, что враг даже не расслышал моего приближения. Острием копья я перерубил сухожилие над пяткой, и он повалился на землю. Меч отлетел в сторону. Разбойник лежал на спине, пинался и вопил, а я плясал вокруг него и колол кончиком копья, выбирая положение для смертоносного удара.
– Которая из женщин тебе понравилась больше? – спросил я, уколов в бедро. – Мать с огромным животом или маленькая девочка? Она была крепенькой, правда?
– Пощади меня! Я ничего не делал с ними. Это все другие. Не убивай меня.
– На твоей юбке засохла кровь, – сказал я и ударил в живот, но не сильно. – А ребенок кричал так же громко, как и ты сейчас?
Когда он свернулся клубком после удара в живот, я ударил в хребет, и по счастливой случайности наконечник вошел между позвонками. Его мгновенно парализовало ниже пояса, и я спокойно сделал шаг назад:
– Очень хорошо. Ты не хочешь, чтобы я убивал тебя? Я и не убью. Этого тебе было бы мало.
Повернулся и пошел к Тану. Искалеченный сорокопут некоторое время пытался ползти за мной, волоча парализованные ноги, как рыбаки тащат пару крупных карпов. Затем силы его иссякли, и он, хныча, растянулся на земле. Хотя было уже далеко за полдень, солнце убьет его раньше заката.
Тан с любопытством посмотрел на меня, когда я подошел.
– Никогда бы не подумал, что ты способен на жестокость. – Он застыл в изумлении. – Ты не перестаешь удивлять меня.
Тан стащил бурдюк с водой с ослика и предложил мне, но я покачал головой:
– Сначала ты. Тебе это нужно больше, чем мне.
Он начал пить, и глаза его закрылись от наслаждения. Потом резко перевел дыхание.
– Клянусь сладостным дыханием Исиды, ты прав. Я слаб, как старуха. Даже такая мелкая стычка чуть не стоила мне жизни. – Потом он посмотрел на лежащие вокруг трупы и довольно ухмыльнулся. – В общем-то, это неплохое начало работы, порученной нам фараоном.
– Это худшее из возможных начал, – возразил я и, когда Тан удивленно поднял бровь, продолжил: – Нам следовало оставить в живых хотя бы одного из сорокопутов, чтобы он показал гнездо. Даже вон тот, – я жестом показал на умирающего среди камней разбойника, – слишком тяжело ранен и не может быть для нас полезным. Это моя вина. Я позволил гневу овладеть мною. Мы больше не сделаем подобных ошибок.
Уже на полпути к тому месту, где мы оставили тела убитого семейства, моя природа взяла свое, и я начал сожалеть о том, что жестоко обошелся с искалеченным разбойником.
– В конце концов, он человек, как и мы с тобой, – сказал я Тану, а тот фыркнул:
– Это тварь, мерзкая тварь, а не человек, и ты поступил правильно. Ты слишком долго горюешь о нем. Скажи лучше, зачем нам возвращаться к этим трупам? Не лучше ли отправиться прямо в лагерь Крата?
– Мне нужно тело мужчины, – произнес я, ничего не объясняя, пока мы не подошли к изуродованному трупу. Останки начали вонять. Стервятники почти не оставили мяса на костях.
– Посмотри на голову, – сказал я Тану. – У кого из твоих знакомых похожая грива? – Сначала он посмотрел на меня озадаченно, а потом вдруг усмехнулся и провел пальцами по своим густым курчавым волосам. – Помоги мне погрузить его на ослика, – приказал я. – Крат отвезет тело в Карнак гробовщикам, чтобы те забальзамировали. Мы заплатим за хорошие похороны и усыпальницу и напишем твое имя на ее стенах. На закате завтрашнего дня все Фивы будут знать, что Тан, вельможа Харраб, погиб в пустыне и был наполовину съеден птицами.
– Если Лостра узнает об этом… – Тан заволновался.
– Я предупрежу ее письмом. Преимущество, данное нам твоей смертью, намного перевесит опасность встревожить мою госпожу.
Крат со своим отрядом остановился в первом оазисе на караванной тропе к Красному морю, на расстоянии одного дня пути от Карнака. В отряде было сто человек из стражи Синего Крокодила, и всех их тщательно отобрали по моим указаниям. Мы с Таном добрались до лагеря в середине ночи. Упали на рогожи у костра и проспали до рассвета. С первыми лучами солнца Тан поднялся и пошел здороваться со своими воинами. Все они не скрывали радости при виде командира. Помощники обнимали его, рядовые приветствовали криками и гордо ухмылялись, когда он каждого называл по имени.
За завтраком Тан приказал Крату доставить разлагающиеся останки в Карнак и устроить похороны так, чтобы весть о его гибели распространилась повсюду. Я отдал Крату письмо для госпожи Лостры. Он должен был найти надежного посланника, который отнесет его вверх по реке – в Элефантину.
Крат отобрал десять человек, и они приготовились отправиться в путь с «ароматной» ношей на спине ослика по дороге к Нилу и Фивам.
– Постарайся догнать нас на пути к Красному морю. Если не сможешь, мы будем стоять в оазисе Гебель-Нагара. Мы подождем тебя там, – крикнул Тан ему вслед, когда отряд трусцой покинул лагерь, – и не забудь принести мой лук Ланату.
Как только Крат со своим отрядом исчез за гребнем холма на западе, Тан построил остальных воинов и повел их в противоположном направлении по караванному пути к морю.
Караванный путь от берегов Нила к берегам Красного моря тяжел, долог и труден. Большому каравану на него обычно требуется около двадцати дней. Мы прошли это расстояние за четыре, так как Тан гнал нас вперед короткими, быстрыми переходами. В начале пути только я и Тан во всем отряде не могли похвастаться особой выносливостью. Однако к тому времени, когда мы достигли Гебель-Нагары, Тан успел выжечь лишний жир и выгнал с потом остатки винного яда из своего тела. Он снова стал сухим и сильным.
Что касается меня, то я впервые в жизни совершал переход с боевым отрядом. В течение первых дней я испытал все муки ада: жажду и мышечную боль, кровавые мозоли и усталость, – наверное, душа умершего испытывает их по дороге в мир иной. Однако гордость моя не позволяла отставать от воинов, а кроме того, отбиться от отряда в этих диких и суровых местах означало бы верную смерть. С удивлением и радостью через несколько дней я обнаружил, что мне становится все легче и легче держаться в рядах бегущих воинов.
По дороге к Красному морю мы встретили два больших каравана, двигавшихся к Нилу. Кривоногих осликов, нагруженных огромными тюками товаров, окружала многочисленная охрана, по числу своему превосходившая количество торговцев и погонщиков животных. Ни один караван не мог считать себя в безопасности, если его не сопровождал большой отряд наемников вроде этого, – иначе торговцам приходилось платить грабительскую дань, требуемую сорокопутами с них за проход через пустыню.
Когда мы встречались с незнакомцами, Тан натягивал платок на голову, чтобы скрыть лицо и светлые волосы. Он был слишком заметен и не хотел рисковать. Если бы его узнали, до Карнака дошла бы весть, что он жив. Мы не отвечали на приветствия и вопросы, которыми осыпали нас путешественники, и быстро в высокомерном молчании бежали мимо, даже не глядя в их сторону.
Когда от морского побережья нас отделял всего день пути, мы оставили основной путь и повернули на юг по древней заброшенной тропе, показанной мне несколько лет назад диким кочевником, с которым я подружился. Колодцы оазиса Гебель-Нагара лежали на старом караванном пути, и их редко посещали люди, если не считать бедуинов и разбойников пустыни, а их трудно назвать людьми.