Шериф удивлённо присвистнул.
– Он с лошади упал или что?
– Нет, сэр. Я его застрелил.
Шериф разинул рот. Он явно потерял дар речи. Просто стоял и молча смотрел на меня.
– Ладно, мне надо скорее отвести мою лошадку к коновалу, – добавил я. Подобрал с земли шляпу мистера Фоуни, надел на голову и прошёл мимо конного отряда, ведя свою бедную Сару за собой.
Глава 22
Врач в Якиме сказал, что не может ничего сделать.
– Мне жаль, – добавил он, сжав губы и покачав головой.
– Сэр, – ответил я, – мы прошли пять миль по грязи под дождём, чтобы до вас добраться. В ней есть силы. Если вы согласитесь её лечить, она выживет.
– У неё пуля в шее! Она еле стоит! – возразил он. – Извини, сынок, но это невозможно. Надо вынуть пулю. Промыть рану. Зашить. Ни одна лошадь не станет это терпеть. Её не заставишь стоять спокойно даже львиной дозой виски или морфия.
– Я её успокою, сэр, и буду придерживать. Пожалуйста!
– Она должна вытерпеть всё, от начала до конца. А ей совсем не понравится, когда я буду вытаскивать пулю или накладывать швы. Не будет она стоять смирно.
– Будет, сэр. Ради меня. Если я попрошу. Пожалуйста.
Когда мы к нему постучали, док Стивенс обедал. Он вышел к нам во двор перед домом. Сара держалась подле меня, склонив голову. Выглядела моя лошадка, конечно, жалко. Бок, на который она упала, был весь в грязи. На другом запеклась тёмная кровь.
Врач покачал головой. Перевёл взгляд с неё на меня. Тяжело вздохнул.
– Ладно. Я сделаю что могу. Если будешь держать её крепко, чтобы она не брыкалась.
– Спасибо, сэр! Спасибо!
Он поднял руку.
– Не благодари, сынок. Я уверен, что твоя лошадка не выживет. Она потеряла много крови и потеряет ещё больше. Хотя, конечно, я постараюсь ей помочь. Отведи её в конюшню за домом. Я схожу за инструментами.
В конюшне было тесно, темно и пахло плесенью. Похоже, ею редко пользовались. Врач принёс масляную лампу, в которой слабо мигал жёлтый огонь, и повесил на крючок.
– Ну что, – сказал он, расстёгивая чёрную кожаную сумку и доставая из неё разные металлические инструменты, – начнём. Только учти, я остановлюсь сразу, как она начнёт бить копытами и вставать на дыбы. Тогда придётся её усыпить. Будет слишком жестоко дальше её мучить.
Я сглотнул. Моё разбитое сердце сжалось от его слов, но голос остался твёрдым.
– Да, сэр. Понимаю.
Я встал прямо перед Сарой, совсем близко, положил ладони ей на морду и заглянул в большие карие глаза. Её дыхание стало более размеренным. Так мы стояли, глядя друг на друга.
– Держись, Сара, – прошептал я её сердцу. – Не бросай меня.
Врач подошёл к кровоточащей ране и поднял щипцы. Он выдержал паузу, и краем глаза я заметил, что он смотрит на меня.
– Готов, сынок?
Я закрыл глаза и прижался лбом ко лбу Сары, крепко держа её голову. Я коснулся губами жёсткой шерсти на носу. Я повторял все молитвы, которые говорил раньше и мог сказать в будущем, не произнося ни слова. Я нащупал её сердце ладонями, накрыл, и его биение слилось с моим. Мы были вместе.
– Да, сэр. Мы готовы.
Док Стивенс вздохнул, перевёл дыхание и взялся за дело.
Сара вся сжалась. Мышцы напряглись, и она начала было поднимать голову, но мои руки крепко, уверенно её сжимали. Я посмотрел ей в глаза.
– Ну-ну, – прошептал я. – Тише, малышка. Потерпи немного.
Сара закатила глаза, её ноздри раздулись, и дыхание выходило горячо и быстро, но она держалась молодцом. Не стала брыкаться. Она ощерилась и открыла рот, но всё вытерпела.
– Вот так, умница, – прошептал я, не убирая тёплых ладоней, и нежно её погладил.
– Отлично, – сказал врач, отходя и вытирая лоб рукавом. – Пулю вынули. Теперь надо промыть рану. Жечь будет ужасно. Ну а потом зашить.
– Хорошо, сэр. Мы готовы.
Он похрустел костяшками пальцев, взял следующий инструмент и какую-то бутылочку.
– Поехали.
Сара ударила копытом о пол и дёрнула головой, но я её удержал. Она жалобно, тоненько заржала, но осталась стоять смирно. Я сморгнул набежавшие на глаза слёзы.
– Всё в порядке, Сара. Потерпи немного. – Я зажмурился и прижался к ней. Горькие слёзы стекали через мои ресницы по её щекам. – Всё в порядке, моя хорошая.
Я слышал, как док Стивенс трудится над ней, как тяжело дышит и облизывает губы. Он явно старался сделать всё как можно быстрее, и за это я был ему очень благодарен.
– Почти, – сказал он.
Я ослабил хватку и стал медленно, ласково гладить шею и морду Сары. Я шептал ей слова утешения, слова памяти и надежды. Медленно моргал, взглядом успокаивая её, и она моргала в ответ. Мы стояли вместе. Мы держались вместе, Сара и я, в этом большом мире.
– Готово, – объявил врач, и на моём измученном лице расплылась улыбка.
Я смеялся и плакал и вытирал слёзы о шерсть Сары. Док Стивенс отошёл назад и провёл рукавом по лбу. Потом опустил руки и покачал головой.
– Сынок, – сказал он, – честное слово, такого на моей памяти не случалось. Чтобы лошадь спокойно вытерпела все эти процедуры! Не брыкаясь, не пинаясь, ничего. Поразительно.
– Вы просто ещё не встречали такую лошадь, как моя Сара.
– Нет, почему же. Каких только лошадей я не встречал за свой век! Вот чего я не видел, так это такой пары, как вы.
Он опустился на табурет у стены. Пот стекал у него по шее под рубашку. Я прижался к Саре щекой и улыбнулся.
– Так, сынок. Пулю мы вынули. И лошадка твоя ещё стоит. Но на этом пока всё. Скажем так, я бы не поставил денег на то, что до утра она доживёт. Так что ты не радуйся раньше времени. Скорее всего, ей не выкарабкаться.
– Нет, – спокойно ответил я. – Она не умрёт.
Он пожал плечами.
– Что ж, посмотрим. Заходи в дом. Поешь чего-нибудь.
– Нет, спасибо, сэр. Я останусь с ней, если можно.
Он снова пожал плечами.
– Как хочешь. Овёс вон в той корзине, колодец за конюшней. Если сумеешь её покормить – будет просто отлично. Я вас проведаю вечером.
– Спасибо, сэр. Спасибо вам огромное.
– Не за что. – Он похлопал Сару по крупу. – Удачи, лошадка.
Я не отходил от Сары остаток дня. И ночь провёл с ней, хотя в конюшне было холодно. Добрый врач принёс мне одеяло и немного еды. А спал я прямо на полу, на куче соломы, вместе со своей лошадью. И вспоминал, как папа всё время проводил у постелей мамы и Кэти. Как А-Ки заботился о миссис Дэвидсон. Наверное, это в нашей природе. Это всё, что мы можем. Быть рядом. И порой этого достаточно.
Я не спал всю эту длинную ночь, то и дело вставал и проверял, как Сара, не лежит ли она. Она стояла.
Наверное, под утро я всё-таки заснул, потому что меня разбудил скрип двери и в глаза ударил яркий свет. Я тут же вскочил на ноги.
Сара всё ещё стояла рядом, но опустив голову и тяжело дыша.
– Ничего себе, – сказал врач, легонько хлопая Сару по крупу. – Смотрите-ка, кто тут у нас. Рад, что опять в тебе ошибся, лошадка. – Он посмотрел на меня. Я протёр глаза и сонно зевнул. – Тебя кое-кто хочет видеть.
В конюшню зашёл шериф и приветливо мне кивнул. Его высокая фигура закрыла весь дверной проём, загородив свет с улицы.
– Доброе утро, сынок, – сказал он, протягивая мне руку.
Я её пожал и кивнул в ответ.
– Доброе, сэр.
Шериф удивлённо взглянул на Сару и вскинул брови.
– Вижу, твоя лошадка ещё дышит, – заметил он с полуулыбкой. – Оставила старика в дураках.
Я широко улыбнулся.
– Что вы, сэр. Просто она не хочет меня подвести.
Он усмехнулся и протянул мне конверт.
Я взял его и открыл. И ахнул. Внутри лежали деньги. Много.
– Что это, сэр?
– Твоя награда, выданная федеральным маршалом и штатом Вашингтон. За поимку Калеба Фоуни. Двести пятьдесят долларов. Ни центом меньше. Док свидетель.
Я моргнул, сглотнул и посмотрел на него.
Он нахмурился.
– А я-то думал, ты обрадуешься. Сумма очень даже неплохая.
– Да, сэр. Просто… меня смущает то, за что она. Я никогда никого не убивал. И уж точно не ожидал, что мне за это заплатят.
– Ах вот оно что. Ну, если тебе от этого станет легче, Калеба Фоуни ты не убил.
– Он выжил?
– Нет. Ничего подобного. Только умер он, скажем так, от своей руки. Застрелился, когда мы к нему подъехали. Конечно, твой выстрел тоже был серьёзный, но смертельная пуля прилетела из его собственного револьвера.
– Я забрал его револьвер!
– Похоже, у него был ещё один. Карманный, короткоствольный. В любом случае всё это твоя заслуга, так что и награда твоя. Поздравляю, сынок.
Я задумчиво посмотрел на конверт. Всё это время у Фоуни был запасной револьвер. Он мог его вытащить и застрелить меня в отместку или ради попытки удрать. Вместо этого он выпил со мной, пожелал удачи и подарил шляпу.
Я сглотнул комок в горле.
– Я должен мистеру Кэмпбеллу. За мою лошадку.
Шериф помотал головой.
– Он уже на полпути к Уолла Уолле. Просил передать тебе искреннюю благодарность за то, что ты вернул его деньги. Это скорее он тебе обязан, а не ты ему. Лошадка, он сказал, и так уже твоя. Его очень восхитила твоя отвага, и он желает тебе и твоей лошадке всего наилучшего.
– Спасибо, – тихо ответил я. Наклонился и спрятал конверт в сумку.
– Где твой дом, сынок?
Я опустил взгляд на земляной пол конюшни. Дома у меня не было. Ничего не было, кроме Сары. Я коснулся её ладонью. Она опустила голову и нежно уткнулась мордой мне в плечо.
– Вот, – сказал я, – мой дом там, где Сара.
Шериф нахмурился.
– Тебе некуда идти? – мрачно спросил он. – У тебя нет семьи?
Я промолчал. Не знал, что ответить. Я не сводил глаз со своей лошади и не убирал рук.
– Можешь оставаться у меня сколько хочешь, – сказал врач.
– Спасибо. Я очень это ценю, сэр, – поблагодарил я, по-прежнему глядя на Сару.
– Тогда зайдёшь в дом позавтракать?
– Нет, сэр. Спасибо. Лучше останусь с Сарой.
– Так я и думал. Я тебе что-нибудь принесу. И вот что, Джозеф… ты пока не расслабляйся. Она ещё держится, но ничего не ест, и ей от этого становится только хуже. Так что будь готов ко всему. Она сражается за жизнь – вы оба сражаетесь, – но шансов на победу пока мало. Понимаешь?