Я оставил его в лодке и поспешил вверх по гранитным ступеням к входу в храм богини Хапи.
Камышовые факелы, закрепленные в отверстиях на высоких колоннах ворот, отбрасывали багровый мерцающий свет на резной рельеф стен, и фигуры на них, казалось, начинали танцевать. Богиня Хапи – одна из моих любимых богинь. Строго говоря, она не бог и не богиня, а странное бородатое двуполое существо, которое одновременно имеет и громадный мужской член, и столь же внушительное пещерообразное влагалище, и щедрые груди, чье молоко кормит всех. Хапи – это обожествленный образ мира и богиня урожая. Жизнь обоих царств Египта и всего их народа зависит от нее и от сезонного половодья Великой реки – ее второго «я». Она способна менять свой пол и, как многие другие боги Египта, может принимать обличье любого животного. Ее любимый наряд – образ гиппопотама. Несмотря на двусмысленную половую принадлежность божества, моя госпожа Лостра всегда считала ее женщиной, и я также считаю ее таковой. Хотя жрецы Хапи имеют на этот счет свое мнение.
Изображения Хапи на каменных стенах храма – огромные воплощения материнства. Они раскрашены в яркие, кричащие тона красного, желтого и синего. Богиня смотрит на людей сверху вниз с добродушием речной коровы и, кажется, призывает всю природу плодоносить и размножаться. Призыв этот никак не мог унять мои тревоги. Я боялся, что именно сейчас моя драгоценная подопечная пользуется добродушием богини Хапи.
У бокового алтаря на коленях сидела жрица. Я подбежал к ней и тревожно потянул ее за край капюшона:
– Святая сестра, скажи мне, не видела ли ты госпожу Лостру, дочь великого визиря?
Очень немногие жители Верхнего Египта не знали мою госпожу. Ее все любили за красоту, веселый и добродушный нрав. На улицах и базарных площадях вокруг нее всегда собирались толпы людей и приветствовали криками.
Жрица ухмыльнулась мне сморщенным беззубым ртом и с таким хитрым и понимающим выражением лица приложила палец к носу, что худшие из моих страхов оправдались.
Я снова потряс ее, но на этот раз грубее:
– Где она, почтенная мать? Умоляю тебя, скажи мне!
Вместо ответа она помотала головой и показала глазами на ворота внутреннего святилища.
Я помчался к ним по гранитным плитам дворика, а сердце мое бежало впереди меня. Даже в горе я удивился смелости моей госпожи. Хотя она, как член знатной семьи, имела доступ в святая святых всей страны, кто еще в Египте осмелился бы назначить свидание любовнику в таком месте?
У входа в святилище я остановился. Чутье не обмануло меня: они были здесь оба, как я и опасался. Страх овладел мною; я не сомневался, чем они занимаются, и хотел было ворваться и криком остановить их, но потом сдержался.
Моя госпожа была одета, и даже более полно, чем обычно, так как груди ее были прикрыты, а на голову она набросила синюю шерстяную шаль. Госпожа стояла на коленях перед гигантской статуей Хапи. Богиня добродушно взирала на нее сверху вниз из-под венков голубых водяных лилий.
Тан стоял на коленях рядом с ней. Он снял оружие и доспехи – они лежали у дверей святилища. На нем были только льняная рубашка и короткая туника, на ногах – сандалии. Молодая парочка держалась за руки и шепталась, и их лица почти касались друг друга.
Мои грязные подозрения оказались неверными, и меня тут же охватил приступ раскаяния и стыда. Как мог я сомневаться в своей госпоже? Я начал медленно отступать назад, чтобы не помешать им, хотя вряд ли отправился бы дальше бокового алтаря, где можно было вознести благодарение богине за защиту моей подопечной, а потом потихоньку следить за всем происходящим.
Однако в тот самый момент Лостра поднялась на ноги и робко приблизилась к статуе богини. Ее девичья грация настолько очаровала меня, что я задержался на мгновение.
Лостра сняла с шеи изображение богини, вырезанное из лазурита, которое я сам сделал для нее. Мне стало больно: она собиралась принести фигурку в жертву. Я вложил в драгоценную статуэтку всю свою любовь к госпоже, и теперь мне было невыносимо смотреть, как она снимает ее. Лостра встала на цыпочки и повесила фигурку на шею кумира. Затем она опустилась на колени и поцеловала каменную ступню богини. Тан смотрел на нее, не поднимаясь со своего места.
Потом Лостра встала и повернулась к Тану, но тут она увидела у входа меня. Я растерянно попытался спрятаться в тени, чтобы не помешать им в столь интимный момент. Однако ее лицо засияло от радости, и, прежде чем я успел скрыться, она подбежала ко мне и схватила за руку:
– Ах, Таита, я так рада, что ты здесь! Именно ты. Так и должно быть. Это прекрасно. – Она повела меня в святилище, а Тан поднялся и с улыбкой взял меня за другую руку:
– Спасибо тебе за то, что пришел. Я знаю: мы во всем можем рассчитывать на тебя.
Мне хотелось утаить от двух чистых сердец истинную причину своего появления, и любящая улыбка на моем лице скрыла чувство вины.
– Встань на колени с нами рядом! – приказала Лостра. – Здесь ты услышишь каждое слово, которое мы скажем друг другу. Ты будешь нашим свидетелем перед Хапи и всеми богами Египта! – Она заставила меня опуститься на пол, а затем они с Таном снова встали на колени перед богиней и взялись за руки, глядя друг другу в глаза.
Лостра заговорила первой.
– Ты мое солнце, – прошептала она. – Мир мой темен без тебя.
– Ты – Нил моего сердца, – тихо произнес Тан. – Воды твоей любви питают мою душу.
– Ты муж мой в этом мире и во всех последующих мирах.
– Ты жена моя, и я обещаю тебе свою любовь. Я клянусь тебе в этом дыханием Гора, – четко и ясно проговорил Тан. Его голос эхом прокатился по каменному залу.
– Я принимаю твое обещание и возвращаю его тебе стократно! – воскликнула Лостра. – Никто не сможет встать между нами, ничто не сможет разлучить нас. Мы соединились навеки.
Она подставила ему свое лицо, и он поцеловал ее долгим и глубоким поцелуем. Как я понял, это был первый поцелуй влюбленной парочки. Они оказали мне честь, позволив присутствовать при столь сокровенном событии.
Когда они обнялись, легкий порыв ветра с лагуны промчался по залу храма, и огоньки пламени замигали на факелах. На мгновение лица двух влюбленных расплылись перед моими глазами, а изображение богини задрожало и зашевелилось. Ветер прекратился так же быстро, как и возник, и только шорох между огромными каменными колоннами прозвучал далеким язвительным смехом богов, и я содрогнулся в суеверном страхе.
Опасно дразнить богов чрезмерными просьбами, а Лостра просила о невозможном. Многие годы я ожидал этого момента. Я боялся его, как дня своей смерти. Обет, данный Таном и Лострой, нельзя будет выполнить. Как бы серьезно они ни отнеслись к нему, они не смогут выполнить его. Сердце мое разрывалось от боли, когда они наконец прервали поцелуй и повернулись ко мне.
– Почему ты так печален, Таита? – спросила Лостра с сияющим от счастья лицом. – Радуйся вместе со мной, ведь это самый счастливый день в моей жизни!
Я заставил себя улыбнуться, но не смог произнести ни слова сочувствия или радости, хотя любил этих двух людей больше всего на свете. Я застыл на коленях с идиотской улыбкой на лице и отчаянием в сердце.
Потом Тан поднял меня на ноги и обнял.
– Ты поговоришь с вельможей Интефом от моего имени, правда? – спросил он, сжимая меня в объятиях.
– Поговоришь, Таита? – присоединилась к его просьбе Лостра. – Отец послушает тебя. Только ты можешь сделать это для нас. Ты ведь не подведешь нас, Таита? Ты еще ни разу не подвел меня. Ты сделаешь это, правда?
Что я мог сказать им? Правду я сказать не мог – это было бы слишком жестоко. Я был не в силах произнести слова, которые отравили бы эту милую, только что расцветшую любовь. Они ждали ответа, думали, что я порадуюсь за них и пообещаю им помощь и поддержку, но я онемел, и рот мой скривился, будто я попробовал незрелого граната.
– Что с тобой, Таита? – Счастье погасло на лице моей госпожи. – Почему ты не радуешься вместе с нами?
– Вы знаете, как я люблю вас обоих, но…
– «Но»?.. Какое «но», Таита? – Лостра потребовала объяснений. – Почему ты говоришь мне «но» и делаешь ужасное лицо в самый счастливый день моей жизни? – Она начинала злиться, губки ее надулись, и слезы появились в уголках ее глаз. – Разве ты не хочешь помочь нам? Так вот чего стоят обещания, которыми ты осыпа́л меня все эти годы? – Она подошла и посмотрела на меня снизу вверх.
– Госпожа, пожалуйста, не говори так, я не заслуживаю такого обращения. Послушайте меня! – Я положил палец на ее ротик, чтобы остановить новый взрыв возмущения. – Я тут ни при чем, это твой отец, вельможа Интеф…
– Вот именно! – Лостра нетерпеливо отбросила мою руку. – Мой отец! Ты пойдешь и поговоришь с ним, и все, как обычно, будет в порядке.
– Лостра, – начал я, и мое фамильярное обращение выдавало, как я расстроен. – Ты уже не ребенок, ты не должна обольщать себя детскими фантазиями. Ты же знаешь, твой отец не согласится. Он даже не станет слушать меня.
Она не желала слышать правду, и поток ее слов утопил мои предостережения.
– Да, я знаю, у Тана нет состояния. Но у него блестящее будущее. В один прекрасный день он будет командовать всеми войсками Египта. Однажды победит в сражении, которое объединит оба царства, и я буду с ним рядом.
– Госпожа, пожалуйста, выслушай меня. Дело не в состоянии. Все гораздо серьезнее.
– Ты имеешь в виду происхождение и воспитание, так? Это тебя беспокоит? Ты прекрасно знаешь, что его семья так же знатна, как и наша. Пианки, вельможа Харраб, был ровней моему отцу и лучшим его другом! – Ее уши закрылись для моих слов. Она не сознавала глубины трагедии. Ни Лостра, ни Тан ничего не знали. Впрочем, во всем нашем царстве только я понимал это.
Долгие годы я защищал ее от правды и, разумеется, ничего не говорил Тану. Как мог я объяснить ей все теперь! Как мог открыть всю глубину ненависти, которую отец питал к ее возлюбленному? Ненависть его была рождена чувством вины и зависти и стала от этого еще безжалостнее.