Линь Чун подавила судорожный вздох. Женщина…
Солдаты и не говорили, что их командир мужчина – то было лишь очевидным предположением. Очевидным, но неверным. Командир Ян Чжи была одной из немногих женщин-офицеров, служивших на благо империи.
Линь Чун слышала ее имя, помнила его. Высокопоставленных женщин, служащих в имперской страже, можно было по пальцам пересчитать.
Ян Чжи обучалась до того, как Линь Чун стала наставником по боевым искусствам – по крайней мере, должна была, ведь чтобы дослужиться до высокого звания, не имея ни связей, ни покровительства, требовались десятилетия верной службы, потому-то им и не довелось встретиться лицом к лицу. Но Линь Чун припоминала рассказы о том, как Ян Чжи наведывалась в Бяньлянь и уезжала с поручениями. Она была уважаемым офицером, которому доверяли важные задания. Ее прозвали Черномордым Зверем за иссиня-черное родимое пятно на лице и неимоверную, почти звериную бойцовскую выносливость.
Как белый день ясно, что командир Ян лишилась тяжким трудом заработанного звания, понижена и отправлена в лагерь для ссыльных из-за мелочного, трусливого Гао Цю.
Линь Чун сжала рукоять спрятанного под одеждой короткого меча до боли в костяшках пальцев. Она попыталась ослабить хватку. Как он посмел… Те тайфуны почти сравняли все с землей, разве сумел бы кто-то вытащить тяжеленные камни весом в тысячи цзиней из реки. Это был нелепый приказ. Ян Чжи благоразумно спасла жизни своих людей, когда все было потеряно, а Гао Цю с его мелочной злобой разрушил ее карьеру так же, как поступил с Линь Чун.
И вот теперь, когда на голову командира Ян выпала большая удача – наместник издалека признал ее ценность; теперь, когда она отхватила ничтожный шанс вновь проявить себя благодаря этому заданию высочайшей важности и вернуть часть причитающегося; именно в этот момент Линь Чун со своими соратниками собирались у нее этот шанс отнять.
Это было несправедливо. И не было той отвагой, за которую должны были радеть обитатели Ляншаньбо.
«Но в этом нет нашей вины – ни нашей, ни ее. Это все государство. Вся система. Командующие, кумовство, судьи, взяточничество, мелочность, подхалимство… Не наша вина, что командир Ян оказалась здесь. Это все Гао Цю… он и только он… он изгнал ее в то место, лишил достоинства и отправил в эти горы, где нам и случилось повстречаться…»
Это все Гао Цю. Он и советник. Что там рассмешило У Юна на одном из их собраний?
«Какой человек рискнет жизнями людей ради перевозки сокровищ, совершенно ему не нужных, по очень опасным местам? Эти богатства наверняка высосали из северных землевладений! Он просто очередной лиходей, что вредит народу».
Линь Чун глянула на дорогу. Бай Шэн пока не появлялась. Она поднялась и, подойдя к Чао Гай, опустилась рядом с той на корточки.
– В чем дело, сестрица? – глаза Чао Гай были закрыты, она сидела на земле, прижавшись к дереву. Но Линь Чун не сомневалась, что она видела все, что происходило вокруг.
– Их командир, – зашептала Линь Чун, – благородный офицер. Женщина, которую Гао Цю сослал…
Она прошипела его имя, даже не задумываясь.
Чао Гай ответила не сразу:
– И что с того?
– Разве можем мы… – кулаки Линь Чун сжались крепче, она стиснула зубы и попробовала вновь. – Сама же говорила, что мы боремся за справедливость. Командир Ян не из продажных. Я слышала, как они говорили…
– Все, кто служит подобной несправедливости, погрязли в ней как соучастники, в каком-то смысле, – Чао Гай все еще не открывала глаза.
– Даже государь? – произнесла она прежде, чем успела подумать. Даже задумываться о таком было сущим богохульством…
– Государю лжет его собственное окружение. Он не представляет, какие гнусности творятся от его имени, – ответила Чао Гай. – И подумай, эта твоя командир Ян, как ты ее называешь, перевозит нечестно нажитое имущество от вора к тирану. Она не герой.
У Линь Чун будто камень на сердце свалился. Она ведь знала, не так ли? Знала, чтó будет, если она примкнет к Ляншаньбо.
Быть может, когда все закончится и никто не пострадает, как они и планировали, быть может, Ян Чжи сбежит. Ей не пришлось бы возвращаться к своему начальству, как после провала с камнями гунши, не нужно было бы брать на себя вину за то, что было ей не подвластно. Ведь посылать такое количество драгоценностей через края, где царит беззаконие, лишь для того, чтобы потешить самолюбие одного старика в день его рождения, – такое поручение было за гранью ее понимания.
Линь Чун надеялась, что командир Ян сбежит, но не думала, что это возможно.
Чао Гай открыла глаза.
– Начинаем, – пробормотала она.
Линь Чун, прищурившись, уставилась на дорогу, ничего не замечая. Вероятно, чувства ее были не такими острыми, как у Чао Гай. Но когда они разговаривали о… о новых способностях Линь Чун… Чао Гай тогда сказала ей, что не стоит бояться этих ощущений. Ей следует не задумываясь отдаваться им и столь же легко отстраняться от них… Во время медитации это давалось ей легко, но решилась бы она на это сейчас? Хотя бы на миг?
Она медленно и глубоко вздохнула и позволила ощущениям, щекотавшим ее сознание с тех самых пор, как они были с Лу Да в лесу, захлестнуть ее.
Она почувствовала окружавшие ее деревья. Жучков, прорывающих ходы под корой. Ветви, узловатые от затвердевших грибных наростов на них. Траву, что приминалась под тяжестью ее подошв. Шелестящие наверху листья. Маленькую белку, перепрыгивающую с ветки на ветку над их головами. Собратьев-разбойников, ожидавших с разной степенью готовности. Солдат, утомленных, привалившихся к своим сверткам. Крошечных мушек, кружащих над засохшим потом на их коже. И еще одного человека, который приближался к ним через кусты…
Линь Чун резко вдохнула. Она ощутила Бай Шэн за секунду до того, как услышала и увидела ее.
Это было так странно.
«Все взаимосвязано, – сказала Чао Гай. – Земля, стихии, все живое вокруг…»
Бай Шэн шла, согнувшись под весом двух больших ведер. Они дико раскачивались, пока она, спотыкаясь, прокладывала себе путь через заросли. Затем она остановилась и с явным облегчением согнула колени, опуская ношу наземь. Она сбросила с плеч коромысло и уселась на крышку одного из ведер, прикрыв лицо руками.
Командир Ян напряглась, заметив ее приближение, рука ее потянулась к мечу. И заметно расслабилась, признав в Бай Шэн простую путницу с ведрами вина, ищущую укрытия от солнцепека. В небольшой рощице уже собралось много народу, но Бай Шэн не подходила ни к кому слишком близко, дабы не вызвать подозрений.
Как и велела Чао Гай.
Командир Ян, быть может, и сосредоточилась на возможной угрозе, но вот ее подчиненные оживились вовсе по другой причине.
– Уважаемая, – окликнул Бай Шэн один из них, тот самый сплетник, чью болтовню подслушивала Линь Чун. – Скажи-ка, а это вино у тебя там в ведрах?
– Да как пить дать, – поддакнул другой. – Я заметил ее вчера на рынке, когда мы через город ехали. Торговала она там. Подскажи-ка, а сколько стоит утолить нашу жажду?
Бай Шэн деланно задумалась:
– В городе я каждое такое ведро за пятерку лянов[23] серебра отдаю. Если есть, чем платить, продам – учти, ни монетой меньше.
Мужчины с энтузиазмом склонили головы друг к другу, что-то горячо обсуждая.
– Да мы можем наскрести пять лянов…
– Объединимся, и с каждого по чуть-чуть совсем получится…
– Жара такая, а у меня горло сухое, как щель у старой шлюхи…
– Подождите, – приказала Ян Чжи. Она стояла на месте, не сводя с Бай Шэн проницательного взгляда. – Сами слышали, ч ' то говорят про здешние места. В вино могли дурман подмешать, а сами разбойники на деревьях затаились, чтобы глотки нам после перерезать.
– Но, командир… – заскулил один из солдат, однако быстро осекся, стоило Ян Чжи гневно зыркнуть на него. Судя по всему, они не должны были выдавать свои воинские чины.
– Это мое-то вино? И с дурманом? – воскликнула Бай Шэн, в величайшем оскорблении скрестив руки. – Как только посмели! Передумала я, не видать вам моего вина!
– Да мы и не претендуем, – ответила Ян Чжи с сильным бинским говором. Ее акцент противоречил званию, до которого она дослужилась, равно как и ее полу – люди из провинции Бин редко так высоко продвигались по службе. Отчасти причиной тому являлось элементарное ханжество – Линь Чун была более или менее в курсе таких толков, учитывая ее родословную по матери, – но также молодежь из этих далеких северо-западных краев редко могла похвастаться знанием грамоты или имела хотя бы начальную подготовку в области боевых искусств, тактики, военной истории или же географии.
И преодолеть такую пропасть было практически невозможно.
– Как доберемся до Хаочжоу[24], будет вам и вино, и мясо, – пообещала Ян Чжи своим людям. – Столько, сколько осилите. Слово даю.
Солдаты что-то пробормотали, соглашаясь с ней.
План У Юна подразумевал высокую вероятность такого поворота на случай, если у командира Ян окажется хоть капля здравого смысла. О разбойниках, поджидавших на этих тропах, всем было хорошо известно, как и о сопутствующих предупреждениях. Спите только на постоялых дворах. Не показывайте свое имущество. Если идете ночью, то только вооруженными или в группе. Оружие всегда держите под рукой…
Среди них затесалось и еще одно: ешьте и пейте только на постоялых дворах. Хотя и там порой поджидали опасности: ходило множество баек, как постояльцев там спаивали и грабили или того похуже.
К примеру, промысел Сунь Эрнян в ее прошлой жизни и других владельцев подобных постоялых дворов. Линь Чун никак не могла свыкнуться с мыслью, что такие вещи не просто легенды, призванные внушать страх…
Как лес Ечжу, например. Или суды, в стенах которых не было места правосудию.
Ничто в этом мире не было таким, каким казалось. Ничто в этом мире не было таким, каким должно было быть.