Она попросила Фань Жуй научить ее этому. Пока заклинательница работала над более сложным металлическим покровом, Лу Цзюньи усердно постигала фундаментальные алхимические принципы, а затем пыталась применить полученные знания для создания всевозможных успокаивающих и исцеляющих эликсиров – Фань Жуй говорила, что они могли утихомирить силу божьих клыков. Еще она говорила, что для их создания нужны лишь минимальные опыт и мастерство. Лу Цзюньи же считала совершенно иначе – ее волосы взмокли от пота и сбились в пряди, пока она силилась усвоить все эти принципы, склонившись над горнилами или измельчая в порошок лапки насекомых.
– Просто прочувствуй все это! – повторяла ей Фань Жуй и заливалась смехом.
Но эликсиры Лу Цзюньи пока никак не воздействовали на камни гунши. Либо путь она выбрала неверный, либо не обладала достаточными навыками.
Однако темные металлы, к счастью, все же и вправду обеспечивали защиту от некоторых изменчивых эффектов – они неоднократно это проверили, чтобы применить на одном из драгоценных божьих клыков. И сегодня по приказу Цай Цзина они должны были провести первое полноценное испытание.
Лу Цзюньи не проглотила ни кусочка в то утро.
До сих пор советник был удовлетворен прогрессом, которого им удалось добиться с тех пор, как Фань Жуй подключилась к работе. И все это обернется прахом, если сегодня они не придут хоть к какому-то успеху.
В докладах Цай Цзину Лу Цзюньи всячески выгораживала Фань Жуй, говорила о ее полезности для исследований, стремясь дать ему повод проявить к той снисхождение. Советник же, напротив, отвечал, что с удовольствием прислал бы ей в помощь других сведущих алхимиков.
– Навыки совершенствующегося, да еще и способности к алхимии… что ж, весьма редкий дар, – недовольствовал он. – Говорите, что она вас наставляет?
– Я едва дотягиваю до уровня ученика, – пыталась донести до него Лу Цзюньи. – С большей частью теории я уже знакома, но совершенно другое дело – применять ее на практике… Я и думать не смею, что за эти ничтожные несколько недель сумела хоть на чуть-чуть приблизиться к заклинательнице жэнься. И дело тут не только в ее навыках, господин советник, но и в ее чутье. Я могу лишь следовать за полетом ее мыслей, но я и представить не могу, куда ее опыт может нас привести.
– Кажется, что за репутацией Лин Чжэня стоит колдовство его жены-заклинательницы. Полезная информация. Благодарю вас, госпожа Лу.
Лу Цзюньи глубоко вздохнула, лишь бы не начать паниковать из-за Лин Чжэня. Неужто в глазах советника ничто не могло искупить вину этих двоих?
– Прошу меня простить, советник. Ученый Лин не менее искусен в своей области. Вряд ли можно сыскать такого же знатока этих новых зажигательных веществ. Да и заклинательница Фан говорила, что понадобится его помощь в создании некоторых элементов для ее испытаний.
– Я понял вас. Прекрасно, – Цай Цзин постучал своими кольцами по столу, за которым сидел во время ее доклада. – Я поищу новых алхимиков по всей империи. А пока вам потребуются подопытные. Я отобрал горстку добровольцев из числа военных. Заключенные подошли бы куда лучше, учитывая, что для этих исследований понадобится много расходного материала, но если вы добьетесь успеха, то в их руках окажется небывалая сила, а этого мы допустить не можем.
Лу Цзюньи покрылась холодным потом. И как она только не подумала раньше… Разумеется, их наработки нужно будет испытать.
Добровольцы из числа военных. Ее разрывали мысли о том, насколько добровольной была эта служебная обязанность, что могла опустошить и уничтожить этих людей, ментально и физически.
И вновь у нее не оставалось иного выхода. Этот скользкий путь вел лишь в одном направлении. Кроме того, скольких солдат поможет спасти подобное оружие, когда тех же самых стражников отправят на защиту границ империи от всех, кто желает ей навредить?
И если они действительно вызвались добровольцами… хорошие солдаты, считающие себя верными слугами империи… такое отношение обычно было свойственно страже. Ее дорогая Цзя однажды даже упомянула, что иной образ мышления могли бы счесть неподобающим. Неблагонадежным.
«Ценности империи уже давно перестали совпадать с твоими собственными. И здесь все точно так же. Быть может, им это действительно только в радость. Добьешься успеха – и обретешь власть, чтобы все изменить».
Если она добьется успеха, то наверняка сумеет уберечь от казни и Лин Чжэня, и Фань Жуй. Если она добьется успеха, то сумеет оказаться при императорском дворе. Если она добьется успеха, то поможет защитить империю от захватчиков, грозивших уничтожить ее прежде, чем эту страну можно будет изменить: слова Цай Цзина об угрозе на севере произвели на нее сильное впечатление.
Если она добьется успеха, то получит доступ к власти, с помощью которой можно будет сделать империю демократичнее во всех отношениях и изменить облик страны так, как никто не смог бы себе представить.
Лу Цзюньи всегда верила в прогресс.
Но, занимаясь абстрактными разглагольствованиями на тему значимости инноваций, она и подумать не могла, что однажды ей придется стоять посреди огромного расчищенного двора в самом сердце города и испытывать новое оружие на живом человеке.
Она держала поднос с божьим клыком в руках, осторожно, чтобы ненароком не коснуться его. Фань Жуй находилась подле нее, а сопровождающие ее охранники дежурили позади.
– Ты уверена, что мы все сделали правильно? – этот вопрос Лу Цзюньи уже неоднократно задавала в различных вариациях.
– Раскачивается, а не колеблется, – ответила Фань Жуй, кивая. – Ох, да, весьма-весьма. Металлы сдерживают энергию, уменьшают нагрев…
– Все как с обычным божьим зубом? – не унималась Лу Цзюньи. Она продолжала беседу с Фань Жуй, поглядывая на мужчину, стоявшего чуть поодаль, в центре двора, добровольца, которого прислал к ним Цай Цзин. Две кисточки на его форме говорили о том, что он был командиром гарнизона.
– Насколько ты уверена?
– В жизни вообще нет места уверенности, – любезно ответила Фань Жуй. – Пусть горит! – И вновь залилась смехом.
О таких ее выходках Лу Цзюньи никогда не упоминала в докладах Цай Цзину.
Она была бы рада иметь больше гарантий, но не могла придумать других мер предосторожности. Сначала она попросила Фань Жуй продемонстрировать данный метод на необработанном камне гунши, и тогда Лу Цзюньи дотошно, даже с некоторой нервозностью, задокументировала снижение реактивности камня при покрытии его различными тяжелыми металлами. Занятно, но лишь некоторые из металлов оказывали такое воздействие. Занятно и, откровенно говоря, весьма поразительно. Тогда Фань Жуй провела то же испытание с сурьмой, и камень, жидкость и сам чан застыли в процессе, а после рассыпались в пыль от первого же прикосновения.
Лу Цзюньи провела столько наблюдений, насколько у нее только хватило духу, и передала графики остальным ученым, чтобы те вычислили закономерности и свели результаты. Были учтены все попытки приблизиться к пониманию процесса, прежде чем эти данные оказались в руках советника.
Она знала: как только она передаст их ему, он заявит, что все готово. Что медлить больше нельзя и нужно проводить первое испытание.
Она ожидала, что он, скорее всего, придет сюда сегодня, и не смогла скрыть нервозного облегчения, когда он не явился. Быть может, решил не рисковать собой вблизи от места испытания, которое грозило сровнять с землей все здание.
Так или иначе, ее облегчение было бессмысленным. Если они потерпят неудачу и если Лу Цзюньи переживет эту неудачу, его отсутствие станет лишь отсрочкой наказания, но не смягчит его. Если они потерпят неудачу… Лу Цзюньи старалась не думать, как сделает доклад об этом. Звучит глупо, однако она испытывала не только страх и опасения, но и энтузиазм. Как бы отчаянно она ни стремилась избежать гнева Цай Цзина, она также хотела ощутить удовлетворение, доложив ему об успехе.
Вот глупость. Подобные полеты фантазии приведут лишь к гибели. Она должна оставаться предельно осторожной и сдержанной и не забывать о жизнях, которые ей не принадлежали, но которые зависели от нее, начиная с мужчины, стоявшего посреди этого двора.
Но если просто стоять здесь в бездействии, то это тоже едва ли улучшит ситуацию.
Лу Цзюньи направилась к дюжему командиру впереди. Стоило ей приблизиться, как он тут же выпрямился и вежливо поприветствовал ее, резко выкрикнув слова уважения.
– Как вас зовут, офицер? – спросила она его.
– Госпожа, мой фамильный знак – Вэнь. Я полностью к вашим услугам.
– Вас проинформировали о том, какие опасности ожидают вас сегодня? – Ей нужно было в этом убедиться.
– Я должен буду овладеть божьим зубом, который сочли нестабильным. Если добьюсь успеха, то смогу использовать его на благо империи, а коли судьба распорядится иначе – умру.
Лу Цзюньи колебалась, думая, ч ' то бы еще спросить или сказать, чтобы эгоистично заглушить собственные этические сомнения.
– Если бы я сказала вам, что мы можем что-нибудь придумать, чтобы отложить это…
Его бесстрастное выражение лица сменилось крайним потрясением, и он опустился на одно колено.
– Молю вас, госпожа, поведайте, какую обиду я вам нанес. Я руки до костей обдеру, лишь бы загладить свою вину.
– Да ничем вы меня не обидели, – тут же ответила Лу Цзюньи. – С чего вы взяли?
Командир Вэнь колебался с ответом.
– Служить империи всегда было честью для меня, но меня удостоили этого шанса в качестве награды, в знак признания моих деяний на северных границах… Госпожа, это мечта любого солдата. Овладеть божьим зубом – значит пройти по стопам министра Дуаня, генерала Ханя и генерала Гао.
Военный министр Дуань и генерал Хань, известный как Непобедимый, были одними из немногих военачальников, владевших божьими зубами. И генерал Гао, двоюродный брат командующего Гао Цю, был одним из тех высокопоставленных военных, кто сумел применить навыки совершенствующегося на поле битвы. Все они были знамениты. Об их деяниях слагали легенды. Их имена были связаны с богатством и благосклонностью государя.