– И что же случится с теми, кто… не будет соответствовать стандартам? – тихо спросила Лу Цзюньи. – Что с ними будет?
– Отправятся домой с благодарностью империи и предупреждением не разглашать того, чем они занимались в этих стенах. Госпожа Лу, казни подлежат лишь предатели…
Она не была уверена, что почувствовала от этого облегчение. Определенно не почувствовала.
– Немедленная казнь вашей команды, их семей и домочадцев последует, только если всплывет хоть малейший намек на истинную цель наших исследований, – произнес Цай Цзин таким тоном, каким мог бы обсуждать цветы в саду. – Я читал ваши научные умозаключения, госпожа Лу. За вами водится дурная привычка бросать вызов тем, кто выше вас.
Перед глазами Лу Цзюньи мелькнуло лицо ее дорогой Цзя, которую только что столь буднично угрожали убить…
– Клянусь вам, господин советник, что все буду держать в строжайшей тайне…
– Не перебивайте меня.
Лу Цзюньи смолкла, даже дышать перестала. Лишь почувствовала, как ее покачивает.
– Надеюсь, что вы сохраните эту свою привычку, но только в отношении меня. Если вам понадобится информация или материалы, то я жду, что вы попросите меня. Если будет не хватать работников, то я жду, что вы уведомите меня. Если вы сочтете, что необходимо выбрать новый курс для исследования, то я жду, что вы поставите меня в известность. Меня. И лишь меня. Безусловно, с должным почтением. Терпеть не могу, когда почтение превалирует над истиной. Однако если вы решите обсудить эти темы где-то еще и я узнаю об этом, вы будете уничтожены. Я ясно выражаюсь?
Лу Цзюньи облизнула губы. Голос ее был слабым, словно дуновение ветра, с трудом шевелящее тростник:
– Да, господин советник. Предельно.
– Замечательно. В таком случае, настала пора поведать вам об истинной причине вашего пребывания здесь.
Лу Цзюньи сглотнула. Головокружение усилилось.
Цай Цзин повел ее из комнаты во внутренний рабочий кабинет, где у дверей дежурили стражники, стоявшие в три ряда, несмотря на то, что снаружи и так было много военных. Они даже не шелохнулись, когда Цай Цзин и Лу Цзюньи вошли внутрь.
– Я лично отобрал стражников, – поделился с ней Цай Цзин, стоило им оказаться в комнате. – Им невдомек, чтó именно они охраняют, знают только, что это чрезвычайно важно. Доступ к этой комнате будет только у вас. Я распорядился, чтобы сегодня это доставили сюда.
Его рука опустилась на сундук, богато украшенный золотом и резьбой, с увесистым замком. Бронзовый ключ болтался у него на рукаве.
– В этом году монахи Аньфэньского монастыря экспериментировали с зажигательными порошками для создания взрывчатки. Но случилось несчастье, которое сровняло монастырь с землей и убило сорок семь монахов.
Лу Цзюньи подавила вздох. О, небеса…
– Но они не обратили внимания, что их взрыв зацепил какой-то неизвестный камень гунши.
Лу Цзюньи попыталась собраться, чтобы переварить эту информацию.
Последствия, наверное, были уму непостижимы. Зажигательные порошки уже давно вышли за пределы разумного понимания – некоторые считали, что они прорывают трещины в реальности так же, как это удавалось божьим зубам, чтобы высвободить такое же количество энергии. Мнения относительно них отличались: одни считали, что их стоит и дальше изучать, другие утверждали, что те являются дьявольским искусством, за которое никому не стоит браться, дабы не навлечь на себя гибель.
Такой выброс энергии в непосредственной близости от камня гунши!
Какая-то часть Лу Цзюньи искренне удивилась, что погибло лишь сорок семь человек.
– Судя по всему, ' большая часть камней гунши была уничтожена взрывом, – спокойно продолжил Цай Цзин. – Но среди обломков нашли тринадцать небольших фрагментов, которые остались невредимыми. Поразительно, но они, кажется, были… изменены.
Ключ, висевший на рукаве, опустился в его ладонь, и он вставил его в замок резного ларца.
– Девять из них существуют и поныне, и три были перенесены сюда.
Он поднял крышку.
Внутри на подстилке из роскошной ткани лежали три осколка полированного камня.
Лу Цзюньи потянулась было в их сторону, но замерла на полпути. Ей показалось, или воздух над ними и вправду дрожал?
– Они натолкнули меня на мысль о… – предположение казалось слишком глупым, чтобы его высказывать.
– Божьем зубе? – согласился Цай Цзин. – Да, даже больше, чем вам кажется. Вскоре было обнаружено, что, несмотря на произошедшую трансмутацию, они ведут себя как божьи зубы.
На этот раз Лу Цзюньи не смогла удержаться от резкого вздоха.
– Это значит, что…
Что можно создать новые божьи зубы…
– Все верно, – подтвердил Цай Цзин. – Суть вы поняли. К сожалению, чтобы приобрести эти знания, мы потеряли четыре из этих фрагментов, а вместе с ними рассудки и души четырех человек.
– Связь между божьим зубом и человеком… сработала не так, как должна была? – предположила Лу Цзюньи.
Последствия такой неудачи невозможно было представить.
«Ох, бедные люди».
– Все работало именно так, как и должно было работать, – вкрадчиво ответил Цай Цзин, – пока осколки не пожрали их изнутри. Судя по всему, остается проблема с их… стабильностью.
– Вот чего вы от нас хотите, – вывод был только один. – Изыскать способ, как обуздать их и исправить их нестабильность…
Задача возникла у нее в голове.
«Возможно ли это вообще осуществить?»
– Именно, а также повторить подвиг, – советник опустил крышку сундука, скрывая его ошеломляющий секрет. – Но осторожно.
Цай Цзин хотел получить возможность изготавливать божьи зубы из камней гунши по своему желанию.
Как это изменило бы империю! Как это изменило бы все! У Лу Цзюньи в голове не укладывалось… Каким бы это стало открытием! На долгие века.
– За исключением самого государя, никто за пределами этой комнаты не знает подробностей, которые я вам только что поведал, – тихо предупредил Цай Цзин. – Никто из ныне живущих, я хотел сказать. Я распорядился уничтожить все записи об аньфэньском инциденте. Можете себе представить, что может случиться, если эти знания попадут не в те руки?
Она вполне могла.
В глубине души Лу Цзюньи понимала, что советник, вероятнее всего, не станет разделять ее собственное мнение о том, как надо обращаться с подобным изобретением. Но… это не могло помешать технологическому прогрессу, который значительно изменил бы мир. Даже сам Цай Цзин не мог предсказать, воплотятся ли в жизнь его тщательно разработанные планы, и Лу Цзюньи этого знать не дано. Это было бы слишком масштабным, слишком неконтролируемым изменением…
Если бы оно сработало.
Если бы оно сработало, Лу Цзюньи сохранила бы секреты того, как это делается.
Очень опасное знание.
Цай Цзин повернулся и направился прочь из комнаты, а Лу Цзюньи поспешила следом; ее разум был в смятении, кожа онемела.
– Коль скоро вы обо всем узнали, то понимаете, ч ' то я требовал от вас изучить, – сказал Цай Цзин. – К сожалению, до сих пор мои надежды в отношении выбранных мною ученых не оправдались. Над империей нависла серьезная угроза, исходящая из-за ее границ. Чтобы избавиться от нее, нам необходимы самые светлые умы в империи, и если у вас на примете есть кто-то вроде вас, кого, возможно, обошли стороной, назовите мне их имена, и они будут в вашем распоряжении.
Лу Цзюньи заколебалась.
– У вас есть кто-то на примете, – Цай Цзин поторопил: – Говорите.
Будь проклят этот человек и его сверхъестественное чутье! Лу Цзюньи не считала, что у нее на лице все написано, знала, что это не так. Отчего-то казалось, что он всегда знал слишком много.
По правде сказать, Лу Цзюньи заметила, что многие предоставленные Цай Цзином трактаты были за авторством Лин Чжэня. Лин Чжэня, забавного старика-ученого, который несколько раз посещал ее светские кружки, порой в компании своей супруги Фань Жуй. Лин Чжэня, который приходил в восторг от всего, что было способно гореть и создавать шум, каким бы опасным то ни было, и который заражал всех своим весельем.
Лин Чжэня, который несколько месяцев тому назад был арестован – по подозрению в подстрекательстве к мятежу, как слышала Лу Цзюньи, – что совсем не вязалось с озорной улыбкой этого старика. Она и раньше находила некоторые из его работ увлекательными, но до сих пор понятия не имела о глубине его открытий.
Она также начала замечать, что частенько в его заметках упоминается его жена. Фань Жуй сама по себе была личностью необычной, заклинательницей жэнься с определенными достижениями, правда, в присутствии Лу Цзюньи она никогда не выказывала грубости, с которой обычно связывали приверженцев жэнься. Если не считать ее редких, но хлестких проявлений остроумия.
Читая между строк заметки Лин Чжэня, Лу Цзюньи поразилась, как высоко он отзывался о своей супруге: как о равном по интеллекту человеке, партнере по исследованиям. Много места отводилось ее особым способностям в алхимии, благодаря которым она, судя по всему, и снискала некоторую славу, и что он регулярно советовался с ней по вопросам своих исследований.
Поговаривали, что Фань Жуй заключили в тюрьму вместе с супругом.
Лу Цзюньи тщательно подбирала слова:
– Господин советник, во время изучения материалов по вашему указанию у меня возникла идея. Некоторые из них были написаны одним мужчиной и, как я полагаю, его женой. Я встречалась с ними раньше пару раз, и их ученость впечатлила меня. Однако…
Цай Цзин подождал, пока ее слова повиснут в воздухе, его седые брови сурово сдвинулись.
– Вы говорите об ученом Лин Чжэне. И его супруге, надо полагать.
Лу Цзюньи замешкалась с ответом:
– Да, советник. Понимаю, они… в немилости у империи. Прошу прощения, что вообще упомянула их, но думаю, они смогли бы помочь с исследованием, их поразительные знания…
Она запнулась и замолчала под яростным взглядом советника.
«Но он же сам просил… просил говорить ему… трижды спрашивал… Идиотка. Это же не значит, что нужно предателей империи предлагать».