Обрубки⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Вызов Алексея Жаркова (рассказ «Джинн строгого режима», 228 слов и 1485 знаков, полных черного юмора) принял Юрий Погуляй с пронзительной миниатюрой в 137 слов и 901 знаком по счетчику.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Юрий ПогуляйУ вас одно новое сообщение⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Начало всему есть действие особенное. Твоя жизнь это ведь череда твоих же решений, десятки маленьких начал. Пригласить на свидание, сделать предложение, завести ребенка, сменить работу. И вот полдороги позади, ты ждешь зеленого на пешеходном переходе: успешный, довольный, с букетом цветов в правой руке и с леденцом для дочурки за пазухой. В ладони мобильник с сообщением от жены. У тебя еще столько планов, столько идей. Построить дом, смотаться на Алтай, накопить денег на поездку семьей в Ирландию.
Но, в отличие от начала, конец — это хаос, а если и решение — то не всегда твое. И вот ты открываешь сообщение от жены и, холодея, смотришь на фотографию изрубленного детского тельца. Челюсть ребенка свернута набок, губы лопнули, щека превратилась в уродливый мешок для костей. Сквозь кровавые разводы на полу виден постеленный в прошлом году ламинат.
Под фотографией стоит подмигивающий смайлик.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Стихи⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Максим КабирКозодои⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
шел дождь, козодои кричали в леске,
тянуло с торфяников гнилью.
аллея петляла, и дом вдалеке
надгробьем казался унылым.
и мы добровольно скакали к нему,
хранившему холод, таившему тьму
и память о красной живице,
струившейся по половицам.
и шутки смолкали, и кони пряли
ушами, я помню фронтоны
в тумане, я помню, как доктор ильин
сказал, что похожи на стоны
скрипенье порога, тяжёлых дверей.
а анна поёжилась: «право,
давайте же с этим покончим скорей»
…тот дом называли кровавым.
в нём располагался сиротский приют.
прошло, почитай, четверть века
с тех пор, как устроил побоище
тут безумный и злобный калека,
глухой никодим, что следил за скотом,
а ночью, под грома салюты
по спальням с огромным ходил молотком.
так сделался ныне заброшенный дом
могилой для бедных малюток.
и сам живодёр, как велел сатана,
а, может быть, — лютая брага,
повесился в холле, левее окна,
но как утверждают, однако
остался навеки в дому заточён.
и медиум наша сказала,
что будто бы фибрами чувствует: он
за нами следит из подвала.
нас шестеро было, и кто-то седьмой
гремел в водостоках и топал в каминной,
шуршал, притворяясь безжизненной тьмой
мышиной вознёй, паутиной.
«согласно сенеке, — промолвил ильин, —
вся жизнь — размышленье о смерти.
и что там — мы можем гадать до седин,
а можем сейчас же проверить.
живёт ли вне немощной плоти душа,
и если ты умер, то умер, и — ша?
там черви и мёрзлые склепы
иль радости божьего неба?
а что до спиритов, что в моде теперь,
не есть ли молитва христова
сама спиритизм, отпирающий дверь
посредствам господнего слова?»
«arcana coelestia», ню и дени
и кардека, и сведенборга
читали мы, чтобы себе объяснить
куда попадём мы из морга.
и анна, прекрасная анна моя
меня подхватила за локоть,
и тени густые, у лестниц роясь
нас пачкали в чёрную копоть.
шёл дождь, козодои кричали в ночи,
царапал сучок подоконник,
и мнилось, что молот, кряхтя, волочил
над нами оживший покойник.
мы сели за стол под охраной свечей,
под пристальным взором ничейных очей,
и знать о присутствии призраков чтоб,
настроил ильин спирископ.
в руке моей левой писателя кисть,
возлюбленной аннушки — в правой.
«коль есть в этом доме хозяин — явись», —
промолвил наш круг шестиглавый.
«явись и стучи, коли раз — это да,
а коль отрицание — дважды».
ильин перебил: «боже мой, господа!
смотрите!», и понял вдруг каждый
из нас, что свершилось: и вот изо рта
спирита сочится сама темнота,
та тьма, что мы издревле жаждем.
трещал спирископ, ледяная струя
трепала мне волосы, анна моя
мне стиснула руку, и слева
писатель затрясся, из зева
спирита торчал эктоплазменный столб,
эфирное тело, подрагивал стол.
и мел сам собой выводил на доске:
«шёл дождь, козодои кричали в леске,
и шесть простодушных скакали туда,
где свет это нет, темнота это да».
голодная липкая жуткая тьма
сочилась из медиума.
она колебалась, как чёрный муслин,
она разрасталось по залу.
«свершилось!» — кричал изумлённый ильин
«мы сдохнем здесь», — анна сказала.
нас шестеро было, и кто-то седьмой,
немой, как замшелые плиты
косматой фигурой вставал за спиной
уже неживого спирита.
и маревом адским окутало дом
и тени вскричали: «пришёл костолом.
тук-тук — это значит пришёл костолом,
вы сдохнете здесь за столом».
и рук не разъять, точно склеены мы
писатель с раздробленным рухнул затылком
сломался хребет иванова, из тьмы
безумная морда сверкала ухмылкой.
обмякла сначала жена ильина,
а следом — ильин: был снесён его череп
«прости меня, анна», — сказал я, она
кричала, шёл дождь, и мы ехали через
лесок, и в тумане ворочался дом,
шесть мёртвых сидели за круглым столом.
есть круг, и нельзя разорвать этот круг.
ты слышишь, родная?
тук-тук.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Мастерская⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Виктор ГлебовНечто на рандеву, или отложенная встреча с ужасом⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Писатель. Автор романов «Нежилец», «Дыхание зла», «Красный дождь». Живет в Санкт-Петербурге.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Конан-варвар шёл по лесу, и вдруг из кустов выскочил трёхметровый ящер с капающей из пасти зелёной слюной. Воин достал меч, и за пять минут порубил его в куски. Монстр был страшный, подробно описанный. Мы могли бы нарисовать его, если бы нам в голову пришла подобная фантазия. Но она не придёт. Почему? Потому что, хотя ящер был страшным, встреча с ним нас не испугала. И дело даже не в том, что нам заранее известно: Конан непобедим. Дело в том, что совершенно очевидно: судя по объёму произведения, подобных встреч у героя впереди немало.
Кроме того, ещё Лавкрафт убедительно объяснил в своей статье, посвящённой обзору литературы ужасов, что пугает то, что нельзя представить. Детали и конкретика — это смерть монстра. Рубануть его топором по шее — чистая формальность.
Конечно, мы пишем хоррор ради чудовищ. Вообще антагонист, кем бы он ни был, двигает сюжет, потому что, если бы не он, не его ненависть, жадность, желание власти, неутолимый голод или страх — ничего не случилось бы, и писать было бы не чем.
Поэтому нам хочется поскорее перейти к нему, показать его читателю. Но нет большей ошибки в хорроре, чем ввести НЕЧТО слишком рано.
Даже если вы планируете слэшер, в котором героев будут мочить одного за другим, ритмично и разнообразно, нельзя показывать того, кто это делает. Чем меньше деталей вы назовёте, тем больше останется простора для читательского воображения, а ведь ничто не пугает сильнее, чем наши фантазии. Как известно, у страха глаза велики.
Однако, означает ли вышесказанное, что монстр должен появиться только в последней главе, неожиданно и непредсказуемо? Разумеется, нет. Случись такое, и читатель будет в шоке — ведь подобный поворот сюжета идёт вразрез со всем предыдущим повествованием. Значит, нужно постепенно вводить в произведение так называемые «тревожные звоночки», которые поначалу можно будет объяснить материалистически. Но чем дальше, тем эти объяснения будут менее убедительными — как для читателя, так и для героев.
С чего же начать? Первое, что приходит в голову, — предостережение. Семья переезжает в новый дом, а пьяный в дупель сосед говорит: «Вы с ума сошли?» Дальше есть два варианта развития. Либо он рассказывает, что в этом доме уже три семьи скопытились, либо неожиданно отказывается объяснить свою реакцию (это предпочтительнее, потому что загадочнее). Данный «звоночек» заимствован хоррором из страшных народных сказок (например, «Жених-разбойник» из собрания братьев Гримм, где девушка приходит в гости к своему жениху, живущему с приятелями в бараке посреди леса, а её там встречает старуха, которая говорит, что она зря пришла, ибо жених её — душегуб, и сейчас отправился на очередное чёрное дело). В принципе, подобный сюжетный ход настолько растиражирован, что у читателя должен вызвать лишь усмешку — заодно с дежавю, конечно.
Второй «звоночек» — это предсказание. Герой пошёл к гадалке, или она сама подошла к нему на улице — в результате он получает предсказание, неясное, но тревожное. Здесь главное обставить ситуацию, в которой получено предсказание, максимально обыденно. Никаких карт Таро, свечей, колыхания тьмы по углам и так далее. Театральность превратит данный эпизод в нечто несерьёзное, ожидаемое.
Третий «звоночек» — это предмет-лейтмотив, то есть, предмет, регулярно появляющийся на страницах произведения. Например, семья переезжает в новый дом и находит там среди старых вещей очки в роговой оправе.
Их выбрасывают вместе с остальным хламом, но через пару дней снова натыкаются на них. Кроме того, очки так или иначе упоминались до этого момента и упоминаются после. Подобный приём использован в фильме «Тёмные воды».
Четвёртый «звоночек» — тревожное ощущение, охватывающее героев в определённых местах, или в определённое время суток, или при взгляде на предмет (пейзаж).
Пятый «звоночек» — знак. Символы, надписи, следы крови, царапины от когтей. Они могут быть видны всем или только некоторым героям.
Шестой «звоночек» — проявление сверхъестественного. Полтергейст, шёпот, свечение, предметы оказываются не на тех местах, где их оставили, из унитаза вылезает мертвец, из стен высовываются пальцы, в отражениях видятся бледные лица, и так далее. Это лучше припасать на середину действия.
Седьмой «звоночек» — необъяснимая смерть. Хозяйка сдала квартиру молодой семье, и через неделю оказалось, что вся она померла, причем загадочно. Или та же участь постигла свежекупленного хомячка, найденного на дне клетки с выражением неописуемого ужаса на лице. Пардон! На морде.
Восьмой «звоночек» — животные и люди, отличающиеся от других. Кошки и собаки ведут себя странно, проявляют беспокойство или агрессию, прежде им не свойственную. Возможно, они даже нападают несколько раз на детей, и их приходится усыпить. Или сбегают из дома. Или не хотят заходить в какую-то комнату. Или не спят по ночам.
Таким образом подогревается читательский интерес, создаётся предвкушение встречи с апологетом зла. Это что-то вроде спрута, распустившего щупальца. Видеть герои должны поначалу только кончики этих щупалец, постепенно подбираясь к голове. Но, разумеется, в результате читателю должно стать ясно, что все несвязанные, на первый взгляд, проявления ужасного действительно являются частями единого целого.
И вот настал долгожданный час встречи с монстром! Здесь без описания не обойтись, однако не стоит увлекаться полной картиной. Нужно выбрать несколько ярких деталей, которые лишь наметят точки представления, но оставят место для воображения. Нужно следить за тем, чтобы читатель не смог нарисовать чудовище по данному в книге описанию! Глаза, пасть, когти — пусть. Но не целиком! Тогда читатель дополнит остальное сам и не будет разочарован.
Итак, что следует учитывать при написании хоррора? Цель повествования — не встреча с ОНО, это лишь логическая кульминация сюжета. Цель — создать атмосферу ужаса ДО встречи. Именно ради этого читатель берёт в руки роман ужасов, а значит, и автор должен уделять основное внимание именно этой части произведения. Саспенс, саспенс и ещё раз саспенс — вот залог успеха!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀