– Так это ты придумала идти маленькой группой, – догадалась Линь Чун. – Это почти сработало. Думаю, если бы мы не выведали твой план…
Ян Чжи сделала неопределенный жест:
– Немудрено, слишком много людей было в курсе. А я только посмела надеяться, что мы пройдем до конца… Две недели тому назад я не сомневалась в том, что это станет моим смертным приговором. Не стоило тешить себя напрасными надеждами.
– Вовсе не обязательно, – мягко убеждала Линь Чун. – Ты можешь уйти, отправиться со мной в Ляншаньбо.
– И что дальше? В разбойники податься? Лучше тут умереть.
«Наверняка и я так думала», – подумала Линь Чун. Если бы у нее все сложилось иначе…
– Сестрицы из Ляншаньбо спасли меня от убийц Гао Цю, – сказала она. – Они вылечили мои раны. Да, они не без греха, но многие из них хотят стать… лучше. Стать хаоцзе.
Командир Ян ничего на это не сказала, но и не спрыгнула.
– Мне и самой… нелегко, – слова давались Линь Чун с трудом, как будто она пересказывала чьи-то чужие мысли. – Но тебе нет нужды погибать здесь. Ты могла бы показать свою удаль в Ляншаньбо. Могла бы жить на краю света и при этом сражаться во имя империи. Это может стать… тем, что ты сама из этого создашь.
И если это было правдой для Ян Чжи, то и для Линь Чун тоже. Она могла бы превратить это беззаконие во что-то лучшее, что не отступало бы от ее идеалов, за которые она стояла всю жизнь.
Ян Чжи переминалась с ноги на ногу, слегка шатаясь. Она попятилась назад, ноги ее подкосились, и она опустилась на валун рядом с Линь Чун, словно ее близнец.
– Гао Цю и тебе поднасрал, да? – усмехнулась она.
Воспоминания об этом все еще были слишком свежи, чтобы делиться подробностями.
– Я слышала, о чем говорили твои люди, – вместо этого ответила Линь Чун. – Ты была права тогда, со своим взводом. Любой солдат, побывавший на поле боя, сказал бы то же самое.
Ян Чжи опустила взгляд на свои руки, сцепив их.
– Наставник по боевым искусствам Линь Чун, значит? Да, слыхала я о тебе. У меня служило несколько обученных тобой хороших бойцов.
– Я лишь передала то, чему научили меня, – ответила Линь Чун. – Такие, как Сунь Шиминь, неутомимо работали каждый день, чтобы достичь мастерства. Я не более чем посредник.
– Как и все мы, – хмыкнула Ян Чжи.
Линь Чун не смогла разобрать, было ли это сказано с сарказмом.
– Идем со мной, – уговаривала Линь Чун. – Сделаем Ляншаньбо лучше. Сделаем империю лучше. Ты будешь делать то, чем хотела заниматься, будучи в страже, но только на дорогах и в холмах, и при этом жить вольготно.
Ее накрыло неприятное чувство, что она почти дословно повторяет оправдания Сун Цзян, – что дело их правое, ведь они со всей любовью и преданностью сражаются на благо империи, пусть по другую сторону закона. Ничто из этого не казалось полностью правильным ни тогда, ни сейчас, но каким-то образом это перестало осознаваться абсолютно неправильным.
Так или иначе, но Ян Чжи не должна умереть за преступления Ляншаньбо. Или из-за мелочной жестокости Гао Цю и бесчеловечной жадности Цай Цзина.
Линь Чун подняла фамильный меч командира Ян, зажав его под мышкой, и передала владелице рукоятью вперед. Губы командира скривились:
– Не боишься, что я тебя им и проткну?
– У тебя уже был шанс, – у Линь Чун не оставалось и малейших сомнений.
Ян Чжи кивнула и потянулась вперед, чтобы ухватиться за рукоять оружия.
Сумбурная, но веселая компания собралась в домике Бай Шэн.
Маленькая круглолицая торговка вином забрала свою долю сокровищ и припрятала их в сарайчике.
– Уж я изыщу способ как-нибудь с мужем объясниться, – хохотнула она. – Наверняка решит, что я весь город вином споила!
Они с Чао Гай передразнивались и шутили, колдуя над порезом на ключице Линь Чун и над более серьезной резаной раной на ее ребрах, от которой в боку уже разгорался огонь боли. Меч Ян Чжи был столь острым, что нанес не рваную рану, а ровно разрезал плоть. К счастью, клинок лишь скользнул по ребрам, в противном случае она была бы мертва.
– Волшебный Лекарь заштопает тебя, как вернемся, – заверила ее Чао Гай. – Мне с ней в этом мастерстве не сравниться, но так, по крайней мере, до горы дотянешь.
Бай Шэн также предложила наложить припарки к багровеющим синякам Линь Чун и Ян Чжи, которые они получили при падении с обрыва, но Чао Гай от их имени отказалась, пояснив, что им следует отправиться в путь до наступления сумерек. Остальные разбойники разложили сокровища по вьюкам, нагрузили ими лошадей да уселись в седла; поклажи получилось намного больше, чем когда шли сюда.
У Юну слишком сильно досталось, и нормально держаться в седле он не мог, а потому поехал вместе с Ху Саньнян, самой легкой среди них. К тому же сестрица Ху считалась еще и одной из лучших наездниц – здесь ей даже Линь Чун со своей кавалерийской подготовкой уступала, и, казалось, она сочла долгом позаботиться о дорогом товарище.
Лошадь У Юна досталась командиру Ян.
Никто из разбойников, казалось, и не удивился, когда Линь Чун появилась в домике Дневной Крысы Бай Шэн, уже после того как остальные прибыли и начали паковать добычу перед дорогой, вместе с Ян Чжи, которая почтительно держалась чуть поодаль, ожидая, когда ее представят. Линь Чун настроилась на сопротивление и опасения, она ждала, что придется убеждать их в том, что бывший командир более не желает им дурного и поклялась присягнуть им на верность, но никто даже не спросил ее об этом. Все вели себя так, словно это что-то само собой разумеющееся, они лишь отпустили пару вежливых замечаний по поводу блестящих боевых навыков Ян Чжи и заметили, что будут рады, если их стан пополнится такими талантами.
Линь Чун почувствовала себя так, словно она собиралась с силами для прыжка, но споткнулась, потому что расстояние оказалось иллюзией.
Это обеспокоило ее. Ей внезапно вспомнился недавний разговор с Чао Гай в роще, когда Линь Чун поведала ей о командире Ян, добавив, что та очень прямая и благородная…
Когда они, нагруженные сокровищами, выехали на дорогу под темнеющим небом, направляясь обратно в Ляншаньбо, Линь Чун подвела свою серо-белую лошадь к скакуну Чао Гай.
– Ты знала, – возмутилась она.
Чао Гай и не думала притворяться.
– Да, мы знали, что командир Ян будет командовать караваном.
– Вы знали и подстроили так, что мы разрушили ее жизнь.
– Надо сказать, что командующий имперской стражи и императорский советник тут больше нашего постарались. Мы же просто открыли ей… другой путь.
Линь Чун пришпорила Малышку Уцзин, и та внезапно вскинула голову, заржав.
– Открыли путь? Да только перед этим все мосты сожгли. Вы заставили меня нанести ей поражение, а затем завербовать.
– Ну не прям заставили, мы лишь понадеялись, – безмятежно заявила Чао Гай безо всякого стыда. – Мудрец зовет это судьбоносным совершенством, ведь командир Ян идеально впишется в наши ряды. К чему ей терпеть издевки своего начальства, если она может жить с нами в сытости и довольстве? Кто выиграет от ее нищеты, а, сестрица Линь? Она? Ты? Командующий Гао приказал избить ее палками и выслал на сотни ли, и все потому, что она осмелилась пережить бурю, которая унесла с собой все остальное. И теперь ей приходится восстанавливать свое доброе имя с помощью этого обреченного на провал и бесполезного поручения, лишь бы потешить самолюбие советника?
В ее голосе звучал гнев и такая праведная, отчаянная ярость по отношению к миру, которая порой овладевала Чао Гай. Но в закипающей злости Линь Чун не было места сочувствию:
– Ты солгала мне.
– А надо было тебе все как на духу выдать?
Чао Гай не отрывалась от дороги, но внезапно она быстро бросила на Линь Чун острый, проницательный взгляд. Расскажи они ей все, ч ' то бы она сделала? Думать об этом не хотелось, ведь за ней тоже все мосты были сожжены.
– А сокровища вам вообще нужны? – засомневалась она. – Мы за золотом охотились или за командиром Ян?
– Ох, ну куда же без золота, – ответила Чао Гай. – Но да, командир Ян тоже оказалась нелишней. Зачем сводить жизнь к чему-то одному, сестрица Линь? Иногда можно найти хитроумные способы, чтобы сложить мозаику более приятным образом… Одним выстрелом двух зайцев убить можно, разве нет?
Она говорила чересчур самодовольно. Линь Чун крепко сжала челюсти. Она сама не знала, ч ' то собиралась сказать, знала лишь, что все это было неправильно, хотя Чао Гай, казалось, так легко объяснила каждое свое действие. Линь Чун всю свою жизнь руководствовалась моральными убеждениями, а потому Чао Гай могла бы хоть восемь веков объясняться, но все будет без толку.
Это было неправильно.
– Мы не хотели ставить тебя в неловкое положение, – уже более спокойно пояснила Чао Гай, когда ответа от Линь Чун так и не последовало. – Наш премудрый Тактик был уверен, что, если все пойдет как надо, ты хорошо и честно исполнишь свою роль и не будешь страдать от навязанных нами мотивов. Ты хаоцзе, сестрица Линь, как и сестрица Ян, и все, что ты говорила, произошло ради того, чтобы спасти ее. Ты это делала не из себялюбия или чувства долга, а лишь искренне протянула ей руку помощи и пригласила разделить наши блага…
– Не смей, – перебила ее Линь Чун. – Никогда больше, слышишь меня? Или я уйду отсюда в поисках собственного пути.
– Я понимаю, – искренне, но в то же время безмятежно промолвила Чао Гай.
– Я сама буду принимать решения, – не унималась Линь Чун. – И не позволю тебе за меня решать лишь потому, что тебе кажется, что так будет проще. Я не соглашалась на подобное, это не в моих правилах. Да как вы с У Юном только посмели…
Чао Гай подняла руку, кивая:
– Я услышала твои доводы. Это трудный путь, но я уважаю твой выбор. Клянусь, отныне ничего от тебя утаивать не буду. Это устроит? – в ее голосе не чувствовалось злобы, она дождалась осторожного кивка Линь Чун и продолжила: – Вот и порешили. Тогда добро пожаловать в ряды главарей Ляншаньбо, сестрица Линь. Надеюсь, мы сможем соответствовать твоим стандартам, а ежели нет, то надеюсь, что ты сумеешь изменить нас, чтобы тебе не пришлось искать другое прибежище.