Не сказать, что Цай Цзин мнил себя выше Сына Неба, вовсе нет.
Гао Цю вновь обрушил тираду на бедного гонца:
– Разыщите ее семью – родителей, братьев, дядей и теток! Велите схватить всех и каждого, пусть заплатят за ее преступление. И того сопливого охранника, который дал деру, тоже: он наверняка с ней заодно был. Клещами из него правду выужу, а после велю на куски порубить прямо на площади перед всем честным народом!
– Слушаюсь, командующий… Так точно, будет исполнено…
– А еще эту, ну, которая с ней тогда была, как там ее? Лу, точно. Вот эту госпожу Лу за волосы сюда приволоките!
– Слушаюсь, командующий! А… вы про ту госпожу Лу, которая супруга окружного судьи?
– Нет же, дурень! Я про ту несуразную незамужнюю богачку, любительницу строчить доклады во все инстанции. Ты почему до сих пор глаза мне мозолишь?
Солдат отвесил поклон так быстро, как смог, и шмыгнул за порог.
Лицо Гао Цю раскраснелось, на губах виднелись капельки слюны.
– Линь Чун посмела бросить мне вызов, – известил он Цай Цзина, будто пытаясь оправдаться.
– Не сомневаюсь, свое она получит, – спокойно ответил Цай Цзин. Он задумался. Госпожа Лу, доклады… хм… Кажется, он читал что-то из ее писанины.
– Да бросьте вы волноваться об этой ерунде на севере, – бросил Гао Цю, завалившись на кушетку и праздно растянувшись на ней, словно их встречу никто и не прерывал. – У нас в армии больше солдат, чем народу во всей этой Цзинь[14] вместе взятой. Ну, пойдет что-то не так, просто перебросим больше наших воинов на северные границы, делов-то!
– А что же насчет донесений о новой необычной тактике и колдовстве цзиньцев? – поинтересовался Цай Цзин. – Что, если мы половину армии потеряем из-за этого? Чем нам тогда другие границы оборонять?
– Армия для этого и нужна. Да и к тому же половина нашей армии просто сотрет их с лица земли. И тогда у нас станет на одного беспокойного соседа меньше.
Цай Цзин и бровью не повел, его рука не дрогнула, а движения кистью оставались такими же выверенными и размеренными, но он, к своему неудовольствию, приблизился к тому, чтобы потерять самообладание.
В конце концов, Цай Цзин не один десяток лет вращался в придворных кругах. Сколько седых волос украшало его бороду, столько же и политических побед он организовал, без ведома их инициаторов. Множество раз он поступал так, чтобы достичь собственных политических целей, но нынешний случай… он был гораздо важнее. Гораздо значительнее, чем его амбиции.
Это была судьба Великой Сун. Судьба всего мира. И это не должно стать его первой неудачей.
– Эта женщина, – рассуждал он. – Наставник по боевым искусствам, что так разозлила вас.
– Покушалась на мою жизнь, вы хотели сказать. Она и его величество государя вознамерилась лишить жизни!
«Вознамерилась, как же», – Цай Цзин оставил эту мысль при себе.
– Быть может, как раз в этом деле вам и пригодилось бы нечто необычное, – высказал он вслух, будто бы эта мысль только пришла ему в голову. – Скорее всего, вы правы, и в улучшении армии нет особо острой необходимости. Честно говоря, я не сомневаюсь, что вы правы. Ведь это вы сведущи в военных вопросах, а мой скромный удел – законотворчество.
Гао Цю на это ухмыльнулся, явно довольный собой, – именно такой реакции и ждал от него Цай Цзин. Он продолжил:
– Давайте позабудем ненадолго о севере. Эта женщина уже дважды вырывалась из ваших рук. Подумайте только, в вашей власти было бы заставить эту женщину заплатить за ее преступление, окажись у вас в руках другие средства.
Гао Цю сразу приобрел задумчивый вид:
– О каких средствах речь?
– Мне известно, что государь не желает, чтобы армия обладала неограниченными силами, – так он сможет гарантировать их покорность трону. Но вот если бы под вашим личным контролем находились пара-тройка человек? А еще лучше заиметь артефакт, который можно использовать для ваших собственных нужд, на то, что произойдет лишь по вашей воле.
Гао Цю хмыкнул на это:
– Эти безрукие армейские шлюхины дети! Я их послал за камнями гунши[15], а они умудрились половину растерять.
Сердце Цай Цзина подпрыгнуло, хотя он ничем не выдал этого. Гао Цю разыскивал камни гунши!
Разве можно было о таком так просто проболтаться? Нынче принято насмехаться над божьими зубами, считать их бесполезными дешевыми уловками, пригодными разве что для уличных боев. Но раз Гао Цю намеренно послал людей на такое абсурдное задание, значит, возжелал обладать хотя бы толикой могущества сего артефакта. Цай Цзин мысленно отругал себя за то, что раньше не выведал этого. Этот никчемный, гнусный человечишка вот-вот станет важной фигурой в его игре.
Он старался удержать на лице спокойное выражение.
– Вы наверняка стали бы достойнейшим обладателем божьего зуба, – пробормотал он. – Не думаю, что кто-то лучше справился бы с этой ролью.
Гао Цю слегка фыркнул, но лишь для вида. Он хотел этого. Жаждал, вопреки всем существующим приличиям.
Цай Цзин был почти уверен, что причиной громких заявлений о бесполезности божьих зубов являлось не отсутствие в них реальной силы, а неспособность власть имущих воспользоваться ими. Их отбирали у законных владельцев – порой так и случалось, когда кто-то особо безрассудный рисковал связываться с хранителем божьего зуба, но это заканчивалось лишь тем, что артефактов, обладающих силой, становилось меньше. Божий зуб всегда знал, каким образом он попал в чужие руки. Знал и принимал собственное решение по этому поводу.
С которым даже сам император ничего не мог поделать. Он, Сын Неба, десять тысяч лет жизни ему, пусть имел более дюжины артефактов, но все они были в основном мелкими и бесполезными. Наверняка они просто поколениями передавались как дань уважения и потеряли всю жизненную силу. Но об этом никто не осмеливался заикаться.
Единственным среди высших чиновников, у которого имелся божий зуб в качестве фамильной ценности, был военный министр, непосредственный начальник Гао Цю. На самом деле Цай Цзин думал, что министр Дуань добился своей должности именно благодаря наличию у него этого артефакта, пусть в нынешнюю прогрессивную эпоху тот и считался бессмысленной побрякушкой. Министр и вправду слыл неплохим генералом, но для подобного поста военная доблесть не входила в главные составляющие… А уж политической смекалкой министр Дуань был обделен настолько, что даже не удосужился выслуживаться перед Цай Цзином так, как следовало бы, что немного удивляло и более чем немного раздражало.
Если Гао Цю завладеет божьим зубом, да еще и более мощным, чем у министра, то… Не то чтобы Цай Цзин предпочел Гао Цю в качестве военного министра, но им было легко манипулировать. И для Цай Цзина это будет лишь первым шагом.
– Давеча я решил заняться исследованиями в этой области, – продолжил Цай Цзин в медитативной манере. Как будто невзначай, словно речь шла об ученом любопытстве, а не о судьбе всего сущего. – Я думал приберечь это для армии, для блага Великой Сун, но если в этом действительно нет никакой необходимости, тогда мне следует поделиться этим знанием с вами. Видите ли, я выяснил, что найти божий зуб или взять его у предыдущего владельца – не единственные способы, как его можно заполучить, – на этом он выдержал паузу, интригуя. – Я уверился, что божий зуб можно создать.
Гао Цю тут же выпрямился, словно гончая, взявшая след.
– Это стало бы грандиозным научным исследованием, для которого, возможно, потребовался бы камень ученого, как вы сами находчиво предположили, – умасливал его Цай Цзин, настойчиво избегая темы аньфэньского инцидента и его последствий. – Задумайтесь только. Если нам удастся создать божий зуб, да еще и могущественнее любого, какой только видел этот свет, который превратит своего владельца в бога… Божий зуб, не найденный кем-то и не имевший хозяина. Если вы только смогли бы убедить его величество выделить ресурсы для проведения такого исследования… и позволили бы мне помочь вам преуспеть в этом, командующий Гао. И тогда вы развеете глупые страхи этого старика, если обретете столь великую мощь для нашего государства, никто не осмелится чинить нам проблемы.
Добейся, наконец, Цай Цзин благословения императора, это стало бы самым крупным прорывом, на который он только был способен. Будь у него средства государственной казны и подходящая рабочая сила, ну и Гао Цю в качестве инструмента в его руках.
Судьба империи должна быть под защитой.
Цай Цзин забыл упомянуть, сколь безрассудным может стать участие в подобном опыте. Люди в Аньфэне, пытавшиеся привлечь потустороннюю силу, погибли в мгновение ока, а их души и разум были поглощены. Разумеется, Цай Цзин собирался рассказать об этом, но не его вина, что привлекательная мощь божьего зуба настолько вскружила голову Гао Цю, что тот и не подумал задать очевидные вопросы. Он был слишком очарован, да еще и слишком самонадеян, чтобы поинтересоваться, почему же Цай Цзин не приберег эту силу для себя.
Гао Цю сжал кулаки перед собой, будто бы мог дотянуться и придушить ту женщину, на которую затаил глупую обиду.
– Каждого раздавлю, кто осмелится мне дорогу перейти. Выпьем за это. Надо позвать слуг, пусть вина принесут.
– Я буду чай, – кисть Цай Цзина соскользнула со страницы, завершив последний штрих. Иероглифы старинного изречения сияли гармоничным совершенством: «Внутренняя безмятежность есть ключ к великому успеху».
А теперь следовало притвориться благодарным Гао Цю за то, что он уважил чаяния старика.
На счастье, лесть и подхалимство не отняли у него много времени, скоро слуга возвестил о солдате, что приходил с докладом ранее. Незадачливый гонец вошел в кабинет Цай Цзина и встал перед ними достаточно близко, чтобы соблюсти дворцовый этикет, но вне зоны досягаемости возможного удара Гао Цю. После он отвесил обоим низкий поклон.
– Советник Цай Цзин, командующий Гао Цю, охранники привели госпожу Лу Цзюньи, как вы велели. Взять ее под стражу?