Его жена… значило ли это, что Фань Жуй пыталась сбежать?
Они оба с самого начала планировали это?
Лу Цзюньи не могла оторвать взгляда от двух божьих клыков. В горле скопилась желчь. Цай Цзин пока ничего не заметил, и если бы Лу Цзюньи заговорила, то вынесла бы Лин Чжэню смертный приговор; с таким же успехом она могла сама перерезать ему горло.
Что он, возможно, и собирался сделать с ней…
Шум вокруг здания не стихал. Стражники толкались туда-сюда, блокируя выходы, которые и так уже выглядели неприступными. Но никто из них не смотрел в сторону Лу Цзюньи и Лин Чжэня. Никто и не подозревал, что среди них есть угроза.
Лин Чжэнь и Фань Жуй… а что, если ее побег являлся частью их более масштабного плана, с помощью которого они оба собирались вырваться на свободу? Если магнетит все же сработал бы, как они твердили, и Лин Чжэнь убедился бы, что их измененный божий клык готов, то все, что ему оставалось, – это схватить один из них и обрести силу, что позволит ему прорваться через стражу и сбежать вместе со своей женой, когда она окажется здесь…
Однако он действовал чересчур небрежно. Он не использовал метод, который, как предполагалось, должен был заставить камень заработать. Должен был заставить все это заработать. И когда он встретился взглядом с Лу Цзюньи, то застыл, как кролик при встрече с охотником.
Он знал, прекрасно знал, что делает.
Она вновь взглянула на Лин Чжэня, которому приставили клинок к горлу; его глаза бешено вращались, как у зверька в ловушке, пока не наткнулись на ее взгляд. Он посмотрел на свое рабочее место, а после вновь на нее и словно взмолился.
Переполох снаружи усилился. Вбежал один из стражников и быстро поклонился Цай Цзину:
– Господин советник, министр Дуань схватил их!
Кого схватил?
После доклада солдаты у одной из дверей расступились, и у Лу Цзюньи подкосились ноги.
Вошедшие стражники вели Фань Жуй, Линь Чун и так называемого Тактика, который побывал в гостях у Лу Цзюньи только вчера вечером. Он, единственный среди них, держался на своих двоих и мог идти, пусть и был связан и окружен солдатами, как и остальные. Фань Жуй держали крепче всех, руки и рот ей плотно зажали, и по меньшей мере дюжина клинков образовали вокруг нее плотное кольцо, а военный министр, сам военный министр, шагал за ее спиной. Командующий Гао топал рядом, куда более потрепанный, чем его начальник, с сердитым выражением лица.
Двое других стражников тащили Линь Чун. Казалось, она была без сознания, все ее лицо сплошь покрывали синяки и запекшаяся кровь, а волосы и одежда были в полном беспорядке.
«Почему? Сестрица Линь, зачем же ты вернулась да совершила подобное?»
Линь Чун была свободна… полностью свободна, находилась далеко и не была виновна в каком-либо преступлении, но все же она вернулась нанести удар в сердце империи, стать той самой преступницей, которой ее заклеймили… Ради чего?
Судя по всему, это и оказалось их «более срочными делами», которыми она со своим другом планировала заняться и о которых они уклончиво упоминали, пока пытались склонить Лу Цзюньи к государственной измене. Она не могла взять в толк, откуда им известно о Фань Жуй, и не понимала, зачем им вообще понадобилось вызволять ее из заточения.
– Господин советник, – поприветствовал Цай Цзина военный министр, прошагал вперед и поклонился ему. – Мы по-прежнему собираем информацию, поэтому расследование продолжается. Поимку этих троих едва ли можно счесть большим вкладом, но я подумал, что лучше всего будет немедленно доставить их к вам и к другим моим начальникам, поскольку их преступные намерения лучше будет разгадывать тем, кто куда прозорливее меня в делах государственных. Я отправил гонцов, чтобы остальные советники прибыли сюда.
Происходило что-то, что выходило за рамки понимания Лу Цзюньи, – министр говорил льстиво и со всем почтением, явно снимая с себя любую ответственность, по каким-то скрытым причинам, но лицо Цай Цзина посерело от ярости. И вызвана она была не побегом Фань Жуй, а словами министра.
– Командующий Гао, – обратился Цай Цзин, не отрывая взгляда от военного министра. – Будьте так любезны встретить наших глубокоуважаемых советников и проводить их в Зал Белого Тигра. Передайте им, что мы проведем собрание там.
Командующий Гао смотрел то на одного начальника, то на другого. Мудро смекнув, что лучше не ввязываться в противостояние между ними, он выскользнул из комнаты без каких-либо возражений.
– А теперь, министр Дуань, – начал Цай Цзин елейным тоном, в котором сквозил яд. – Вы были столь мудры, что оставили этих изменников под надзором своего божьего зуба. Но куда разумнее осуществлять этот надзор в стенах темницы.
Глаза министра сузились. Цай Цзин, быть может, и был его начальником, но между ними ощущалась какая-то борьба за власть – или, возможно, между Цай Цзином и человеком, который стоял за министром, коллегой Цай Цзина… Военный министр доставил опасных заключенных сюда, в охраняемый исследовательский комплекс Цай Цзина, что уже можно было принять как вызов…
– Это ведь ваши дела, советник, – ответил министр деланно вежливым, не больше и не меньше, тоном. – Я лишь хотел передать вам вашу собственность. Ведь лишь вам надлежит решать, как распоряжаться своим имуществом.
Напряжение между ними росло. Цай Цзин, казалось, сделался еще больше и выше, на лице его застыла агрессивно нейтральная гримаса, что выглядело куда страшнее, чем если бы он гневался. Во взгляде министра мелькнула неуверенность.
В этот миг, когда чиновники сосредоточили все внимание друг на друге, товарищ Линь Чун, Тактик, громко завопил и с силой пнул скамью, стоявшую у одной из столешниц.
Та прокатилась по полу так быстро, словно на ней выросли крылья, и сбила с ног стражников, удерживавших Лин Чжэня. Те свалились друг на друга, закричав от боли.
Лин Чжэнь не стал мешкать.
Он вырвался из их хватки и помчался вперед. Меч, которым ему угрожали, полоснул его по воротнику и плечу, но тот рванул прямиком к божьим клыкам.
Лу Цзюньи стояла ближе всех. Она дернулась в его сторону, чтобы… остановить его? Она и сама не знала. И была недостаточно быстра.
Он схватил оба артефакта со своего рабочего стола голыми руками.
Отражение. Недостаточно измененные магнетитом, они отражались бы друг от друга вновь и вновь, и так до бесконечности…
Его целью являлось не бегство, вовсе нет.
Энергия вырвалась из маленького старика ученого, отбросив Лу Цзюньи на пол и повалив солдат друг на друга. Лин Чжэнь медленно выпрямился, в каждом его кулаке было по одному божьему клыку, между ними в воздухе вспыхнуло пульсирующее белое сияние.
– Нет! Стой! – Лу Цзюньи закрыла глаза рукой, когда сияние стало обжигающим. Она попыталась подобраться к нему и вновь упала, хотя все, что она могла сделать сейчас… что стоило сделать любому из них, даже Лин Чжэню, это… Бежать! Всем убегать!
Но у них не вышло бы уйти достаточно далеко. Ни у кого не вышло бы.
Солдаты запаниковали и начали суетиться, одновременно пытаясь защитить советника и министра, тащить пленников и спасать собственные жизни… Но они двигались словно одурманенные, барахтались в безуспешных движениях, их руки и ноги сражались лишь с воздухом. Даже если бы им удалось сбежать… расчеты, составленные ее командой в рамках более мелких исследований, прошедших успешно… все цифры пронеслись в памяти Лу Цзюньи, и она поняла. Никто не сумел бы двигаться достаточно быстро. Никто не сумел бы убежать.
Лин Чжэнь планировал уничтожить их всех, их и исследования Цай Цзина, и его самого впридачу… это должно было положить конец императорскому советнику Великой Сун…
Взрыв мог затронуть даже сам императорский дворец. И государя.
И действовал Лин Чжэнь не в одиночку. Лу Цзюньи внезапно осознала – записки, которые оставляла Фань Жуй. Те, которые Лу Цзюньи сочла чепухой… С детства я изучала классическую литературу и историю…
Это была первая строка из стихотворения Сун Цзян.
Лу Цзюньи не признала его. Это стихотворение Сун Цзян никогда не исполняла, лишь передавала друзьям, которые ахали и хихикали над его дерзостью, его бунтарством.
Фань Жуй говорила о красной реке. В стихотворении река обагрилась кровью.
Лин Чжэнь и Фань Жуй вместе спланировали это. Им не разрешалось даже разговаривать друг с другом. Они лишь выжидали подходящий момент.
Лин Чжэнь знал, что Цай Цзин возвращался сегодня.
Свет и звук колебались между божьими клыками, все быстрее, ярче, выше; гул оставался за пределами слуха, пока сам воздух не завибрировал от него. Когда эта сила вырвется на свободу… когда божьи клыки больше не смогут ее сдерживать? Тело Лин Чжэня задергалось, затряслось от волн напряжения, его кожа стала яркой и тут же потемнела, цвета вспыхивали на ней слишком быстро, так, что не успеть разглядеть. Казалось, внутри него копошились черви. Божьи клыки пожирали его изнутри, точно так же, как пожрали и людей в Аньфэне… Вопрос заключался только в том, сколько разрушений он учинит, прежде чем они это сделают…
Тогда он умрет, умрет как мученик. Фань Жуй умрет. Линь Чун и ее друг тоже умрут. Умрет и Лу Цзюньи…
Императорский советник Цай Цзин тоже умрет, вне всяких сомнений, как и было задумано.
Все чувства Лу Цзюньи вырвались в пронзительном крике. Энергия словно пропитала воздух, заполняя глаза и уши, зубы и рты, ощущалась каждым открытым участком кожи. Едкий запах сильно обжигал ноздри. Еще несколько стражников попытались пробиться к Лин Чжэню, но лишь сползли на пол, а стоило Лу Цзюньи попытаться пошевелиться, как ее руки прошли сквозь воздух, словно через густой сироп.
Она по-прежнему находилась к нему ближе всех. В безумном отчаянии она поднялась и бросилась вперед.
Несмотря на все ее многолетние тренировки, она двигалась неуклюже. Слишком медленно, словно сама реальность стала тяжелее.
Она не кинулась к Лин Чжэню. Вместо этого она бросилась к полкам позади него, ухватилась за одну из чашек, в которой осталось ее печальное подобие алхимического раствора. Слишком тяжелый воздух сковывал ее движения, руки приходилось напрягать сильнее, чем следовало бы, чтобы сдвинуть маленький горшок.