Тан улыбнулся с мрачным удовлетворением и жестом приказал отвести паренька в сторону.
– Позаботьтесь о нем, – предупредил он тюремщиков. – Теперь он воин синих и ваш товарищ по оружию.
После первого дезертирства разбойники начали сдаваться, хотя по-прежнему многие бросали вызов Тану. Одни проклинали его, другие вызывающе смеялись ему в лицо, пока не опускался меч, и смех замолкал с последним выдохом из перерубленной шеи, с которым показная смелость покидала тело.
Я вдруг с восхищением подумал о тех, кто после низкой и презренной жизни решил принять смерть с каким-то подобием чести. Они смеялись в лицо смерти. Я знал, что не способен на такое мужество. Если бы передо мной стоял подобный выбор, я бы поступил как слабейшие из них.
– Я член клана Ур, – признался один.
– Я из клана Маа-Эн-Тефа, князя западного берега Нила до самой Эль-Харги, – сказал другой.
Наконец у нас было достаточно осведомителей, чтобы найти дорогу в крепость каждого из оставшихся в живых разбойников. А куча непокорных голов у алтаря Беса доходила мне до плеч.
Мы с Таном долго раздумывали над тем, куда спрятать трех князей-разбойников, захваченных нами, и два десятка осведомителей, полученных из рядов осужденных сорокопутов.
Мы понимали, что влияние сорокопутов распространяется широко и глубоко в египетском обществе, и не посмели оставить пленников в Египте. Ни одну тюрьму нельзя считать безопасной, Ак Сет и его князья могли добраться до них и либо освободить подкупом или силой, либо заставить замолчать ядом или каким-нибудь другим малоприятным способом. Мы знали, что Ак Сет похож на осьминога со скрытой головой: его щупальца простираются до каждой ячейки нашего государства и пронизывают самую ткань нашей жизни.
Вот тут-то я и вспомнил о своем друге Тиамате, купце из Сафаги.
После битвы, уже не скрываясь, отряд стражи Синего Крокодила маршем прошел в порт на берегу Красного моря за половину того времени, которое понадобилось нам, чтобы добраться до Галлалы. Пленников погрузили на борт одного из торговых кораблей Тиамата, что ожидал нас в гавани, и его кормчий немедленно отплыл к Аравийскому побережью, где у купца был безопасный лагерь для рабов на маленьком островке Джез-Бакан вдали от берега. Островом этим управляли надсмотрщики. Воды вокруг острова кишели стаями свирепых голубых акул. Тиамат заверил нас, что всякий, кто попытается сбежать с острова, либо будет пойман зоркими надсмотрщиками, либо попадет в акулью пасть. Только одного из пленных не послали на остров. Это был Гуи из клана Басти Жестокого, тот самый молодой парнишка, первым не выдержавший угроз. Пока отряд шел к морю, Тан держал Гуи при себе и сумел обратить на него всю мощь своего личного обаяния. К концу похода тот стал преданным рабом Тана. Я не переставал удивляться дару Тана пробуждать верность и преданность в самых разных людях. Теперь я был уверен, что Гуи, так быстро склонивший голову перед угрозой казни, охотно отдаст свою жизнь за Тана.
Сначала Гуи подробно рассказал Тану все, что только мог вспомнить о клане, которому дал клятву кровного родства. Я тихо слушал его с кисточкой для письма наготове и записывал, а Тан задавал вопросы.
От Гуи мы узнали, что укрепленное убежище Басти Жестокого расположено в глубине ужасной пустыни Гебель-Ум-Дахари на вершине одной из столовых гор и со всех сторон его защищают отвесные склоны. Тайное неприступное убежище находилось не более чем в двух днях пути от восточного берега Нила и оживленных караванных путей, тянущихся вдоль реки. Это было великолепное гнездо хищника.
– На вершину горы идет только одна тропа, вырубленная в скале, подобно лестнице. По ней можно подниматься только по одному, – сказал Гуи.
– А нет ли другого пути на вершину? – спросил Тан, и Гуи ухмыльнулся, приложив палец к носу заговорщицким жестом.
– Есть и другой путь. Я часто пользовался им, когда убегал из клана повидаться со своей семьей. Басти убил бы меня, если бы узнал, что я отсутствовал. Это опасная, крутая тропа, однако около дюжины крепких мужчин смогут пройти там и удерживать верхнюю часть главной тропы, пока основные силы будут по ней подниматься. Я проведу тебя по ней, Ак Гор.
Я впервые услышал это имя. Ак Гор – брат великого бога Гора. Оно очень шло Тану. Разумеется, Гуи и остальные пленные не могли знать его настоящего имени. Они знали только одно: Тан, скорее всего, бог. Он выглядел как бог, и сражался как бог, и взывал к Гору в разгаре битвы, потому они и решили, что он – брат Гора.
Ак Гор! Несколько месяцев спустя весь Египет узнает это имя. Оно пронесется от холма к холму. Погонщики караванов разнесут его на своих устах по всем дорогам. Оно пройдет по всей реке на устах лодочников и распространится от города к городу, от царства к царству. Легенды будут сопровождать его, а рассказы о подвигах станут приукрашиваться и разрастаться до небывалых размеров.
Ак Гор – могущественный воин, появившийся ниоткуда, посланный братом Гором, чтобы продолжить вечную схватку со злом и победить Ак Сета, владыку сорокопутов.
Ак Гор! Всякий раз, когда люди Египта повторяли это имя, сердца их наполнялись надеждой.
Однако все это было в будущем, а пока мы сидели в саду Тиамата, купца из Сафаги. Один я понимал, как Тан горит желанием расправиться с Басти, как хочется ему повести своих людей в Гебель-Ум-Дахари и затравить разбойника, как дикого зверя. И желал он этого не только потому, что Басти был самым хищным и самым безжалостным из князей сорокопутов. У Тана были личные счеты с этим разбойником.
От меня Тан узнал, что Басти был тем самым орудием, с помощью которого Ак Сет погубил состояние Пианки, вельможи Харраба, отца Тана.
– Я могу провести тебя на вершину скал Гебель-Ум-Дахари, – обещал Гуи, – и предать Басти в твои руки.
Тан молча сидел в темноте, как бы вкушая это обещание. Мы слушали песню соловья, доносившуюся из глубины сада. Песня эта казалась совершенно чуждой тем яростным и отчаянным делам, которые мы обсуждали. Спустя некоторое время Тан вздохнул и отпустил Гуи.
– Ты вел себя хорошо, парень, – сказал он, – сдержи свое обещание, и ты увидишь, что я умею быть благодарным.
Гуи простерся ниц перед ним, как перед богом, а Тан раздраженно толкнул его ногой:
– Хватит этой чепухи. Ты свободен, уходи.
Неожиданное возведение в ранг бога смущало Тана. Его нельзя было обвинить в скромности или смирении, но он был очень практичным человеком и не питал ложных иллюзий по поводу собственного положения: никогда не надеялся стать фараоном или божеством и поэтому резко обрывал всякое проявление раболепия у тех, кто его окружал.
Как только Гуи ушел, он повернулся ко мне:
– Я часто лежу ночью и не могу уснуть, раздумывая о том, что ты говорил о моем отце. Каждая жилка моего тела и душа моя жаждут отомстить тому, кто довел его до нищеты и позора и загнал в могилу. Я с трудом сдерживаю себя. Меня наполняет желание оставить этот хитроумный путь, с помощью которого мы с тобой должны заманить в капкан Ак Сета. Я хочу сразу поймать его и вырвать из поганой груди сердце голыми руками.
– Если ты сделаешь это – потеряешь все, – сказал я. – Ты прекрасно это понимаешь. Сделай так, как я тебе говорю, и мы восстановим не только твою репутацию, но и репутацию твоего благородного отца. Если ты послушаешь меня, получишь назад украденные у тебя имения и состояние. Если послушаешь меня, не только добьешься полного отмщения, но и получишь Лостру, и тогда сбудутся видения, посетившие меня в лабиринтах Амона-Ра. Верь мне, Тан. Ради себя самого и моей госпожи, верь мне.
– Если я не буду верить тебе, кому мне тогда верить? – спросил Тан и коснулся моей руки. – Я знаю, что ты прав, но у меня всегда не хватало терпения. Мне всегда было легче идти по прямой дороге.
– Забудь на время об Ак Сете. Думай только о том, каков твой следующий шаг по долгому пути, который мы должны пройти вместе. Думай о Басти Жестоком. Ведь это Басти сгубил караваны твоего отца, когда они возвращались с Востока. В течение пяти лет ни один из караванов вельможи Харраба не вернулся в Карнак. Они подверглись нападению разбойников и были разграблены. Именно Басти разрушил медные рудники в Сестре, принадлежавшие твоему отцу, и убил горняков и их рабов. С тех самых времен богатые рудные жилы остаются неразработанными. Именно Басти постоянно грабил имения твоего отца на берегу Нила, убивал рабов в полях и сжигал урожай, пока на полях не стали расти одни сорняки, и вельможа Харраб был вынужден продать землю за малую толику истинной цены.
– Все это, может, и правда, но именно Ак Сет приказал ему сделать это.
– Никто тебе не поверит. Фараон не поверит, если сам не услышит признания Басти, – нетерпеливо объяснил я. – Почему ты всегда упрямишься? Мы же говорили об этом сотни раз. Сначала нужно захватить князей, а потом уже браться за голову этой змеи, Ак Сета.
– Твой голос – голос мудрости, я понимаю это. Но как же трудно ждать! Я жажду мести. Я жажду очистить свое имя от позорного обвинения в мятеже и измене и жажду, о, как я жажду увидеть Лостру!
Он наклонился ко мне и сжал мое плечо так сильно, что я поморщился.
– Ты уже достаточно сделал для меня, дружище. Я бы не смог совершить так много без тебя. Если бы ты не пришел за мной в хижину на болоте, я бы, наверное, до сих пор валялся в объятиях вонючей шлюхи, пьяный вдребезги. Я никогда не смогу отплатить тебе свой долг, но теперь мне придется отослать тебя. Ты нужен другим. Басти – моя добыча, и я не хочу делить с тобой это пиршество. Ты не пойдешь со мной в Гебель-Ум-Дахари. Я посылаю тебя обратно, туда, где твое настоящее место, где и мое настоящее место, но где я не могу находиться. Я посылаю тебя к госпоже Лостре. Я завидую тебе, дружище, и охотно отказался бы от надежды на бессмертие, лишь бы отправиться к ней вместо тебя.
Разумеется, я очень красиво возражал ему. Я клялся в том, что хочу еще раз повоевать с этими негодяями, что стал его товарищем по оружию и буду очень огорчен, если он не даст мне возможности сопровождать его в очередном боевом походе. Однако все это время я чувс