– Эта твоя кобылка – жутко норовистая. И вверх и вниз по склону её плетью охаживал, всё упрямилась.
Я так стиснул зубы, что испугался, как бы они не раскрошились.
– Ну, тогда вы, наверное, будете только рады от неё избавиться, сэр, – ответил я, сжимая кулаки, чтобы успокоиться.
Эзра Бишоп громко отхлебнул виски. Выглядело это слишком нарочито. Как будто он играл роль. Пил не просто чтобы выпить, а чтобы отвлечь внимание. Я нервно сглотнул. Теперь он казался не пьяным и расслабленным, а расчётливым и хитрым. И опасным.
– Да, с ней сложно было справиться, – проговорил он.
– Было, сэр?
Его острый, как костыли на железной дороге, взгляд метнулся к моей сумке.
– Говоришь, деньги принёс? Сколько?
Я облизнул губы. Этого момента я и боялся – ещё с тех пор, как вышел из торгового поста в Уэнатчи.
– Ну, сэр, я готов отдать вам шестьдесят два доллара пятьдесят центов за свою лошадь.
– Она стала моей лошадью, когда я её купил, парень. Причём заплатил ровно восемьдесят долларов и ни центом меньше.
Голос у него был напряжённый, гулкий. И таил в себе такую же опасность, как угрожающий треск гремучей змеи. Он жил обманом, грязными сделками. А как перехитрить его самого, я понятия не имел.
– Знаю, сэр, но я был вынужден немало потратиться, пока пытался вас догнать. – Я применил все заумные слова, какие знал, в надежде его впечатлить. Может, не зря мама заставляла меня читать газеты?
– Потратиться?
– Да, сэр. На еду и всё такое. К тому же я слышал, что вы победили на скачках с моей кобылкой. Выиграли меха и индейских лошадок. Выходит, уже получили с неё какую-то выгоду.
– Это у тебя так выходит. А как по мне, тут всё просто. Лошадь. Не. Твоя. И сорока долларов не хватает.
– Сорока?! Вы заплатили восемьдесят и…
– И я протащил её сорок миль, и рука у меня устала её хлестать. Плати мне за время и силы, что я на это потратил. По доллару за милю.
Надежда угасала, но я старался не сдаваться. Папа ждал бы от меня силы характера, и я не мог вот так просто бросить Сару.
– У меня больше нет денег, сэр, но я мог бы отработать эти сорок долларов или…
– Как ты меня догнал?
– Что, сэр?
– Ехал-то я быстро. А ты отстал всего на день.
– По большей части я шёл пешком, сэр, но индейцы у перевала Колокум одолжили мне лошадь, а уж она быстро меня домчала до Элленсберга.
Мистер Бишоп вскинул брови.
– Что ж ты не сказал, что у тебя есть индейская лошадка? Давай её к своим шестидесяти долларам с мелочью, и мы в расчёте.
– Не могу, сэр. Она не моя.
– Покажи-ка мне деньги, мальчишка.
Он шагнул вперёд. Его голос мне совсем не нравился. Я вспомнил предупреждение Фрэнка Джеймсона: «Будь начеку и ни цента ему не давай, пока он тебе не передаст уздечку твоей кобылки».
– Сперва вы покажите мне мою лошадь, сэр.
– Да не твоя эта чёртова лошадь! – завопил он и подошёл ещё ближе. – Гони деньги, и я тебе дам кобылу взамен на ту индейскую лошадку, на которой ты сюда приехал.
В голове у меня как будто взорвался фейерверк на четвёртое июля. Я понял, что мистер Бишоп явно чего-то недоговаривал.
– Мне нужна не любая кобыла, сэр, а моя лошадь. И я хочу её увидеть. Прямо сейчас.
Он сделал ещё два шага вперёд, уронив табурет, на который до этого предлагал мне сесть.
Я поспешно отступил к двери.
– У вас её нет, да? У вас нет моей лошади.
– Чёрт возьми, мальчишка, да не твоя это лошадь!
Я посмотрел прямо в его дьявольские глаза и стальным голосом ответил:
– Нет, моя. И всегда будет моей, что бы ни случилось.
Теперь мистер Бишоп шипел, как разъярённый голодный ягуар. Он шагнул ко мне, а я – к двери.
– Давай деньги и получишь лошадь – как договорились.
– Ни о чём мы не договаривались, сэр. Где моя лошадь?
Он стоял слишком близко, и я не успел бы вытащить из сумки револьвер. Мистер Бишоп перехватил бы мою руку, к тому же он был раз в сто сильнее. Я бы и до спускового крючка не дотянулся, а он уже выхватил бы у меня и деньги, и папин револьвер.
Я замер, отчаянно гадая, как выкрутиться из этой переделки. Вдруг Эзра Бишоп зарычал и бросился на меня. Не поворачиваясь к нему спиной, я попятился быстро как мог вон из хижины, споткнулся на крыльце и рухнул навзничь прямо в грязь. Он выбежал вслед за мной и остановился в дверном проёме, щурясь в ночную тьму.
И тут я увидел А-Ки. Он стоял за дверью, прижавшись спиной к стене хижины. В руках он держал лопату. Металл блеснул в голубоватом свете луны. А-Ки смотрел на Эзру Бишопа, напряжённый, готовый к выпаду.
– Нет! – завопил я. – Не надо!
Ровно в эту минуту Эзра Бишоп шагнул через порог.
– Надо! – заревел он, думая, что я обращаюсь к нему. – Мы заключили сделку!
Он вышел на крыльцо, под свет луны.
А-Ки с силой взмахнул лопатой. Она разрезала воздух и ударила Эзру Бишопа плоской стороной по лицу с противным глухим звуком, который разнёсся эхом и растаял в ночном воздухе за «Логовом разбойника».
Эзра Бишоп рухнул на землю, как мешок гнилого лука.
Жадно хватая ртом воздух, я уставился на потрясённого А-Ки, который всё ещё держал в руках лопату, а потом перевёл взгляд на обмякшую тушу мистера Бишопа и прошептал:
– Сделка отменяется.
Глава 11
С улицы доносились только смех и приглушённые голоса.
Ни встревоженных криков. Ни быстрых шагов.
Я выждал ещё минуту, почти не дыша.
Эзра Бишоп лежал лицом вниз и не двигался. Я тоже замер на месте. Сердце бешено стучало. А-Ки так и застыл с лопатой в руках.
Прямо картинка из дешёвого приключенческого романа, залитая лунным светом. Только всё взаправду.
– Плохо дело, А-Ки, – сказал я.
Он опустил лопату. Мне было слышно, как тяжело он дышит.
Я медленно поднялся с земли и подошёл к Эзре Бишопу, готовясь к худшему, но его спина вздымалась и опускалась.
– Слава богу, – прошептал я. – Живой. Правда, как очнётся, придёт в ярость.
Я посмотрел на спящего великана.
– А-Ки, он же нам этого не простит! А ты ещё и китаец, ну… чёрт побери, он не постесняется тебя повесить на ближайшей…
Я посмотрел на испуганное лицо А-Ки и осёкся. Он ничего не понимал, но наверняка видел, что я встревожен и расстроен. Я подумал о том, как это выглядело с его стороны. Он услышал мой крик и выбрался из своего укрытия, вооружившись лопатой. Чтобы спасти меня, А-Ки готов был рискнуть своей шкурой. И в итоге сохранил мне деньги, возможность вернуть Сару и, чего уж там, наверное, и жизнь. Кто знает, на что способен человек вроде мистера Бишопа?
Я подошёл к А-Ки, забрал у него лопату и отставил в сторону, а потом протянул ему руку. Он на секунду замешкался, но быстро сообразил, что от него требуется, и пожал её.
– Спасибо, А-Ки, – сказал я, и он немного расслабился. – Ты очень храбро поступил. Хотя, конечно, с медведицей это не сравнится, но впечатляет не меньше.
Мистер Бишоп что-то промычал и дёрнулся, а потом снова замер.
Неподалёку скрипнула дверь. Кто-то вышел на улицу. Я затаил дыхание. Послышались ворчание, звон стекла, и дверь снова закрылась. Всё стихло. Только с улицы доносились крики и стук колёс.
– Ладно, А-Ки. Надо занести его внутрь, пока никто не увидел. Ты хватаешь одну ногу, я – вторую.
Ничего тяжелее я в жизни не перетаскивал. Поднять такого здоровяка мы не могли, даже вдвоём. Эту тушу и тащить-то было сложно. Мы взяли мистера Бишопа за громадные ножищи и потянули через крыльцо в хижину, прилагая нечеловеческие усилия. Руки волочились у него за головой, как будто кто-то держал его на прицеле. Он зацепился плечами о дверную раму, и А-Ки по инерции отлетел вперёд на кучу верёвок, брошенных на полу.
Я стоял, тяжело дыша, и ждал, пока А-Ки выпутается и поднимется на ноги.
Он постоял секунду, а потом скривился и как начал ругаться по-китайски сдавленным, тонким голосом.
– Что такое? – прошептал я, пытаясь его успокоить.
Он протянул мне какой-то предмет. В свете огня из камина я увидел, что это сапог Эзры Бишопа.
– Так, и что… – Тут мне в нос ударила жуткая вонь, и к горлу подкатила тошнота. – Ничего ж себе! – Я закашлялся и прикрыл нос ладонью. – Хуже запаха я не припомню, а мне приходилось чистить туалет мистера Гриссома!
А-Ки всё ещё заходился китайской бранью, морщил нос и жмурился.
– Натяни его обратно на ногу, А-Ки! Скорее! – Стараясь не дышать, я показал на ногу Эзры Бишопа. Из дыры в носке выглядывал толстый волосатый палец.
А-Ки, ворча и кряхтя от отвращения, надел на него сапог, мы затащили здоровяка в хижину и притворили дверь. Он уже начинал шевелиться и стонать. Надо было срочно что-то придумать.
Мне на глаза попались верёвки, на которые плюхнулся А-Ки. Я огляделся и увидел крепкий столб посреди комнаты, который поддерживал балку на потолке.
Папа много чему меня научил, в том числе завязывать узлы. «Мужчина должен разбираться в узлах и верёвках», – говорил он, и сейчас я был ему за это очень благодарен.
Мы поспешно перетянули мистера Бишопа к столбу и усадили. Он теперь стонал без перерыва, и голова у него моталась из стороны в сторону. Времени оставалось мало. Я быстро связал ему руки за спиной и примотал верёвкой к столбу. И ещё на всякий случай обмотал его за пояс и связал ноги, чтобы он не мог ёрзать и пинаться.
Я не сомневался в узлах, которым меня научил папа: Эзра Бишоп из них не выпутается.
Он должен был очнуться с минуты на минуту, но я решил сначала кое-что проверить.
– Жди здесь, – сказал я А-Ки и побежал к двери. Ему явно не хотелось оставаться наедине с Эзрой Бишопом, пусть и связанным, но я пообещал скоро вернуться.
Я подбежал к конюшне и распахнул дверь. Мои страхи подтвердились.
Там стояли две лошади. Крепкую гнедую я узнал – на ней мистер Бишоп приехал в Олд-Мишн. А вторая, серая кобыла, была совсем старая, с прогнутой спиной. Даже в темноте было видно, что ей недолго осталось. Наверняка её и собирался мне всучить Эзра Бишоп, если бы я согласился на его предложение. Грязный обманщик.