– Ты занимаешься йогой перед сном?
– Дааа… неет.
– Ах.
Он выключает верхний свет, и в комнате внезапно возникает уютная домашняя атмосфера.
Уютная атмосфера? Спокойной ночи, мой мозг.
Брин открывает шоколадные конфеты:
– Это мне?
– От издательства, а не от меня.
Да уж, очень важная деталь.
– Хорошо, гм… спасибо издательству.
Он откладывает их в сторону, выключает настольную лампу и устраивается поудобнее на своей стороне кровати.
– Тогда спокойной ночи.
– И тебе.
Наверное, это наш последний диалог на сегодня.
К сожалению, я совсем не чувствую усталости. Глаза у меня медленно привыкают к темноте. Я поглядываю на Брина, но не могу разглядеть его профиль.
Он скрестил руки за головой, и, несмотря на расстояние, я чувствую его близость. Может, все-таки стоит произнести что-нибудь непринужденное?
– Хороший матрас, правда?
Фу ты, позорище. Подушка, безусловно, тоже хороша – например, чтобы заткнуть мне рот…
Брин тихо смеется, и мне вдруг хочется, чтобы этот смешок раздался ближе ко мне.
Однако он звучит немного натянуто, как мне кажется.
– Не надо сейчас обсуждать кровать, Клио. Серьезно, просто спи.
– Как хочешь. Но могли бы и поболтать.
Я переворачиваюсь на живот и зарываюсь лицом в подушку. Может, хоть это поможет против моего острого желания что-то сказать, причем обязательно совсем не подходящее.
– Тогда до завтра.
Как будто мы увидимся лишь завтра, а не будем дремать здесь бок о бок.
– До завтра, – тем не менее соглашается Брин.
Матрас, который я только что так хвалила, к сожалению, двуспальный. Я ощущаю, когда Брин ворочается, даже если он хоть немного меняет положение тела, а он это делает постоянно.
Мы оба лежим и не можем заснуть.
Мне слышно его дыхание, и эхо этого тихого звука будто пронизывает все мое тело.
Я считаю секунды. Считаю овец. Считаю страницы вымышленной книги, где рассказывается история потерявшей надежду Клио Хилдьярд. Лишь бы погрузиться в сон, потому что я слишком сильно хочу, чтобы Брин ко мне придвинулся и шепотом признался: он больше не может бороться с желанием ко мне прикоснуться. Потому что я сама слишком близка к тому, чтобы сделать что-то похожее.
Глава 23Чтение способно затуманить разум
Что произошло?
Сознание у меня постепенно проясняется. Но мне не сразу удается понять, что я только что проснулась. Лежу рядом с Брином в залитом утренним светом гостиничном номере, и не случилось ничего такого, что мелькает у меня в подсознании. Я ущипнула себя за бок, чтобы эти картины исчезли, но они не хотят исчезать. Они хотят стать реальностью. Все мое тело говорит, что я должна подвинуться к Брину. Должна воспринимать то, что мне приснилось, как руководство к действию, иначе это влечение во мне не прекратится.
«Возьми себя в руки!»
Мне еще предстоит провести с Брином весь день. И следующую ночь. Все эти чувства успеют свести меня с ума.
Если я встану, то могу его разбудить, а я к этому еще не готова. Мне и на спящего-то Брина нелегко смотреть, но на проснувшегося – это будет чересчур.
Я слышу, как он рядом переворачивается на другой бок, и перестаю разглядывать потолок, надеясь, что он отвернулся, а не повернулся ко мне. Но он именно повернулся!
И отвести от него взгляд у меня никак не получается. Хотя я понимаю, что нехорошо подглядывать за спящими. Я бы, например, была недовольна. Но теперь моя голова, породив этот дурацкий сон, пытается подключить еще и тело.
«Представь, что это не автор, с которым ты работаешь, а твой возлюбленный. И тебе можно с ним делать все, что ты сейчас представляешь. И вы столько всего могли бы сделать друг с другом, если ты его разбудишь. И вдобавок в голове опять эти картинки… Зачем это все представлять. Просто прижмись к нему, будто ты случайно перекатилась во сне, и посмотри, что произойдет».
Я с грехом пополам отгоняю сомнительные побуждения, но по-прежнему не отрываю взгляда от Брина. С закрытыми глазами и расслабленными чертами лица он выглядит совсем по-другому.
Только сейчас я понимаю, что вчера у него все время было слегка настороженное выражение лица.
Ресницы у него необычайно густые, голова лежит на руке, и в таком положении он выглядит странно беззащитным. И мне очень хочется придвинуться на широком матрасе прямо к нему.
Снова, как мотор, заводятся бурные фантазии, и я быстро откидываю одеяло, чтобы поскорее сбежать. Стараясь не шуметь, я накидываю на себя первую попавшуюся одежду и спасаюсь в душе.
Наверное, холодная вода подошла бы лучше, но я терпеть не могу ледяной душ, вода для меня должна быть очень горячая, чтобы едва можно было терпеть. Ох, и опять это слово – «горячая»…
Я подношу душ как можно ближе к голове, чтобы с силой бьющая вода заглушила все мысли. Потом долго и тщательно вытираюсь насухо и сушу волосы феном так неистово, что они даже начинают тихо потрескивать.
Взглянув на часы, я испытываю небольшой шок. Шведский стол с завтраком будет открыт еще лишь сорок минут.
Брин наверняка уже злится, что я целую вечность занимаю ванную. Но я ошибалась. Когда я возвращаюсь в комнату, он все еще спит как убитый. Интересно, кто может продолжать спать, когда рядом за стенкой так сильно шумит фен?
Должна ли я его разбудить? Если я этого не сделаю, мы не успеем поесть.
– Брин?
Он не шевелится.
Я обхожу кровать, чтобы дотронуться до его плеча, но он уже так далеко в центре кровати, что мне не дотянуться.
Я опираюсь о край кровати коленом:
– Эй, просыпайся.
И только я собираюсь положить руку на плечо Брина, как он моргает, переворачивается на спину, и моя ладонь оказывается у него на щеке. В полном замешательстве я ощущаю, что невольно глажу его по подбородку. Слегка отросшая щетина щекочет мне пальцы, я судорожно сглатываю и отдергиваю руку.
– Сколько времени? – спрашивает Брин сонным голосом, который не особенно помогает мне прийти в себя и отогнать фантазии.
Но хорошо, что он не заметил это мое поглаживание по подбородку. Наверное, еще недостаточно проснулся, чтобы все осознать. Хотя… разве можно не заметить, когда кто-то трогает твое лицо, если ты в этот момент не в обмороке?
– Скоро завтрак закончится.
Ну замечательно, теперь в моем голосе слышится смущение.
Брин садится и, похоже, на самом деле только сейчас вспоминает, с кем здесь находится. Во всяком случае, выглядит он несколько испуганным.
Хотя, может быть, это просто из-за перспективы пропустить завтрак.
– Ты спускайся завтракать, я скоро приду. Извини, до трех не мог уснуть.
Он трет глаза, и я хотела бы сказать ему, что лучше бы ему прекратить это делать, если не хочет, чтобы я его поцеловала.
Пожалуй, пора придумывать объяснение, почему мне нужно срочно уехать после обеда.
– Прямо до трех? – довольно тупо переспрашиваю я.
– Не бойся. – Он улыбается уголками губ. – Ты не храпишь.
Брин откидывает одеяло, а я отпрыгиваю от кровати, потому что сержусь сама на себя, – я не могу отвести взгляда от этого мужчины в пижамных шортах.
– Правда, Клио, иди уже завтракать, я быстро.
Я тоже действую быстро – то есть способна мгновенно создать катастрофу. Одно неверное движение, одно импульсивное действие, и вот я уже по уши в неприятностях.
– Хорошо, увидимся.
Я хватаю свой ключ и выхожу из комнаты с чувством в животе, которое заставляет меня сомневаться, смогу ли я вообще что-нибудь съесть.
Через несколько глотков кофе нервы у меня начинают потихоньку успокаиваться. Но только пока не появляется Брин и не начинает завтракать, по-прежнему с заспанными глазами. Его вид лишает меня покоя.
– Сейчас узнал у Тары, не освободился ли какой-нибудь номер, – объясняет он между двумя глотками. – Идиотизм, все по-прежнему занято.
– Ну вот, а я считала, что не храплю, – изображаю я легкую обиду и сразу пробую элегантно перейти к более важной для меня теме: – Но я могу просто уехать сегодня вечером. Это избавит нас от еще одной неприятной ночи.
Брин кладет на тарелку столовые приборы, откидывается в кресле, скрестив руки на груди, и смотрит на меня, внезапно перестав выглядеть сонным.
– Я не нахожу все это неприятным.
Ну да, у тебя в голове не крутится мысль, как бы усилить нашу близость.
– Тогда зачем ты вообще спрашивал Тару об этом? Раз это не так неприятно?
Он вновь склоняется над тарелкой, берет вилкой жареный помидор и задумчиво начинает его жевать.
– Ах, понимаю. Лучше было сказать, что это неприятно.
К сожалению, только уже задав вопрос, я поняла, что он мог иметь в виду.
Это был намек?
То есть он пытался подшутить, потому что понял, что я невольно немного им увлеклась?
– Ты настаиваешь, чтобы мы немедленно продолжили работу? – спросил он внезапно. – Я бы хотел совершить небольшую экскурсию по национальному парку. Если хочешь, можем сделать это вместе. Можно сказать, это будет поездка за вдохновением.
– Погулять на свежем воздухе будет неплохо. Я заснула раньше, чем ты, но полностью отдохнувшей себя тоже не чувствую.
– Ты тоже постоянно просыпалась?
– Нет. Мне все время что-то снилось.
Это были почти кошмары – ведь то, что на самом деле должно было произойти между нами, почему-то никак не хотело происходить.
– Что-то о Ное и Вайолет? – поинтересовался он, посмотрел на свою миску с фруктами и, наконец, выбрал одну виноградину и отправил ее в рот.
– Нечто вроде того.
Еще одна виноградинка между этими губами, которые я уже начинаю ненавидеть, потому что они все время слишком далеко от меня, и я не понимаю, с какой стати они не дают мне покоя.
– Да, это похоже на кошмары, – говорит он.
И улыбается, как человек, который точно знает, что собеседник не сможет понять эту улыбку.
В очень компактном и немного претенциозном фургоне Брина мы доезжаем до Линмута всего за полчаса. После третьей песни о любви по радио он уже протягивает руку, чтобы выключить приемник, но потом опускает ее. Наверное, осознал, что иначе у нас возникнет выбор между разговором и неловким молчанием.