– Нет, – ответил Цай Цзин так быстро, словно это было нечто очевидное и само собой разумеющееся. Кажется, он вспомнил, что именно из написанного этой женщиной он читал… – Командующий всего лишь желает задать ей пару вопросов. Пропустите ее.
Двое охранников провели госпожу Лу в кабинет. Хоть они не связывали ее, не применяли к ней насилие – да и не посмели бы, при ее-то положении, – та все же источала недовольство. Пусть она и вела себя, как полагается женщине при власти и деньгах, но ее лицо, ее движения выдавали, что в ее голове таились мятежные мысли.
Она ставила себя выше законов Великой Сун.
Высокомерие. Цай Цзин вполне мог за это ухватиться. Она должна быть благодарной за то, что с ней так вежливо обходятся.
– Ты, – прорычал Гао Цю. – Ты ведь дружбу водишь с Линь Чун. Где она?
Лу Цзюньи глубоко поклонилась, но падать в ноги не стала, как подметил про себя Цай Цзин.
– Командующий, небесами клянусь, я понятия не имею, – отпиралась она. – Последнее, что мне довелось слышать, это то, что она отправилась в Цанху по вашему приказанию. Насколько мне известно, она намеревалась честно отбыть наказание как верный подданный нашего государства.
– Да что ты?! Как бы не так! – выкрикнул Гао Цю ей прямо в лицо. Позволять ничтожной букашке иметь над собой власть было непозволительно, но он никогда не задумывался о таких вещах.
Гао Цю быстро, точно змея, вытянул руку, схватил Лу Цзюньи за волосы и дернул назад, вынудив ее запрокинуть голову к резному потолку.
– Говори, что тебе известно? Ты или сама ей помогла сбежать, или знаешь, кто помог. Отвечай же!
У госпожи Лу сбилось дыхание, но она быстро взяла себя в руки.
– Клянусь вам, если бы наставник по боевым искусствам Линь Чун рассказала мне, что собирается бежать, я тотчас же отговорила бы ее от этого шага. И убедила бы принять наказание, на которое ее осудили…
– Отговорили бы ее? Разумеется, вы хотели сказать, что еще и судье о ней доложили бы, – любезно подметил Цай Цзин.
В тот момент, когда Лу Цзюньи перевела взгляд от хватки Гао Цю к нему, Цай Цзин все понял. Ей, конечно, было кое-что известно о побеге подруги, однако она отказывалась раскрывать это. Или даже если она не знала, то по крайней мере подозревала о чем-то.
Замечательно. Цай Цзина ни капли не волновала одержимость Гао Цю какой-то женщиной, которая унизила его… но вот тайны, тайны его увлекали. И разгадка секрета, который скрывает госпожа Лу, будет идеальным завершением этого дня.
– Быть может, следует позволить госпоже Лу официально отречься от подруги, – предложил он. – А мы были бы свидетелями. Допрос ее домочадцев показал, что она оставалась в городе и не помогала напрямую свершиться такому подлому предательству, но публичное осуждение, вне всяких сомнений, позволит исключить любую косвенную причастность ее персоны.
Гао Цю зыркнул на Лу Цзиньи и отпихнул ее рукой, наконец выпустив ее из своей хватки. Она споткнулась и чуть не упала, но удержалась на одном колене, склонив голову. Растрепавшиеся волосы закрыли ее лицо.
– Ну, что же, госпожа Лу? – поторопил Цай Цзин. – Мы ждем вашего решения. Безусловно, осудить изменника Великой Сун проще всего на свете.
Женщина облизнула губы, добела сжала пальцами подол верхних одежд:
– Я отрекаюсь от бывшего наставника по боевым искусствам Линь Чун, с которой нас связывали лишь приятельские отношения. Она – изменница, предавшая его императорское величество. Теперь ее жизнь и смерть в его высочайшей воле. Отныне ее судьба мне безразлична.
– Красиво сказано, – оценил Цай Цзин.
Госпожа Лу мельком кинула на него взгляд, полный подозрений. Наверняка задается вопросом, сказал ли он это в шутку. Точно такой реакции он и ждал от нее.
– Командующий Гао, – продолжил он, – такая четкая и взвешенная речь от уважаемой госпожи, безусловно, должна вас удовлетворить. В этом вопросе вы вольны поступать по-своему. Что до нашей предыдущей беседы, то позже я велю отправить в ваши покои тексты, чтобы мы могли продолжить.
– Взять ее под стражу, – бросил Гао Цю охранникам и, повернувшись, собрался покинуть кабинет Цай Цзина.
– Позвольте, господа, – прервал его Цай Цзин. – Командующий Гао, смею предположить, что эта женщина более не пригодится в вашем расследовании, ведь ей ничего не известно. Я был бы признателен, если бы вы позволили ей остаться здесь со мной.
Его крысиные глазки сузились:
– Зачем?
– Право, командующий, я могу задать вам такой же вопрос: для чего вам понадобилось бы приводить женщину в собственные покои? Сами понимаете, дело деликатное. Будем считать, что вопрос исчерпан. Позже я составлю вам компанию.
Такого отказа Гао Цю оспорить не мог. Бросив последний раз взгляд на Лу Цзюньи, он резким жестом велел охранникам следовать за ним и удалился.
Госпожа Лу встревоженно посмотрела на Цай Цзина. Иногда более действенно было пощадить человека, а не наказать – так тот навсегда запомнил бы, что его жизнь находилась в чужих руках.
Цай Цзин указал на место, которое освободил Гао Цю:
– Госпожа Лу, не стесняйтесь, присаживайтесь. Я велю подать еще чаю.
Она медленно поднялась и расположилась на кушетке, на самом краю.
– Вам нет нужды меня бояться, – успокоил ее Цай Цзин. – Я не намерен раскрывать командующему Гао, что вам что-то известно о побеге этой заключенной.
Она вновь быстро глянула на него, в ее глазах читались изумление и страх. Пусть она и была неплохой лгуньей, но недостаточно в этом поднаторела.
– Клянусь вам, советник, мне ничего не известно…
– Приберегите свои оправдания, – взмахом руки он призвал ее замолчать. – Я намеревался обсудить другое. Когда командующий Гао велел привести вас, мне вспомнилось, что я видел один из ваших трудов. «Зажигательные смеси в условиях современной войны», вроде такое у него было название.
– Верно, я… – начала Лу Цзюньи. Она выпрямилась, собравшись с духом. – Буддийские монахи и заклинатели жэнься[16] уже довольно давно используют зажигательные смеси для праздников и религиозных обрядов, и лишь недавно они сумели обуздать свойственную этим растворам нестабильность. Но, думается мне, это только вопрос времени, когда эта сила будет направлена на разрушение. И нашему государству нужно быть готовым противостоять такому оружию, если его обратят против нас мятежники или вторгшиеся враги.
– Поведайте мне, – попросил Цай Цзин, – что вам известно об алхимии этих смесей?
– Едва ли это можно назвать алхимией, пусть именно алхимики и создали их. Даже несведущий человек сумел бы соединить нужные ингредиенты. Смешать серу, селитру, аристолохию в правильных пропорциях, добавить реальгар и мед… – она заметно оживилась по мере своего рассказа, но теперь замолкла и уставилась на Цай Цзина. – Прошу прощения, советник. Я много пишу о мимолетных причудах. Мне и в голову не могло прийти, что мои бредни дойдут до кого-то вроде вас. Вряд ли мне удалось бы снабдить имперскую армию зажигательными смесями для использования на поле боя. Даже те, кто умеет с ними обращаться, не рискуют направленно применять их в военных целях из-за их нестабильности. Да и любые опыты с ними наверняка грозят обернуться потерянными конечностями или даже жизнями.
Цай Цзин на это ничего не ответил, лишь пригвоздил ее взглядом.
Она опустила голову:
– Прошу, простите меня, советник. Я озвучила ваш вопрос до того, как вы задали его.
Сообразительная, однако. Эта госпожа Лу оказалась проницательной женщиной. И он, безусловно, мог бы использовать ее.
– Раз полагаете, что их силу нельзя обуздать, зачем же написали предупреждение об их использовании в качестве оружия? – поинтересовался Цай Цзин.
Лу Цзюньи замешкалась, осознав, что угодила в ловушку.
– Я лишь хотела… на тот случай, если кто-нибудь, если наши враги создадут нечто, с чем мы еще не сталкивались…
Она сглотнула.
– Раз уж, по-вашему, это лишь вопрос времени, то совершенно ясно, что нам необходимо начать самим проводить опыты, пока нас никто не опередил, верно? Сегодня монахи используют эти смеси для ритуалов и фейерверков. На моем веку вы первая, кто предложил найти им применение на поле боя.
– Вовсе нет, советник. По слухам, во время восстания трех сект мятежники именно с помощью таких смесей и смастерили огненные стрелы. Правда, они были уничтожены до того, как нам удалось что-то выяснить. И другие ученые также писали подобные предостережения – Лин Чжэнь, к примеру, или же Цзэн Гунлян[17]. Я лишь украшала их беседы, едва ли меня можно назвать знатоком в таком деле.
Лин Чжэнь подозревался в подстрекательстве к восстанию и находился в темнице, а Цзэн Гунлян был мертв. Цай Цзин знал это наверняка: ведь он лично отдал приказ о его казни за разжигание недовольства властью. Какая досада! Знал бы он, что ученый Цзэн таит в себе такие таланты, быть может, не стал бы действовать столь поспешно.
Пальцы Цай Цзина погладили камни его колец:
– Поведайте-ка мне, что будет, если объединить эти знания с возможностями камней гунши?
Услышанное поразило ее. Глаза ее широко раскрылись, она отодвинулась на край кушетки:
– Я… я понятия об этом не имею. Прошу простить меня. То… то лишь мои догадки, но риск того, что они выйдут из-под контроля, многократно возрастет…
Ее догадки были верны, но Цай Цзин пока не спешил это раскрывать.
– Я набираю людей, которые смогли бы развить эту сферу науки, – заявил он вместо этого. – Вы получите доступ ко всем ресурсам, какие вам понадобятся. В соответствии с моими инструкциями вы вместе с остальными, кого я выбрал, будете отвечать за использование этих материалов для создания оружия, способного защитить священные границы Великой Сун. Окажетесь полезной – вас ждет награда, провалитесь – понесете наказание, а коли расскажете об этом кому-то еще – велю казнить.
Гао Цю получит свой божий зуб. Проживет ли он достаточно долго, чтобы им воспользоваться, еще большой вопрос, но так или иначе будут сделаны огромные шаги по защите государства.