– Не могу, сэр. Он не мой.
Фоуни нахмурился. Расслабленным он больше не выглядел. Он размял пальцы. Лицо приобрело выражение смертельного спокойствия.
– Что-что? Ты оставишь меня без лошади? Когда за мной наверняка уже гонятся? После того как я отдал тебе то, за чем ты пришёл?
– Нет, сэр. – Я держал палец на крючке и смотрел на Фоуни внимательно и твёрдо. – Я вообще вас не оставлю. Я видел невинного человека, который лежит мёртвый в грязи. А папа учил меня поступать правильно, как бы тяжело это ни давалось.
Калеб Фоуни молча смотрел на меня, не шевелясь и не мигая. Сердце у меня стучало как бешеное.
Я кивнул на яму, которую он копал, когда я подъехал. В ней лежал мешок. Верно, с деньгами мистера Кэмпбелла.
– Возьмите этот мешок, сэр. Медленно. Вы украли эти деньги, и я верну их законному владельцу.
Калеб Фоуни неспешно, лениво моргнул. Мне совсем не нравилось его холодное спокойствие. Как будто к такой ситуации он привык и прекрасно знал, что делать. А я нет. Как будто он был змеёй, а я – мышью.
– Ну нет, малец, ты же сам понимаешь – на это я не соглашусь. Если пойду с тобой, меня повесят на дереве. Думаешь, мне этого хочется?
Он осторожно шагнул в сторону, чтобы Сара оказалась между нами. Голос у него был холодный, как январский снег, падающий за ворот рубашки.
– Вас будут судить справедливо, как полагается, – пообещал я, молясь про себя, чтобы всё это закончилось не так, как я опасался. И я тоже не стоял на месте, стараясь держать его под прицелом, но так, чтобы под пулей не оказалась Сара.
– Возможно, – сказал он, – но честный суд всё равно закончится петлёй. Убери ствол, малец. Я не хочу тебя убивать.
– Я вас тоже, сэр. Не опускайте руки. И не двигайтесь!
Дождь перешёл в ливень. Он колотил по листьям деревьев. Стекал по лбу мне в глаза. Я не смел вытереть их рукавом. Калебу Фоуни вполне хватило бы этой пары секунд, чтобы вытащить револьвер и всадить в меня пулю. Его самого от дождя защищала шляпа, и лицо преступника оставалось сухим и холодным.
– Мы с тобой очень похожи, – сказал он, шагая в сторону. Я шагнул за ним и чуть не споткнулся о корень, но удержался на ногах. – Я ведь, знаешь, тоже сирота… но мой папаша учил меня только пьянству и подлости.
– Стойте на месте!
Калеб Фоуни меня не слушал. Пришлось снова подвинуться в сторону, чтобы оставить его под прицелом и не подвести под дуло револьвера Сару.
– Зато он научил меня тому, что человек должен понимать, когда его время пришло.
И я увидел.
В его глазах, широко открытых и внимательных.
В его дыхании – оно сперва ускорилось, а потом выжидающе затихло.
Во всём его теле – в том, как он весь напрягся и как будто сжался, словно пружина.
Всё это было едва уловимо, но я это увидел и за одну ужасную секунду понял, что Калеб Фоуни вот-вот выхватит свой пистолет.
– Нет! – закричал я.
Мне совсем не хотелось нажимать на курок, но рука Фоуни уже метнулась к кобуре, словно чёрная молния.
Я выждал всего один вздох, один удар сердца, один взмах ресниц, отчаянно желая, чтобы ничего этого не произошло.
А потом он поднял блестящий чёрный револьвер.
И я нажал на безжалостный спусковой крючок.
Папин револьвер грохнул и дёрнулся в моей дрожащей руке.
Глава 20
В это мгновение всё замерло.
Моё дыхание.
Моё сердце.
Даже ливень как будто прекратился.
Калеб Фоуни глядел на меня, держа в руке револьвер, который не успел поднять, и дуло смотрело мне в ноги.
Он моргнул. А потом его лицо расползлось в некоем подобии улыбки.
Я промахнулся! Меня это скорее обрадовало. Даже хорошо, что пуля пролетела мимо и Калеб Фоуни всё ещё стоял передо мной.
А потом он рухнул на землю, спиной в мокрую грязь.
Я всё стоял. Снова пошёл дождь. Я нервно втянул в себя воздух и почувствовал, как сердце вновь толкнуло кровь по моим жилам.
Калеб Фоуни тяжело вздохнул, глядя в облака. Падая, он выронил револьвер, зато голова его опустилась точно на бревно. Даже шляпа не слетела. Да и вообще выглядел он так, будто просто прилёг отдохнуть.
Я медленно к нему приблизился. Живот свело от неприятного волнения. На всякий случай я отбросил ногой его револьвер. А свой всё ещё направлял на него, хотя в этом уже не было нужды.
Я глянул на него сверху вниз. Бешеный стук сердца отдавался в висках.
– Чёрт подери, малец, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Ты меня застрелил.
Он прижимал руки к животу, пониже сердца, и под ними расползалось тёмное пятно. Мои плечи дико затряслись. К горлу подкатила тошнота.
– Мне жаль, – выдавил я из себя срывающимся голосом.
Не взрослым, а тонким детским голосом мальчишки, который только что застрелил мужчину.
Он зажмурился и скривился от боли, обнажив зубы, словно волк, попавший в стальные тиски капкана. Потом застонал, судорожно глотнул воздух и приоткрыл глаза.
– Уходи, – выдохнул он. Его голос звучал так, будто он нёс что-то очень тяжёлое и его покидали последние силы. – Дай мне помереть спокойно.
– Я… я приведу… врача.
Я дышал быстро и прерывисто, словно долго-долго бежал.
Фоуни помотал головой, с его губ сорвался то ли кашель, то ли смешок.
– Мне конец, парень. Ты попал в живот. Кровь уже не остановишь. Ещё немного, и я откинусь.
Ливень не унимался, и мы оба уже промокли до нитки.
– Не хочу вас оставлять, – сказал я. – Совсем одного.
Он снова помотал головой.
– Я всегда был один. Иди уже. Не хочу, чтобы кто-то пялился на меня, когда я отдаю богу душу.
Я стоял, переминаясь с ноги на ногу. Дождь стекал по лицу и спине.
– Есть… одна… просьба, – сказал он. Его голос становился всё тише, а слова короче. И каждое слово давалось ему с огромным трудом.
– Да, сэр.
– У меня в кармане… фляжка. Дай я её достану.
Я крепче стиснул револьвер.
– Хорошо.
Его залитая кровью рука скользнула в карман, откуда он выудил серую оловянную флягу. Дышал он быстро и отрывисто.
Фоули протянул флягу мне.
– Открой.
Я шагнул вперёд и осторожно забрал флягу, наведя на него револьвер, который подрагивал в моей трясущейся руке. Отвинтив кое-как крышку одной рукой, я вернул флягу мистеру Фоуни. Тот поднёс её к губам и сделал большой глоток. А потом снова протянул мне.
– Выпей.
Я сглотнул.
– Нет, спасибо, сэр. Я… я не пью.
Он поморщился и закрыл глаза. Выдохнул и снова открыл.
– Выпей. Я умираю. Хочу выпить напоследок. И не в одиночку.
Не знаю, что бы сказали на это мама с папой. Алкоголь они не одобряли, но мама всегда говорила, что в мире не хватает человечности и милосердия.
Я взял флягу. Она была липкая от крови и тёплая. Секунду я колебался, а потом чуть-чуть глотнул. Жидкость оказалась жгучая, и я закашлялся. Горло у меня горело.
Дрожащей рукой я вернул ему флягу.
– Ну, иди, – сказал Фоуни. – Двигай отсюда и дай помереть спокойно.
Я ступил назад и вдруг вспомнил про его чёрный ствол, который валялся в паре шагов от меня.
– Я не могу оставить вам ваш револьвер.
– Это ещё почему? – проворчал он, покосившись на меня одним глазом. – За мной гонятся, а ты бросишь меня тут с голыми руками?
– Да, сэр. Извините. Наверняка в отряде шерифа есть добрые люди. Я не хочу, чтобы они пострадали.
Калеб Фоуни горько, устало улыбнулся.
– Ты не поверишь, как преображаются «добрые люди», когда жаждут твоей крови.
– Может быть, но всё равно я не оставлю вам оружие. Если хотите, я что-нибудь ещё для вас сделаю. Перед тем как уйти.
– Не-а. Оставь меня в покое. Не мешай помирать.
Я отошёл назад, подобрал его револьвер и спрятал в сумку.
Сара подбежала ко мне и ткнулась мордой в затылок. Я обернулся и погладил её по щеке. Моё растерянное сердце сжималось одновременно и от радости, и от грусти.
Я зарылся носом в гриву Сары, ненадолго отведя взгляд от Калеба Фоуни. Вдохнул родной лошадиный запах и вытер слёзы.
– Малец! – окликнул меня Фоуни.
Я резко вскинул голову, готовый увидеть, как он стоит с другим револьвером в руке, но Фоуни всё так же лежал в грязи, обмякший и неподвижный.
– Ты правильно сделал, что убил меня. Пусть тебя совесть не мучает. Я собирался выстрелить. Ты меня опередил и не промазал. И правильно сделал. Всё равно один бы из нас умер. Так уж вышло, что это оказался я.
Он снял шляпу и бросил мне. Она закружилась в воздухе и приземлилась в слякоть у моих ног.
– Вот, возьми. Шляпа хорошая. Чего ей пропадать? Защитит от дождя. – С каждой секундой его голос звучал всё тише и слабее.
Я посмотрел на шляпу, нагнулся и поднял. А потом надел на голову и оглянулся на Калеба Фоуни. Холодные капли барабанили по её широким полям.
Грудь Фоуни быстро поднималась и опускалась.
Стыдно признаться, но мне не хотелось оставаться и смотреть, как он умирает. Правда, не хотелось.
Я подошёл к Саре. На ней была только уздечка. Мистер Фоуни, как и я, ездил без седла. Пришлось отвернуться от него и опустить револьвер, чтобы забраться на Сару, но меня это больше не тревожило. Я понимал, что он мне уже ничего не сделает.
С силой оттолкнувшись, я ловко запрыгнул на свою лошадку и вцепился в её гриву свободной рукой. Я чувствовал, как она дышит подо мной. На левой руке осталась кровь Фоуни, и хотя я снова сидел на своей милой Саре, ребёнком себя больше не чувствовал. Правда, всё же убрал револьвер в сумку. Пока что с меня хватит быть взрослым.
Ливень усиливался. Он мерно барабанил по моей шляпе. Из-за тёмных облаков, затянувших небо, казалось, что уже наступила ночь.
– Мистер Фоуни, – сказал я, – как бы там ни было, я не верю, что вы совсем уж пропащий.
Он застонал, и его лицо исказила гримаса боли.
– Из нас двоих ты один так думаешь. Давай уже, убирайся отсюда.
Я нежно сжал мою Сару. Её не надо было понукать и говорить, куда идти. Мы с ней были как единое целое. Она сама повернулась и побежала туда, откуда я приехал.