– Сомневаюсь, что среди могущественных философов много преступников, – сказала Линь Чун, заранее понимая, что спор проигран.
– К счастью, кое-кто есть, – усмехнулся У Юн. – Среди них – барабанная дробь! – заклинательница жэнься, обладающая выдающимися талантами в области алхимии, которая в последнее время удостоилась повышенного внимания со стороны императорского советника. Как мне кажется, она идеально нам подходит, что скажешь? Итак, мой дорогой наставник по боевым искусствам, ты сказала, что о Яме всем известно, но позволь-ка я поведаю тебе кое-что, о чем мало кто знает и чем так охотно поделились наши любезные друзья, которые только что ушли. Причина, по которой даже самые могущественные заклинатели и монахи не могут выбраться из недр той тюрьмы, заключается в том, что ее стены отделаны камнями гунши и неприступны впридачу. Создатели темницы постарались на славу.
– Отрадно слышать, что ты в восхищении, – сказала Линь Чун. – Полагаю, вызволять мы ее будем откуда угодно, но не из этой неприступной крепости. И как часто ее выводят из этой темницы, чтобы удовлетворить интерес советника к ее персоне?
– Регулярно, как мне сказали, но не завтра. И, честно говоря, завтра ожидается парочка новых распоряжений от нашего распрекрасного советника Цая в отношении этой заклинательницы… по крайней мере, так говорят.
– И ты решил, что ее намерены казнить.
У Юн взмахнул рукой, и этот его жест казался весьма надменным.
– Скажем так, было бы неплохо наведаться к ней завтрашним утром как можно раньше.
– Ясно, – под «наведаться» подразумевалось, что они должны были проникнуть в безупречно охраняемую неприступную темницу в самом сердце Внутреннего города столицы империи. – Я так понимаю, у тебя уже есть план.
– Разумеется, у меня есть план, – У Юн не без коварства оглядел фигуру Линь Чун. – Ох, наставник по боевым искусствам, как насчет еще парочки татуировок?
Едва взошло солнце и барабаны отбили первую стражу, Лу Цзюньи заставила свои руки подпоясать одежду и надеть домашние туфли, зачесала назад волосы и уложила их в привычном безупречном стиле, словно она могла нарядиться в другую кожу, и этого было достаточно, чтобы вырваться в иную реальность.
Ноги сами несли ее разодетое тело во Внутренний город, ее путь лежал через Южный район, затем через Центральный, прямиком к исследовательскому комплексу, который за эти долгие недели уже выпил из нее порядочно крови. Это место, что раньше казалось раем, ныне наводило ужас. Она прошла через ворота и машинально зашагала по дорожке, миновала рой вечно настороженных стражников, свернула направо и вошла в исследовательскую зону. Так же, как и в любой другой день.
Цай Цзин ждал ее там. И вот это случалось не каждый день.
«Пришел мой час, судя по всему», – подумала Лу Цзюньи. Слишком поздно ее посетила мысль о побеге из города.
Позади советника собралась целая свита слуг и стражников, точно он стоял в зале для аудиенций. Лин Чжэнь уже был там, он склонился над магнетитом, занимаясь испытаниями, которые они не завершили ранее, а за его спиной стояли вечно сопровождавшие его охранники.
Лу Цзюньи поспешила к нему, опустилась на колени и поклонилась, прижавшись лбом к полу.
– Господин советник, – голос звучал надтреснуто, точно иссушенная солнцем равнина. – Чем могу услужить…
– Все ваши наработки нужно упаковать для похода, – перебил он, глядя куда-то поверх ее головы. – Сегодня. Вы, эти мятежники и все ученые, которых вы отберете, отправитесь с армией завтра на рассвете и в пути продолжите свои исследования. Пока не прибудем на место назначения, вы должны создать для меня что-нибудь полезное. У вас есть четыре дня, не более.
Лу Цзюньи глубоко втянула воздух, оставаясь на каменном полу.
– Достопочтимый советник, нам необходимо провести еще множество испытаний, и лишь тогда мы сумеем понять, как безопасно…
– Значит, будем использовать эту силу небезопасно.
Противоречия спутали мысли Лу Цзюньи. Она ведь объясняла ему, что поспешные испытания в таких условиях грозят чудовищным переизбытком энергии. Столь безжалостный и безрассудный поступок на поле боя мог обратить в пепелище гораздо больше земель империи, чем они могли предугадать, и от этого пострадает множество невинных подданных. Ей хотелось вновь напомнить, что божий клык должен быть привязан к своему владельцу и без должного контроля может выжечь беднягу изнутри. Она хотела донести до него, что даже для использования обычного божьего зуба требуются годы тренировок, чтобы избежать сопутствующего ущерба, который мог тот устроить в силу неопытности владельца. Она хотела кричать, что нужно куда больше времени, куда больше данных, и какой-то противный голосок в голове шептал ей, что за четыре дня пешего марша они явно не доберутся до имперских границ.
Но ничего из этого не сорвалось с ее уст. Цай Цзин и так знал, ' что она могла сказать ему. Он видел каждый ее доклад, понимал всю суть исследований почти так же хорошо, как она сама.
И он знал, о чем просил. Знал, что божьи клыки способны расплавить землю, если что-то пойдет не так. Он все равно хотел использовать их.
Против кого-то внутри империи.
– Я уже распорядился, чтобы этих изменников заковали и приготовили к завтрашнему утру. Разумеется, по отдельности. Ни к чему нам терять рычаги влияния на них. Поднимайтесь, госпожа Лу. Я жду от вас подробный отчет, а после сообщите слугам, ' что вы намерены взять с собой и какие меры безопасности необходимо предпринять при перевозке материалов.
Лу Цзюньи оттолкнулась от пола и попыталась подняться. Ноги словно забыли, как держать тело, будто вместо ступней у нее остались одни культи. Покачиваясь, она поднялась, почтительно опустив взгляд:
– Да, господин советник.
– Вот и славно. Еще до начала растущей луны мы избавим прекрасное лицо нашей империи от этого гнойного нарыва, именуемого разбойниками Ляншаньбо.
Цепи натирали запястья Линь Чун, ее руки были скручены за спиной, из-за чего вновь дали о себе знать раны, полученные в битве с Ян Чжи. Разве прошло уже не достаточно времени, чтобы она перестала ощущать последствия того боя?
Куда большие неудобства доставляли новые узоры, извивающиеся вверх и вниз по ее телу под одеждой, – спирали, геометрические узоры, цветы и листья, от свежих чернил ощущения были такие, словно у нее под кожей ползали огненные муравьи. Без повязки на щеке обнажилось клеймо преступницы, но волосы частично скрывали его, пятна грязи и измятая одежда буквально кричали, как отчаянно, должно быть, она сопротивлялась, прежде чем ее схватили.
У Юн ударил ее сзади по голеням древком копья, вовсе не легонько. Линь Чун прикрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь игнорировать жгучую боль, что разлилась по всей ее настрадавшейся коже. Она припомнила буйный сад татуировок Лу Да:
«Ох, сестрица, ты, должно быть, любишь пожестче, раз пошла на это добровольно».
Планы У Юна, может, и были хорошими, но, по-видимому, не сулили особых удобств.
– Веду в Яму нового заключенного, – в говоре У Юна больше не было и следа свойственной ему ученой манеры, теперь он не отличался от речи обычного солдата. – Бывший наставник по боевым искусствам. Разыскивается за попытку покушения на жизнь командующего Гао Цю, побег из-под стражи и измену родине.
«Да ты же явно наслаждаешься этим, я смотрю», – пронеслось в голове Линь Чун. Она старалась держать запястья согнутыми, чтобы кандалы казались надежно закрепленными. У Юн намеренно не стал сильно их закреплять, чтобы она могла спокойно освободиться.
Стражники на сторожевых башнях прокричали У Юну, что от него требуется предоставить подтверждение приказа. Тот сунул руку за пояс своей поддельной формы и выудил свиток весьма солидного вида – лишь тогда массивные железные ворота отворились.
У Юн толкнул Линь Чун между лопаток, да так сильно, что она и в самом деле оступилась, и они вдвоем прошли на верхний ярус Ямы.
На них тут же со всех сторон нацелились острия однолезвийных мечей – первая шеренга солдат преградила им путь. Среди них Линь Чун заприметила одного из вчерашних выпивох, его выражение лица тут же изменилось, стоило ему признать У Юна. Недовольным он не казался, но даже близко не был таким же открытым и приветливым, как на постоялом дворе. Особенно когда он заметил Линь Чун.
Глаза его тотчас же расширились. Ей вдруг вспомнилось, что она тренировала его лет пять или шесть назад. Лицо его смутно всплыло в памяти, словно подернутое облаком мелкой пыли, и смешалось с лицами других новичков, которые проходили через ее тренировки на пути в стражники. Разумеется, он должен был ее узнать. Столь же явное потрясение застыло на лицах по меньшей мере половины окруживших их солдат, и острая боль пронзила сердце Линь Чун.
Все они тренировались под ее началом. Знали ее. И сейчас… сейчас они видели, как ее притащили сюда как осужденную изменницу.
Она могла напоминать себе сколько угодно раз, что этот арест не более чем уловка, но обвинения, которые озвучил У Юн, не были выдумкой, они числились в учетной книге судебных чиновников Бяньляня. Слухи о том, как низко она пала, наверняка распространились по всем уголкам столицы со скоростью речного потока, но ей не хотелось, чтобы кто-то из ее людей воочию увидел ее такой.
Клейменой и опозоренной.
Стражники слегка расступились, пропуская вперед седого солдата с одной кисточкой, указывающей на то, что перед ними командир подразделения. Тот поднялся к ним по уровням центрального спуска.
– Приказы, офицер, – рявкнул на У Юна командир. – Это Яма, и пленников можно доставлять только по высочайшему указанию.
– Вот они, – как ни в чем не бывало ответил У Юн и передал свиток, непринужденно поклонившись.
Командир тщательно изучал написанное. Линь Чун старалась выровнять дыхание. Он не увидел бы ничего, кроме знаменитой безупречной каллиграфии Цай Цзина да замысловатой печати советника в самом низу в качестве доказательства подлинности документа. Знакомые У Юна в Бяньляне предусмотрели все.