Лошади выстроились в ряд, впереди Линь Чун расположилась Ху Саньнян, а позади – Жуань Седьмой. Находившаяся впереди Чао Гай свистнула им, и Ху Саньнян развернулась в седле и выкрикнула:
– След в след идите!
Но ей не было нужды предупреждать. Линь Чун и сама осознавала опасность подобной местности. Столь же опытной казалась и ее резвая кобылка, не выказывавшая более никакого намерения выскочить из-под нее и осторожно ступавшая по извилистому участку твердой земли, по которому их вела Чао Гай.
Воистину, более подходящего места для укрытия было не сыскать.
Водные участки встречались все чаще. Лучи рассветного солнца освещали затянувшиеся водорослями озерца по одну сторону и болото с бревнами и приземистыми корявыми деревьями, чьи корни тщетно стремились вырваться из-под воды, – по другую. Еще на тропе копыта Малышки Уцзин начали увязать в земле, лошади забрызгивались грязью, пока всадники пробирались вперед. Примерно через час после того, как они покинули разбойничий лагерь, им удалось добраться до полуострова, который был огорожен от разрастающегося болота кучами бревен, горизонтально уложенных на илистой земле.
Впереди них грязь переходила в зеркально гладкое озеро, посреди которого виднелись островки ила и заросли тростника. Два больших парома пришвартовались у полуострова, и с них раздавались приветственные возгласы – семейства Чжан и Тун готовили лодки к спуску на воду.
– Эй! – выкрикнула старшая Тун с таким пылом, словно кутила всю ночь напролет. – Готовы выдвигаться? Привезете нам чуток сокровищ, а? Нас-то, скромных контрабандистов, не обидите, верно?
– Да мы-то самые обычные торговцы, – поддразнил в ответ У Юн. – Куда уж нам тягаться с вашими неподражаемыми уловками!
– Цари болот, вот мы кто! – подхватил Чжан Хэн, которого метко прозвали Лодочником. – И не только на болотах Ляншаньбо. Мы хозяева топей, разбойники речных путей, наш оплот на горе, что правит всеми долинами в округе…
– И герои Великой Сун! – подытожил Жуань Седьмой, спрыгнув с лошади и смачно приземлившись в грязь.
– Всю маскировку попортишь! – пожурил его Жуань Пятый, выскальзывая из седла гораздо изящнее. – Ну-ка, сполосни водой!
Седьмой закатил глаза, но сделал, как было велено, прополоскав грязные подолы в болотной воде, которая и сама-то не была особо чистой, но он хотя бы перестал выглядеть так, словно сам окунулся в болото. А между тем Линь Чун, следуя за остальными, осторожно уговаривала лошадей зайти на паромы. Малышка Уцзин вскинула морду и коротко заржала, натянув уздечку, стоило ее копытам коснуться качающихся дощечек. Наконец и люди, и лошади погрузились на борт, и бодрые капитаны, перекрикиваясь друг с другом, оттолкнулись от берега длинными шестами, направляя плоскодонные судна.
– Они эти болота знают лучше кого бы то ни было, – обратился Жуань Седьмой к Линь Чун; он, судя по всему, счел своим долгом поведать ей все о Ляншаньбо. – Разумеется, окромя меня и моих старших! ' Воды здесь коварные; вроде гладко все на вид, а на деле там кучки ила прячутся, поэтому нужно знать, где можно лодку провести. Тут запросто можно заблудиться и не найти выхода или сесть на мель и застрять. Но рыбачить тут чертовски хорошо в некоторых местечках – главное, знать, где их отыскать.
– Вы со своей родней рыбаки, я слыхала? – учтиво поинтересовалась Линь Чун. – Мне говорили, что вы откуда-то из здешних мест.
– Мы из Шицзецунь – маленькой деревушки где-то в десяти ли отсюда, – Жуань Седьмой небрежно махнул рукой на северо-запад. – Жилось нам неплохо, мы карпов в болотах удили, пока все это не кончилось. Окружной судья посылал к нам своих змеенышей, чтобы все наше прикарманить, мол, долг это наш перед империей. Ха! Да я империи готов днями напролет служить. Но голову на отсечение дать готов, что наш жирный золотой карп не империи достался бы, а попал бы в пасть тому судье с его приспешниками!
– Так вы и присоединились к разбойникам?
– Не прям сразу. Сначала мы этих разбойников ненавидели: когда те обосновались на горе, то перекрыли нам наши рыбацкие угодья по другую сторону болот, а там самая жирная рыба водилась. Они принялись твердить, знаешь ли, что отныне это земли стана Ляншаньбо, и никто не осмеливался перечить – не без причины, сама понимаешь. Нас со всех сторон зажали, вот мой пятый братец и решил судьбу испытать в игорных домах, однако проиграл последнюю рубаху с ботинками, так и вернулся босой. Та еще засада. Но наш Мудрец жил прежде в Шицзецунь – лет пятнадцать назад или около того, и мы ему приглянулись, хотя ни читать, ни писать не могли и даже рядом не стояли с ним, служившим чиновничьим наставником. Зато, думаю, отваги нам не занимать. Да и деремся сносно, и болота как свои пять пальцев знаем, вот потому, когда Мудрец пришел и позвал нас в ряды Ляншаньбо, мы тут же откликнулись. Наскребать себе на жизнь, которую у нас отобрали богатенькие лодыри в своих ямэнях, или вольготно жить как герои? Выбор очевиден!
– Ты У Юна Мудрецом зовешь?
– Да, умнее него во всей империи не сыщешь! И здесь уж больно хорошо живется. И еды в достатке, и никто не обижает, и можно как истинные хаоцзе себя проявить. Мы тут и рыбу ловим, и сражаемся, и дома строим. Кстати, знаешь, как долго я могу продержаться под водой?
Линь Чун прокашлялась от странного чувства, сдавившего горло.
– И как долго?
– Видишь остров на той стороне? На голову цилиня[22] похожий? Я до него могу доплыть, ни разу не выныривая!
Линь Чун поглядела на болото. На воде было труднее прикинуть расстояние; как ей показалось, тот маленький рогатый островок должен был быть по меньшей мере в четверти или половине ли отсюда… Она задумалась, уж не приукрашивает ли Жуань Седьмой. И если все же нет, то умение его и впрямь было поразительным.
Он со своим старшим братом явно были довольны жизнью в Ляншаньбо после того, как слишком долго влачили существование в бедности, которая Линь Чун казалась мучительно знакомой. И вот теперь он, расправив плечи и подняв голову, стоял на борту разбойничьего парома, с гордостью рассказывая о своем доме, а позади него высилась гора Ляншаньбо, которая из-за большого расстояния казалась теперь величавым пиком над водой. Жуань Седьмой был красивым стройным парнем с испещренной темными и золотистыми пятнами шеей и тонкими чертами лица, и сейчас, в лучах утреннего солнца, он каким-то непостижимым образом показался Линь Чун бронзовой резной статуей. Статуей героя Великой Сун, как он сам себя провозгласил.
Разве могла она ждать, что он поступил бы иначе?
Пусть даже Линь Чун годами изнуряла себя тяжким трудом, лишь невероятная удача позволила ей выбраться из нищеты. Если бы в ее жизни все сложилось иначе… или если бы она выросла неграмотной, безо всякого шанса сдать государственные экзамены…
Она не питала иллюзий относительно того, сколь близка была к этому. Острие клинка отделяло жизнь, за которую она боролась, от смерти, борделя или попрошайничества на улице. И где она оказалась, когда той жизни пришел конец? Обосновалась там же, где и Жуань Седьмой.
Два парома заскользили по воде, управляемые лодочниками, петляя из стороны в сторону и уходя от горы все дальше, пока вдали, наконец, не замаячила добротная береговая линия. К краю болота приткнулись мелкие здания на сваях, уходящих глубоко под воду, а за ними низкая стена от паводков, которая намечала извилистую дорогу, проходившую вдоль границы болота и уходившую в холмы.
Их паромы, судя по всему, держали путь к самому концу этого ряда построек, пока не причалили рядом со зданием, напоминающим приличных размеров постоялый двор.
– Эй, Сухопутная Крокодилица! – раздался чей-то выкрик.
«Сухопутная Крокодилица», – внезапно вспомнила Линь Чун. На том постоялом дворе, куда Лу Да притащила ее, как раз была женщина с таким прозвищем: она напоила ее чаем с сильным ароматом и послала свистящую стрелу через болото. Линь Чун в тот раз была немного не в том состоянии, чтобы придать этому значение.
– Эй-эй! – Навстречу им вышла сама хозяйка постоялого двора (Линь Чун никак не могла вспомнить ее имя) и помогла лодочникам привязать паромы к сваям у задних стен. Лошадь Линь Чун весьма настороженно подошла к выходу на сушу, и той пришлось уговаривать ее спуститься на пристань.
– Я принесла вам немного горячего соевого творога на дорожку, – улыбаясь, сказала им Сухопутная Крокодилица. – Ая-я-я, наставник Линь! Рада видеть тебя на своих двоих. Гляжу, ты и метку осужденного искусно спрятала.
– Это сестрица Ху постаралась, – Линь Чун отдернула поднятую было руку, чтобы не испортить макияж. Кожа под краской начала чесаться.
– Ах, Стальная Зеленая Змейка! Ну, у нее много талантов. На вот, горяченького выпей.
Линь Чун с благодарностью приняла чашку:
– Спасибо. И спасибо тебе за все, что ты сделала для меня в том месяце, когда я тут оказалась.
– Да брось ты. Чем смогла, тем и помогла. Рада, что Волшебный Лекарь сумела тебя подлатать, – хозяйка постоялого двора сверкнула улыбкой и отправилась хлопотать над остальными. – Эй, Тактик, целую вечность с горы носу не показывал! Так и пышешь здоровьем!
Несмотря на теплый прием и еще более теплую еду, согревшую их руки и животы, Чао Гай и У Юн не стали тратить время попусту. Они вывели лошадей с паромов – это заняло немного больше времени, чем рассчитывали, уселись в седла, вернули чашки Сухопутной Крокодилице, сестрице Чжу Гуй (Линь Чун наконец-то расслышала ее имя), радостно распрощались с хозяйкой гостиницы и их лодочной командой и двинулись в путь.
Все утро путь их лежал на запад, лишь изредка они останавливались передохнуть и напоить лошадей. Пейзажи в этих сельских краях были дикими и приятными глазу, с редкими путниками и длинными полосами густых лесов или же полей с ранними посевами. Постепенно среди заболоченных земель начали вырастать гряды холмов и гор, а земля становилась все более каменистой. Палящее солнце заставило Линь Чун вспотеть. Порой им открывались виды на долины или крестьянские угодья либо же деревни, располагавшиеся у пересечений дорог и у речных берегов. Мимо проходили и другие путники, временами даже отряды имперских солдат, Линь Чун отворачивалась, скрывая лицо, но никто из них и бровью не повел.