Чтобы защитить свою новую разбойничью семью, ей вовсе не было нужды побеждать Ян Чжи. Ей нужно было лишь задержать ее.
Мир, казалось, застыл на месте, время замедлилось, точно многократно повторяющееся эхо. И затем, будто колокольный звон, пронзающий тишину, последовала череда движений, которые должны были положить конец этой схватке.
Это вовсе не значило, что Линь Чун выживет. Она, вероятнее всего, не останется в живых. Но она сделает то, что было необходимо.
Линь Чун позволила разуму погрузиться в это состояние безграничности, в силу божьего зуба, в паутину, соединяющую весь мир. На какой-то миг ей показалось, что она вот-вот потеряет себя… но этот миг – это все, что ей было нужно.
Ей не нужно было никаких ухищрений, изящного контроля или техники.
Когда внимание Ян Чжи переключилось на ее почти проваленную задачу, и она помчалась вдогонку, Линь Чун собрала все силы, которые у нее остались, и вскочила с земли.
Прямо к командиру Ян.
Быстро, беспощадно и беспорядочно, немыслимо – она взлетела.
Ее атака оказалась чудовищной и устрашающей как для нее самой, так и наверняка для Ян Чжи – все же в лицо той словно прилетела летучая мышь размером с человека, вращающая посохом. Ян Чжи ловко отразила атаку, пригнулась и подняла меч, от которого Линь Чун и не думала уклоняться.
Все ее тело обратилось против Ян Чжи, ветер и неистовый тайфун слились в одном целенаправленном ударе. Командир не просто парировала удар посоха. Линь Чун почувствовала, что на сей раз удивительно острый клинок прошел сквозь дерево насквозь с неприятным толчком, и теперь уже собственное тело Линь Чун повстречалось с лезвием, столь острым и быстрым, что она едва почувствовала момент пореза. Верхняя часть посоха заскользила по нему, но едва ли это имело значение, поскольку сейчас Линь Чун нужно было превратить себя в маленькую и целенаправленную лавину.
Вместе они покатились по земле, не переставая бороться друг с другом, Линь Чун изо всех сил старалась не выпускать из хватки соперницу, а Ян Чжи, напротив, силилась оттолкнуть ее. После столкновения они катились все дальше и дальше, ломали сучки и ветки, ударялись о камни, рвавшие их одежды…
Все дальше, и дальше, и дальше. К самому краю обрыва за рощей.
А потом они сорвались с обрыва прямиком в пропасть.
Глава 14
Они упали вместе, обхватив друг друга. Прошло не более мгновения, прежде чем они рухнули на склон – безжалостную груду булыжников и корней. При этом Ян Чжи умудрилась ударить локтем Линь Чун по лицу, ее меч оказался зажат между ними, и Линь Чун никак не смогла избежать удара. Разум ее тоже находился в свободном полете, стремительно ускользая из-под контроля, мысли в голове крутились, пока она пыталась уцепиться хоть за что-то, лишь бы удержаться и остановить их стремительное падение.
Их полет закончился на плато, от удара их отбросило друг от друга на неровный каменный выступ и корявый кустарник, где-то между небом и землей.
Линь Чун лежала на спине, пытаясь восстановить дыхание. Бок ее горел, а влага пропитала одежду. Она не могла понять, насколько все серьезно. Вкуса крови не ощущалось. Пока что.
Обломки посоха, видимо, валялись далековато. Она вслепую пошарила там, где они могли быть, надеясь подняться с их помощью или завладеть хотя бы подобием оружия, но найти ей ничего не удалось.
Внезапно на нее опустилась тень, заслонившая бескрайнюю синеву неба. Ян Чжи с мечом в руке, великолепным клинком, который резал и меч, и посох так же легко, как бумагу. Она нацелилась на горло Линь Чун, и когда заговорила, то в голосе зазвучала горечь:
– Почему? Ты сражаешься, как чертов герой, и все же промышляешь дурманными зельями да воровством? Эти твои навыки… не сама же ты им научилась – да ты так не только империю предаешь, но и своего учителя.
Линь Чун и сама не знала, что подумали бы о ней учителя. Наверняка предпочли бы, чтобы она рассталась с жизнью здесь и сейчас, нежели стала одной из разбойниц Ляншаньбо. Быть может, так было бы куда лучше.
– Убей меня, – прохрипела она. – Это твое право.
Ян Чжи дернула рукой, собираясь нанести удар, но внезапно остановилась с искаженным лицом.
– И что тогда? Ну, убью я тебя – тебя, владеющую техникой Железного Журавля, да еще и со внутренней силой монаха, черт тебя дери. А дальше-то что?
Она глянула наверх, на длинную гряду булыжников – обрыв, с которого они упали, и прищурилась от яркого света. Он был слишком крутым, чтобы она сумела догнать разбойников, которые обвели ее вокруг пальца. Из ранки на лбу текла красная струйка, пачкая темное родимое пятно на лице. Тяжело дыша, она перевела взгляд на меч, с отвращением буравя его глазами, словно заточенная сталь обернулась гадюкой.
– Этот клинок передавался из поколения в поколение, и так он дошел до меня. Единственное наследие моей семьи, зато какое славное! И сталь, и медь разрежет, как вареную лапшу. Если на него волосок упадет, то и его рассечет. И таких, как ты, он поражает так быстро и резко, что на нем ни кровинки не остается. Ни капли.
Быть может, сказывалась игра света, но клинок Ян Чжи в самом деле казался таким же острым и чистым, каким был в начале схватки.
– Да это большая честь – умереть от этого меча, чтоб тебя, – продолжила Ян Чжи. Она бросила на Линь Чун взгляд, полный отвращения, и кинула клинок на грязный клочок земли, отчего поднялось облако пыли. – Используй его лучше, чем я.
Линь Чун постепенно приходила в себя. Не без труда, но ей удалось перекатиться на бок, и она прижала руку к ребрам в попытке остановить кровь. Другой рукой она потянулась и невольно ухватилась за неожиданное преимущество в виде рукояти меча. Но почему? Почему? С чего бы Ян Чжи стала… ох… Нет, нет!
Командир Ян и сама не слишком быстро двигалась, прихрамывая из-за синяков, полученных при падении. Она повернула прочь от подъема, который должен был вывести ее обратно к цивилизации, и побрела по уступу туда, где его край встречался с небом.
– Постой… – прохрипела Линь Чун. Она попыталась подняться – ничего не вышло; она попробовала снова – ее рука, сжимавшая рукоять бесценного клинка, уперлась в твердую землю. – Стой же!
Но Ян Чжи не остановилась, будто даже не расслышала. Она шла туда, где могла бы покончить со своей неудачей, позором и службой старым добрым способом, позволяющим сохранить крохи достоинства, которые только остались.
И Линь Чун разозлилась.
В случившемся не было вины командира Ян, и у той не было причин кончать жизнь самоубийством – Ян Чжи, которой было поручено невыполнимое задание, которая справилась настолько безупречно, насколько это вообще возможно. То была вина разбойников, отнявших у нее поклажу, – У Юн разработал план так, чтобы надавить на слабость, свойственную каждому; чиновников, настоявших на опасной, бесполезной и легкомысленной лести, буквально напрашиваясь, мать их, чтобы ее исполнителей убили; но больше всех повинен был Гао Цю – ведь это он обрубил Ян Чжи карьерную лестницу, да еще из-за ситуации, из которой невозможно было выйти победителем; это он отправил ее в каторжный лагерь, где той пришлось вновь зарабатывать авторитет, выполняя абсурдные и бесполезные задания… Ян Чжи же всего лишь верно служила империи и людям, которыми командовала, а правительство и общество просто прожевали ее и выплюнули на этот горный уступ, точно кусок требухи; так же они поступили и с Линь Чун.
– Да постой же ты! – закричала Линь Чун. Она силилась подняться, упираясь в землю сначала одной ногой, а затем и второй. – Командир Ян! Я слышала, что говорили твои люди. Я знаю, что Гао Цю с тобой сделал!
На сей раз Ян Чжи заколебалась, но лишь на мгновение. Она не свернула с пути, не остановилась.
– Да постой же и послушай меня, прошу. Меня зовут Линь Чун. Я была наставником по боевым искусствам имперской стражи. Это я обучила офицера Суня технике Железного Журавля, как когда-то меня обучил мой учитель Чжоу Тун. Гао Цю сотворил со мной то же самое, что и с тобой!
Ян Чжи остановилась почти у самого края. Линь Чун на нетвердых ногах двинулась к ней, но каждый шаг давался ей с трудом. Голова кружилась так, что она опасалась ненароком свалиться с обрыва, если подойдет к краю слишком близко. Потому, поравнявшись с Ян Чжи, она опустилась на валун, положив меч рядом с собой.
– Постой, – сказала она. – Посмотри на меня, – она подняла руку и стерла с лица смазавшийся макияж.
Ян Чжи взглянула на нее. Она слушала.
– Гао Цю сделал это со мной, – Линь Чун пыталась говорить спокойно, но голос ее дрогнул, горечь обиды все еще не утихла. – Он сделал из меня изгнанницу ни за что, а вдогонку еще и убийц ко мне подослал. И если бы не разбойники Ляншаньбо…
– Ляншаньбо? – уставилась на нее Ян Чжи, а после запрокинула голову и невесело рассмеялась. – Ну, разумеется, Ляншаньбо и победили меня. Знаю я вам подобных.
– Тогда сама знаешь, за что они радеют, – сказала Линь Чун. – За что мы радеем. Давай начистоту: как белый день ясно, что это задание было полной чушью. Подарки для советника Цай Цзина? Да у него своих сокровищ столько, что можно до краев змеиную яму заполнить.
– Разве это мое дело… – прозвучали заученные наизусть слова. Линь Чун сама всего каких-то несколько недель назад могла сказать то же самое.
– Цай Цзину понадобился этот спектакль, а наместник хотел получить благосклонность тестя, вот и отправил их, – сказала Линь Чун. – Причин никаких не было, ты не хуже меня это знаешь.
Командир Ян запрокинула голову, солнце светило ей в лицо, и она любовалась его сиянием, словно пытаясь очиститься.
– А я предупреждала их, – пробормотала она, обращаясь к небу. – Пыталась. Не мое то было дело, но я вмешалась. Говорила, что это будет невыполнимо, по крайней мере сейчас. Предостерегала, что они так много хороших людей потеряют, что дело закончится неудачей. А они ответили, что пятьдесят взводов пошлют… Тогда я им сказала, что так точно будет понятно, что у нас есть что красть. А если припомнить, что во многих разбойничьих гнездах целые армии прячутся, риск не будет оправдан.