блаченной в шелка и драгоценности. Эти листовки будут распространяться через каждого трактирщика, каждого ребенка на улице, передаваться с нарочито невинным видом, пока стражники не обнаружат гноящийся нарыв измены прямо у себя под носом и не начнут избавляться от них; тогда эти листовки, как и все прочее запрещенное, будут распространяться более ревностно, тайно, вызывая заядлое любопытство.
Или будут переписываться кистью, скорее всего, поскольку оригиналы будут изъяты и сожжены.
Цай Цзин узнает, что это ее рук дело. Если армия уйдет слишком рано и он не успеет получить отчет, он узнает, когда они вернутся с Ляншаньбо.
К тому времени все обитатели горы наверняка будут мертвы, а от их лагеря останется лишь пепелище. Тогда ее последнее деяние станет бессмысленным. Создать легенду о хаоцзе, которых уже нет, и запятнать себя виной.
Цай Цзин в любом случае казнит ее, в этом не было никаких сомнений. Вот только останется ли кто-нибудь с Ляншаньбо в живых, чтобы извлечь пользу из ее жертвы?
Глава 28
– Лодки. Ему явно понадобятся лодки, – У Юн оторвался от созерцания звезд и обратился к Чао Гай, Сун Цзян и командиру Ян – трем самым опытным главарям их стана, которые собрались в Зале Верности. – Лодки его задержат.
Остальные хаоцзе постепенно стекались сюда, но Чао Гай хотела прежде послушать доклад о случившемся в Бяньляне в частном порядке. У Юн и Линь Чун вернулись на гору и в наступающих сумерках провели своих лошадей через болота.
Постоялый двор Чжу Гуй был закрыт, а сама хозяйка скрылась на горе, но Жуань Седьмой незаметно пробрался в сумерках, стоило им выпустить свистящую стрелу. Когда они возвращались обратно в горы, У Юн подумал, что никогда прежде не испытывал такого позора. Он мертвым грузом отягощал каждое движение, каждый шаг, каждое слово, напоминая о постигшем их провале, – даже когда Чао Гай отказала ему в просьбе расплатиться за ошибку собственной жизнью, пояснив, что в предстоящей битве им не обойтись без их главного стратега.
У Юн намеревался вновь поднять этот вопрос, но после, если они оба останутся в живых.
Поскольку, если сестры Линь и Лу ничего не придумают, у них не будет никакой защиты от нового оружия Цай Цзина – усовершенствованного божьего зуба, Чао Гай решила предоставить всем хаоцзе право покинуть гору до начала сражения. У Юн не думал, что кто-нибудь последует ее предложению. Кто-то из-за того, что идти им просто некуда, а большинство – из чувства верности, пусть даже они обречены на смерть.
Они стояли друг за друга горой, как хаоцзе. Их отвага была продиктована не глупым порывом или желанием выгоды, не стремлением снискать славу поэта, а справедливостью, честью и верностью избранному пути. Они будут сражаться вместе с боевыми товарищами до конца, даже против всего мира. Даже если никто об этом не узнает.
Гора Ляншаньбо была их домом, за который они готовы сражаться, не жалея жизней, как и У Юн.
«Раз уж тебе не дали отдать свою жизнь, ты должен предложить товарищам все, что у тебя есть, свой ум и свой меч, пока они еще при тебе».
Армия на марше передвигается куда медленнее, чем обычные путники, хоть пешие, хоть конные. Прибавить к этому время на мобилизацию и оснащение войск, а также время на изъятие каждого рыболовного судна по пути. Быть может, империя и располагает мощным флотом, но его явно не перетащить сюда волоком, и он наверняка не приспособлен к укромным уголкам и узким водным путям топей Ляншаньбо.
Изъятие лодок задержит их. В таком случае, у них есть по меньшей мере два дня, прежде чем армия явится к их порогу. А может быть, и все четыре или шесть. По крайней мере, этого хватит, чтобы выработать стратегию против любой традиционной атаки…
– Расставим дозоры на сторожевых вышках, – предложила командир Ян.
– Я хочу, чтобы наша подготовка не ограничивалась лишь этим, – рассуждал вслух У Юн. – Наши ловушки смогут потопить и уничтожить тысячу солдат еще до того, как они высадятся, но стоит им сойти на твердую землю, нам придется сразиться с ними на суше. Нужно встретить их как можно дальше от наших берегов.
– Сколько всего путей через топи? – спросила Чао Гай, и это был резонный вопрос.
– Безопасных – порядка дюжины. Уточню у Жуань Второй. Думаю, они все должны пересекаться в одних и тех же местах.
– Дюжина… Тогда мы могли бы выставить дюжину лодок, – рассуждала Сун Цзян.
Разумеется, они могли бы.
– Три линии обороны.
Опыт подсказывали верно. Если по какому-то невероятному стечению обстоятельств Цай Цзин натравит на них лишь армию, а не эту новую силу, то… у них появится небольшой шанс.
– Первой линией выступят топи, мы заманим солдат в ловушку и перестреляем их, прежде чем они пересекут воду. Наши самые физически сильные бойцы будут наготове, чтобы разрушить запруду и обрушить на головы врагов бревна и булыжники в тот момент, когда они начнут высаживаться на наши берега. Задачей остальных будет перебить тех, кто сумеет преодолеть все наши ловушки.
Чао Гай кивнула:
– Отлично. Тогда мы с тобой возглавим оборону на суше и будем координировать действия остальных со сторожевых вышек. Командир Ян проследит, чтобы наши ловушки сработали как надо. А нашему наставнику по боевым искусствам Линь Чун мы доверим лодки. Уверена, у нее имеется особый навык, делающий ее идеальным кандидатом для того, чтобы возглавить сражение на воде. Это надежный план.
На самом деле, не самый надежный, но другого у них не было.
– Где сестрица Линь? – спросила Сун Цзян. – Разве ей не нужно тоже здесь быть?
У Юн ухмыльнулся:
– Она с Волшебным Лекарем.
– А сражаться-то она сможет? – обеспокоилась командир Ян.
В этом У Юн не сомневался: сестрица Линь уже стала одной из них. Выживут ли они или все вместе погибнут, теперь решит лишь судьба.
– Да это просто царапины, – возразила Линь Чун, но Ань Даоцюань пресекла ее протесты весьма красноречивыми жестами. Линь Чун все еще едва могла разобрать смысл даже десятой части ее жестикуляций, потому поглядела в сторону, на Лу Да, которая сейчас стояла на страже, как верный пес. – Что она сказала?
– Сказала, что у тебя все тело в царапинах, от задницы до пяток, – ответила Лу Да, и это явно не было дословным переводом. – Сестрица Ань предупредила, что если ты оставишь раны открытыми для воздуха, грязи и прочего, то эта дрянь заползет через них внутрь и ты начнешь гнить изнутри. Дай ей сделать свое дело, сестрица.
Линь Чун оставила свои возражения при себе, наблюдая за тем, как сестрица Ань выверенными движениями накладывает ей на кожу пропитанные лекарствами повязки и туго затягивает их. Во всяком случае, они пойдут в бой с перевязанными ранами, ведь война вот-вот нагрянет к ним, сюда, в их последнее прибежище.
Линь Чун следовало бы хоть немного поспать – за последние пару дней ей не удалось вздремнуть. Быть может, смысла в этом и не было. Раз уж Цай Цзин собирается явиться по их души, вполне возможно, что вскоре она уснет вечным сном.
Волшебный Лекарь покончила с ее перевязками, закрыв места, где остались кровавые следы татуировок. Она повернулась и сделала знак Лу Да.
– Сказала, чтоб ты не волновалась, без шрамов обойдется. Если только ты не жаждешь их оставить, тогда смысл переживать есть. Я думаю, это же ужасно – набить столько красоты и потерять все! – Лу Да ударила себя по груди, где под ее одеждами расцветали причудливые цветочные узоры. Ань Даоцюань вновь что-то показала пальцами. – Ой, еще она сказала, что если выживем, то, раз лицо твое зажило и если хочешь, она может соскоблить твое клеймо старой доброй примочкой из золота и яшмы. Сезон придется походить с красным лицом, зато потом как новенькая будешь. Ты далеко не первая, с кем она такое проделывает, ты не думай.
Но Линь Чун не могла не думать. За прошедшие дни она потратила много времени, свыкаясь с этим клеймом на своей щеке, этими безыскусными каракулями, навсегда заклеймившими ее преступницей. А теперь выясняется, что… их можно стереть? Вот так просто?..
Казалось, даже чересчур просто. Или, быть может, она начала считать эту татуировку частью самой себя. Этой странной новой себя, героини с горы.
– Я подумаю об этом.
– Сильно и гордо, я считаю, – сказала Лу Да. – Однако, думается мне, я свое уже отмотала, поэтому меня это особо не заботит. Но если кто посмеет пасть раззявить, на кулак напросится.
Ань Даоцюань начала осматривать и ощупывать более серьезные порезы и отеки на виске и под глазом Линь Чун. Она прервалась и вновь что-то сказала Лу Да, а та в ответ хмыкнула и расхохоталась.
Линь Чун смотрела то на одну, то на другую.
– Сколько же времени уйдет, прежде чем я научусь понимать тебя так же, как они? – спросила она Волшебного Лекаря.
– Не так уж и много, если будешь так часто получать раны, – перевела Лу Да, в очередной раз отрывисто засмеявшись. – Быстро научишься, не переживай. У меня где-то несколько месяцев ушло, чтобы начать понимать почти все, что она говорит. А тебе-то куда проще – читать-писать ведь умеешь, и, если что-то упустишь, она тебе это пальцем вычертит. Она так иногда делает, если ее не понимают.
Линь Чун подумала, что Лу Да, вероятнее всего, либо недооценивает себя, либо переоценивает ее, ведь та провела уже много недель среди разбойников.
Сестрица Ань вроде как была с ней согласна. Перед тем как начать следующую перевязку, она подняла взгляд и сделала несколько веселых, почти заговорщицких жестов, от которых Лу Да выпятила грудь:
– Сказала, что я на редкость смышленая. Мол, наша сестрица Волшебный Математик по-прежнему просит ее быть помедленнее, да и потом приходится все записывать на бумаге. Но, держу пари, ты совсем скоро уже научишься.
Скоро. Это слово врезалось в уродливую стену неизбежного, и ужас тяжелым грузом осел в мыслях Линь Чун. Она старалась не вздрагивать от прикосновений Волшебного Лекаря, пыталась успокоить глухой гул в голове, который на сей раз был уже подарком Гао Цю.