– Вижу, – отозвался Петровчин. – Доложите обстановку.
– Шлюз-кессон, заблокирован штатно, атмосфера отсутствует. Судя по всему, за пределами шлюза атмосферы также нет. AR-метки рабочие. Закрывать, блокировать шлюз, считаю, нет необходимости, так как может потребоваться срочная эвакуация пострадавших.
– Принято. Осмотритесь. Найдите источник сигнала, доложите мне и выдвигайтесь на место.
– Понял вас.
Прошин развернул во всю стену схему Платформы, и они блок за блоком просматривали части сооружения, выискивая красный огонек сигнала бедствия или хотя бы зеленые маркеры людей. Сигнала не было.
Жилой отсек, рубка управления. Ничего. Наденька попросила включить обзор, и работающие камеры показали серую пустоту внутри рубки и серую бездну снаружи; от этого царства серости им обоим стало жутко, и камеры больше не включали. Жилой отсек: блок А. Ничего. Жилой отсек: блоки Б и В. Ничего. Жилой отсек: рекреация. Пусто. Завод газовых смесей. Ничего. Гидропонные станции. Пусто. Реактор…
– Да тут быть никого не может, – сказал Прошин, но все-таки просмотрел горячую зону.
– Придется внутрь лезть, – Надежда сказала это уже не так уверенно, как на «Аэлите».
– Пройдите в рубку управления и активируйте аварийную систему, – скомандовал Петровчин. – Ждите тридцать минут, если никого не обнаружите, уходите на «Аэлиту». Мы считаем циклограмму возвращения.
– Принято, – отозвался Прошин, – идем в рубку управления, включаем аварийку, ждем и уходим. Открываю шлюз.
Просторный коридор, тусклый свет аварийного освещения. Додумались, слава тебе Господи, – так надоело по кротовьим норам «Циолковского» царапаться!.. Горят метки аптечек, разъемов энергопитания, причем каждую метку можно развернуть и узнать характеристики поста, проверить комплектацию аптечки, а то обычно сунешься под зеленый маркер, а там либо заплатки увели, либо комбинезона нет. Поручни под руками мягкие, удобные, как по земле идешь (это в невесомости-то), даже тележка не просто так оступается, перебирая, где ногу поставить – специальная дорожка для тележек с рельсами и магнитными подушками, топает ослик, тащит триста кило груза и хоть бы хны…
Я хочу такую тачку!
– Чего? – спросила Надежда.
Иван забылся, и сказал это вслух.
– Я хочу такую тачку – повторил он. – Классно сделано. Удобно работать.
– А, – Наденька его восторгов, похоже, не разделяла. – Как думаешь, где они?
– Не знаю. Да какая разница? Посмотрим в рубке, крикнем: «Ау!..» – да и ладно. Аккуратно, атриум.
Атриум ремонтного отделения. Сюда сходятся все коридоры, снизу ангары ремонтной техники: по этим направляющим поднимаются платформы с оборудованием, вход в жилой модуль выше. Четыре люка, два для людей, поменьше, два для машин, побольше. Шлюз-кессон, коридор безопасности, еще шлюз.
Выход в жилой модуль на «Циолковском» походил на станцию метро «Горьковская» в Санкт-Петербурге. «Летающая тарелка» встречала возвращающихся с вахты русским и китайским ресторанчиками, прямо в здании проходили направляющие монорельса, через окружавший «тарелку» парк вились гаревые дорожки, по которым так приятно возвращаться домой, раскланиваясь со знакомыми, и только замечая терминалы НИС-панелей да маркеры аптечек вспоминаешь, что ты не на Земле. Здесь же царила серость. Зеленым и желтым горели маркеры в положенных местах, стекло туннеля, без затей выходившего на внутреннюю поверхность жилого модуля, рассыпало синие зайчики в свете фонарей, но стоило только отвести луч или вовсе выключить фонарь, как все вокруг заполняли серые тени.
– Бр-р-р!.. – сказала Надежда. – Страшно…
Тени плясали среди коттеджей, зыркавших на маленький отряд бельмами пустых окон. Извивались вокруг гидропонных штанг, бессильно протянувших «ветви» в серую пустоту. Серым силуэтом хищной рыбины в вышине плыла их цель, рубка управления, казавшаяся рассадником серого ужаса…
Надежда прижалась к Ивану. Мул, болванчик электромеханический, и тот, будто что-то почувствовал, приплясывал возле них – хотя на самом деле это Прошин бессознательно нажимал кнопку «Тест» на пульте управления и «скотинка» раз за разом проверяла готовность к движению, заряд батарей и что там у него еще было проверять…
– Так, все, – Прошин похлопал девушку по плечу, – давай, поднимаемся в рубку, делаем дело и сматываем.
– Вот, давайте быстрее, – подал голос Петровчин.
– Что скажешь, Сергей Петрович? – спросил Прошин.
– Да я бы сказал, – прозвучало в ответ, – да запись ведется…
– Как поднимемся? – Надежда готовилась действовать. Ни единого лишнего движения, голос твердый, держится спокойно – умничка.
– Садись на мула, – скомандовал Прошин. – Прыгнем.
Он вытащил из седловины тележки поручни и показал девушке, куда садиться.
– Пристегнуться? – спросила Наденька.
– Нет, держись покрепче и готовься включить двигатели. Мул так приземлится, а нам тормозить…
Мул подогнул ноги и взлетел над серым миром. Кладбище, где никто не умер, мертвый город, не успевший даже увидеть людей. Объемы жилого модуля, так и не ставшего жилым, терялись где-то в сером мареве, туша рубки медленно приближалась, серое чудовище готовилось поглотить людей, дерзнувших нарушить покой космического погоста. Рубка нависла над головой. Стали видны детали обшивки, появились AR-метки, невидимые обычному глазу и оказалось, что они несутся с огромной скоростью, падают, вот-вот разобьются…
– Надя, погоди, не включай двигатель, – сказал Прошин.
– Разобьемся…
– Нет, на дальномер посмотри.
– Ой, слушай, чуть двигатели не врубила, – Надежда пошевелилась в седле перед Прошиным. – А далеко еще?
– Нет. Давай, по моей команде. Приготовились… Включай.
Мул примагнитился к телу рубки первым. Покачнулся, переступил всеми четырьмя ногами. Поднятая двумя двигателями пыль почти скрыла тележку: в разреженной атмосфере закружились золотистые пылинки. Подошвы ботинок звякнули о металлокерамическую поверхность сооружения.
– Откуда здесь пыль? – спросила Надежда.
– Да бог его знает… – Иван пожал плечами, позабыв, что напарница не может видеть его жесты. – Ни разу мертвые корабли не видел. Это, наверное, искусственная почва со стен да водяные пары. Смотри, влага там, где струя двигателей попала.
– Ну да. Куда теперь?
– Внутрь. Аварийку включим.
Стены жилого модуля тонули в серой хмари. Пустота давила на плечи, нагоняла страх, отзывавшийся кислым во рту. Они только что, какие-то несколько часов назад, покинули «Циолковский», живой, залитый светом, наполненный гомоном толпы космонавтов, спешивших на вахту и на отдых, дружными компаниями заполнявших парки и спортгородки, и, будто в дурном сне, вернулись, обнаружив кладбище на месте шумного, веселого, дышащего жизнью города. Наденька откашлялась. Тишину разорвал ее голос:
– Сергей Петрович! – Центр почему-то не ответил, и Наденька повернулась к напарнику: – Молчат.
Прошин только пожал плечами. Говорить не хотелось. Девушка включила фонари на плече и на шлеме скафандра, и лучи света разрезали серую мглу, осветив покатый бок рубки с веселыми чертиками меток дополненной реальности. Прошин стряхнул с себя оцепенение:
– Пошли, – голос прозвучал хрипло, пришлось глотнуть воды из запасов скафандра. – Пошли, Надюша, сделаем дело и смотаемся.
– Да, конечно, – девушка посветила вверх, в стороны… Лучи света потерялись в сером царстве. – Пошли скорее.
Прошин включил нашлемный фонарь. Мазнул светом по-вдоль матовой поверхности с хрусталиком иллюминатора, осветил мула, затопавшего вслед хозяевам, и, развернувшись всем телом, – он потом и сам не мог объяснить, зачем – посмотрел назад. Фонарь – настоящий прожектор, батареи выедает за час – осветил две фигуры, стоявшие в ста метрах (сам собой включился дальномер) на обшивке рубки управления. Тускло поблескивали сочленения бронированных скафандров, визиры шлемов целились в их маленький отряд, в руках карабины, с плеча у каждого безоткатное орудие… На таких ребят Прошин насмотрелся на Холте, насмотрелся вдосталь, аж рефлекс выработался: схватив Наденьку в охапку, Иван прыгнул в сторону включая двигатели скафандра. Следом сиганула тележка, а там, где они только что находились, сверкнули молнии.
Наденька раненой птицей забилась в Ивановых руках.
– Фонари выключи!.. – рявкнул Прошин, отчаянно маневрируя.
Покатый бок рубки остался где-то вверху; из серой хмари внезапно показалась серая же стена жилого модуля, и они падали на частокол гидропонных штанг, так и не ставших деревьями, падали на стройные ряды домиков, не знавших тепла человеческого…
– Помоги мне, – просипел Прошин. – Разобьемся… Наденька включила двигатели, и они ударились о стену, подняв тучу пыли. Набранный импульс протащил Ивана с Надеждой по поверхности с высохшим искусственным грунтом. Прошин сложился вокруг гидропонной штанги. От удара полетели звездочки из глаз, перехватило дыхание, и он все боялся, как бы не треснуло стекло шлема сначала у него, потом у девушки – но все обошлось, только Наденька никак не могла встать.
– Что?! – спросил Прошин.
– Не знаю. Лишь бы не перелом.
– Черт… – Иван посмотрел наверх. Серая хмарь, пустота.
– Кто это? – спросила Надежда. – Они в нас стреляли?
– Да, – Прошин открыл панель скафандра напарницы, включил диагностику. – У этих ребят оружие, боевые скафандры. Блин, это перелом.
– Да? Ничего не чувствую.
– Я вколол обезболивающее, – Прошин закрыл панель. – Нога… Блин, не знаю… Надо выбраться, Надюш.
На «Циолковском» хоть новую ногу соберут, а сейчас надо добраться до «Аэлиты». Готова?
– Пошли.
Они встали на ноги. Наденька застонала.
– Я в порядке… – начала было она, но тут перед ними мелькнули молнии, и на стене ближайшего коттеджа появилось несколько дырок. В разреженной атмосфере поплыли облачка выбитой пулями пыли, осколки стекла из разбитого выстрелами окошка…
– Беги! – скомандовал Прошин.
Нападавшие поторопились, открыли огонь не примагнитившись, армейские же карабины, хоть и оборудовались компенсатором для стрельбы в невесомости, вести прицельный огонь без опоры не позволяли. Торопыги потеряли равновесие, а Прошин с Надеждой зайцами рванули к ближайшей метке шлюза.