Марта Арбенина
Глава 22Мои дети не выберут автомат или танк
В нынешнем, 2020 году у арбенинских двойняшек первая круглая дата – десятилетие. С момента их появления на свет мы с Дианой многократно обсуждали вопросы, связанные с Мартой и Артёмом, ибо говорить о своих детях она готова постоянно, при этом мгновенно переходя на тон, одновременно серьезный и нежный. Кстати, несколько лет назад Арбенина обмолвилась, что ещё одного ребенка хотела бы усыновить. Но если и решится на это, то не раньше, чем её детям исполнится десять и они смогут «помогать маме заботиться об их младшем брате». Это время наступило. Последим за новостями.
Пока же Диана продолжает «вкладываться» в гармоничное развитие Тёмы и Мартиши. Музыкальная школа, театральная студия, иностранные языки – почти аристократический набор (надо бы добавить ещё фехтование и конные прогулки). И с дочерью, и с сыном Арбенина уже выступала вместе перед большой аудиторией на концертах (в том числе на «Нашествии») и литературных акциях. Они постепенно подхватывают мамин жизненный ритм. И в этой книге любопытно вспомнить самое принципиальное из того, что говорила мне Диана на «детскую тему» в разные годы.
2012-й
– После рождения детей ты не задумывалась о переезде в другую страну?
– Я не могу насовсем уехать из России. Не только потому, что люблю и чувствую себя поэтом, пишущим на русском языке, не только из-за любви к русским березам, но и потому что основной мой «электорат», подавляющая часть «снайперской» аудитории – здесь.
Мы с Дианой многократно обсуждали вопросы, связанные с Мартой и Артёмом, ибо говорить о своих детях она готова постоянно, при этом мгновенно переходя на тон, одновременно серьезный и нежный.
2014-й
– Ты успеваешь заметить, как развивается характер Марты и Артёма, и влияешь ли на них? Есть же известное утверждение психологов, что «ядро личности» формируется до пятилетнего возраста.
– Безусловно, я постоянно за ними наблюдаю и стараюсь на них в определенной степени влиять. Сейчас они в самом благодарном возрасте. Живо на всё откликаются и не забывают ничего из сказанного им. Они знают, что такое хорошо, что такое плохо, что значит главное. Например, я готовлю утром на кухне завтрак, а Тёма застилает постель и кричит мне из своей комнаты: «Мама, мама, знаешь, что значит главное? – Что? – Жизнь!» Я чуть кастрюлю не выронила. Прибежала к нему: «Как ты сказал? – Жизнь, а еще чувства». В какой-то момент они подошли ко мне и спросили: «Мама, а правда, сейчас война?» Я ответила: «Что вы, какая война? Сейчас мир». Хотя поняла, о чём они спрашивают. Просто попыталась их как-то, до времени, оградить от подобной информации. Но ведь они все же где-то услышали о войне. Откуда-то эту мысль принесли. В детях все оседает. А я очень хочу, чтобы мои дети были счастливыми, беззаботными и вообще, как говорится, не нюхали пороха.
– Но беззаботность может трансформироваться в инфантилизм?
– Мне кажется, это разные вещи. Инфантильность – отсутствие ответственности как таковой. Это что-то, на мой взгляд, сродни внутренней эмиграции. Когда тебе безразлично, что происходит в твоем доме, стране. Например, мне грустно от того, что люди у нас неохотно ходят на выборы, поскольку думают, что от них ничего не зависит, и т. п. Что касается «не нюхали пороха», это о том, что я хочу вырастить своих детей гуманистами, отвергающими войну. Вот Тёма сейчас мечется: то ли лётчиком ему стать, то ли архитектором? Что он там расслышал в слове «архитектор»? Не знаю. У меня есть песня – «Архитектор моей души». Скорее всего, он ее запомнил. И пусть будет архитектором. Мои дети, кстати, постоянно цитируют что-то из репертуара «Снайперов». Марта засыпает тут недавно, а я с ней разговариваю и заканчиваю одну из фраз словами: Мартиш, нет смысла… Она тут же продолжает: «Нет смысла думать о себе». Я удивилась: о, классно она загнула! А потом поняла, что дочь повторила строку из моей песни «Адреналин». В общем, все, конечно, закладывается в семье. У меня растут нормальные дети, которые точно не выберут в жизни автомат или танк. Хочется, чтобы они имели свое мнение и были самостоятельными в жизни.
– Ты присоединилась к той категории артистов, которые берут своих маленьких детей с собой на гастроли?
– Не очень правильно регулярно выдергивать их из детского сада, где есть общеобразовательная программа с английским, французским, русским языком. А в наших турах бывают отрезки, когда мы в дороге полторы-две недели подряд. Поступаем так: дети прилетают ко мне на гастроли в выходные. Мы проводим пару дней вместе. А если остается ещё одно выступление в понедельник, они пропускают один день в детском саду, а во вторник уже возвращаются в Москву вместе со мной. Вообще Мартиша и Тёма приезжают на «снайперские» концерты, как на праздник, и с удовольствием общаются с группой.
2015-й
– В идеале, где было бы лучше учиться твоим детям?
– Сейчас они находятся в Москве, получают дошкольное образование. И их бабушка рядом. Для меня главное – оградить их от того, через что прошла я. А как сложится в дальнейшем, пока непонятно. Лично я очень тоскую по Питеру и хотела бы туда вернуться. Это желание пульсирует во мне каждую секунду. Я не живу там исключительно из-за детей, поскольку они уже привязаны к определенному саду. Пожалуй, это единственная жертва, которую я принесла.
Артём и Марта
– Тебя ведь часто спрашивают, почему твои дети не общаются со своим отцом?
– Пока они с ним не знакомы. Придет время – познакомлю. Он очень порядочный человек. Да, сейчас Марта и Артём уже иногда задают мне вопрос: «Мама, почему мы не живем с папой?» Я откровенно отвечаю: «Потому что я его не люблю».
2017-й
– Помнишь, сразу после рождения детей ты собиралась сама их учить? Но все-таки потом отправила ребят в детский сад. Правильно сделала?
– Конечно. Во-первых, сделай я то, от чего меня вовремя отговорила Чулпан, пришлось бы бросить «Снайперов» – а это была бы ошибка. Во-вторых, из меня тот ещё учитель. Сейчас, например, Марта с Артёмом ходят в музыкальную школу, и я иногда просто бешусь, если они чего-то там не понимают. Нет, мне учить нельзя, у меня не хватает терпения.
2019-й
– Интересно получается, у тебя есть и папа, и тятя. А за своих детей ты решила, что им и без единственного отца нормально. Они же по-прежнему с ним не общаются?
– Нет, не общаются. Я считаю, что ещё рано. Да, у меня есть и папа, и тятя, но родительский развод в детстве тоже был, который неизвестно как сказался бы на моей психике, не будь мои родители классными интеллигентными людьми. Мне просто повезло в этом. Бывает же абсолютно иначе, когда люди живут вместе без любви, терпят друг друга, а дети наблюдают. Зачем, спрашивается, их травмировать нелюбовью? Лучше в таком случае жить порознь.
У меня растут нормальные дети, которые точно не выберут в жизни автомат или танк. Хочется, чтобы они имели свое мнение и были самостоятельными в жизни.
– Так ведь твои дети не знают, что для них лучше: жить в полной семье, где родители друг друга не любят, или жить только с мамой. У них не было возможности это проверить.
– Моя точка зрения в данном случае определяющая. Я решаю, когда им знакомиться, и, когда наступит тот самый момент, это сделаю. И перед детьми абсолютна честна. Да они, если откровенно, и не бегают за мной ежедневно, не хватают за руку с вопросом: «Где наш папа?»
– На «Пионерских чтениях» в столичном ГУМе в 2015-м ты с Мартой читала «Рабочую азбуку» Иосифа Бродского. Выбор был достаточно неожиданный. Мне встречалось немало людей, любящих Бродского и при этом не знакомых с этим его ранним произведением, адресованным детям. Как ты на «Азбуку» набрела?
– В юности я тоже не знала, что у него есть такое произведение, хотя Бродским зачитывалась. На «Рабочую азбуку» наткнулась уже после рождения детей. Мне в Москве пришлось делать одну операцию, в клинике на шоссе Энтузиастов. По пути туда зашла в книжный магазин и мне попалось известное теперь издание «Азбуки» с иллюстрациями художника Игоря Олейникова. Пробежав глазами несколько страниц, я сначала не поверила, что это стихи Бродского. Ну не мог мой любимый поэт написать такую великолепную, блестящую ахинею! Но потом стала читать ее детям, и им очень понравилось. Они реально запоминали эти четверостишия. И картинки с удовольствием разглядывали. Поэтому, когда Марта на «Пионерских чтениях» всю эту «Азбуку» озвучила, для нее это было совершенно естественно.
– К 20-летию «Ночных Снайперов» ты выпустила двойной акустический альбом, в который попала, наверное, самая нежная, материнская твоя песнь Sumarok. Буквально плач-заклинание на странном языке…
– Да, ты прав. Пожалуй, это песня-плач. Два куплета на непонятном языке и финальная строфа на русском. Она сложилась у меня в больнице, когда Тёме всего-то делали УЗИ. Но он рыдал взахлёб. Видимо, от страха и из-за того, что его мазали ледяным гелем. Я стояла рядом с ним и сильно переживала. Доктор сказал: «Мама, выйдете, пожалуйста, из кабинета». Я вышла, а Тёма продолжал там кричать. Села у двери. Он рыдает, и я тоже заплакала. Плачу и напеваю что-то утешающее. На ходу придумываю из случайных звуков слова. Sumatosumarok, assa me te karni, no e to no snega…
– Экспромт вышел запоминающимся. Не возникла мысль о цикле песен-плачей?
– Да упаси господи! В творчестве я невероятно грустный, взрослый человек, и пытаться засунуть себя в детские одежды, засюсюкать, пытаясь завоевать их внимание, – не мое вообще. Пускай растут, и придет время, когда они поймут и полюбят то, о чем я пою на своем, пока не до конца понятном им, взрослом языке. У меня, кстати, есть одна, давняя-давняя, условно детская песня – «Голубой слон». А Sumarok – это эмоциональный выплеск…