– Байк никогда не был в лучшем состоянии, – отчитался Карлос, все еще запыхавшийся после того, как прибежал с трека. – Мы с Амелией заменили маховики на более компактные с золотым сердечником и поставили улучшенные подвесы, которые позволят нам быстрее поворачивать без того, чтобы гироскопические силы сбрасывали нас с гоночной траектории, а еще сделали гармоническое кольцевание, которое поддерживает совершенно одинаковую скорость на противоположных маховиках.
– Впечатляюще, – сказал Смородини, не поняв ни слова. – И каковы наши шансы против той особы из Зеленого Сектора? Я слышал, что она опасно безумна.
– Джейми Можжевелли будет трудно побить, – добавил Карлос, – не могу этого отрицать, но если за рулем будет Джейн, то победа вероятна.
Подтекст не ускользнул от Смородини.
– Я не могу позволить, чтобы требования Ярмарки Бесправилья помешали правосудию. Выигрыш Гран-при, конечно, очень много значит для Сектора, но Книгу Гармонии нельзя ни в коем случае оскорблять, даже ради достижения этой цели. Когда – то есть если – Джейн будет приговорена, мы попытаем судьбу с Амелией.
Банти Горчичная быстро ухватилась за возможность льстиво поддержать взгляды господина Смородини насчет того, что Слово Манселла нельзя нарушать, затем рассказала о своей подготовке к сольному конкурсу на «самую низкую ноту на духовом инструменте», который она надеялась выиграть, сыграв «Замечательное место» в ключе настолько басовом, что она могла бы отделить воду от манной крупы.
Разговор закончился призывом ко всем членам команд выйти вперед, чтобы их имена вписали в заявление для рассмотрения Советом и чтобы все – состязающиеся или помогающие – сделали все что могут для блага Сектора и города.
Я скрылся за колонной, поскольку не хотел напороться на Виолетту, пока в том нет абсолютной необходимости.
– От кого ты прячешься? – спросила Люси.
– От жены.
– Мудро. Я слышала, завтра ты идешь в Малиналию. Не проведешь ли для меня несколько гармонических тестов?
Это был любимый проект Люси, поиск некоей «колебательной энергии», пронизывающей Коллектив и дающей мощь Вечнодвижам, кухонным котлам и лампочкам. Она думала, что это не природное явление, но что таким образом Прежние распределяли энергию.
– Я думаю, что она по-прежнему вокруг нас, – объясняла Люси после того, как я расспросил ее, – поскольку никто ее не отключал, и я пытаюсь найти источник, раз мощность меняется в зависимости от расположения.
Я согласился и спросил, что я должен сделать. В ответ она достала из кармана маленький металлический предмет размером с куриное яйцо и наступила на него ногой. Потом она отпустила его, и он медленно стал подниматься в воздух, прежде чем замереть где-то на высоте груди.
– Леталки, похоже, получают свою энергию подъема от гармоник, – сказала она. – Чем быстрее они поднимаются, тем больше гармоническая сила. У тебя хорошие внутренние часы?
– С точностью до секунды.
– Это хорошо. А у меня никаких нет.
– Нет?
– Нет, и не было никогда. У Кортленда тоже, да и внутренние часы Томмо отстают на минуту каждые полчаса – он всегда этим отмазывается, когда опаздывает.
Точные внутренние часы мы всегда воспринимали как данность. С учетом всех обнаруженных нами сломанных часов, было очевидно, что у Прежних такой способности не было. Прикроватные часы были предназначены для переустановки твоих внутренних часов, когда «теряешь время» во сне, и мой друг по Нефриту Фентон мог высчитывать время с точностью до сотой доли секунды, что впечатляло, хотя имело мало смысла.
– Но ты можешь измерять расстояние? – спросил я.
– Конечно, – сказала она, – до десятой дюйма на шестьдесять ярдов – и объемы тоже. Только не время. Моя подруга по переписке из Западного Зеленого Сектора может вычислять направления не хуже расстояния и времени, что означает, что она может выйти на любую выбранную точку с точностью до булавочной головки, даже если ей глаза завязать.
– Что, правда? – пробормотал я, поскольку внутренние измерительные качества были действительно полезны – особенно для отмеривания равных порций во время приема пищи, при распределении воды и в плотницком деле. В отбивающих время часах на городской ратуше не было большой необходимости, но это было удобно, если твои внутренние сбились во время грез или дремы.
Люси чмокнула меня в щеку, пожала мне руку и пожелала доброй охоты, затем ушла, поскольку, похоже, сегодня была ее банная ночь.
Я сам пошел домой, чтобы помыться, причесаться и облачиться в свой Элегантно-повседневный костюм № 1, поскольку театр приезжал в город нечасто.
Мандариновая труппа
«Стандартная переменная» была легальным способом обойти какое-нибудь опостылевшее Правило. «Спектр» освещал Стандартные переменные только в том случае, если они в каком-то отношении способствовали Слову Манселла, иначе Переменные передавались на словах, но лишь в ограниченном кругу, да и то люди частенько боялись сказать что-нибудь не то, не тому и не в то время, так что помалкивали.
Обед был ранним, чтобы вечернее представление могло закончиться прежде, чем станет совсем темно. Префекты сидели в передних рядах и в центре на травянистом возвышении, а остальные не раздумывая рассаживались кто где в жестком соответствии с Хроматической иерархией. Сторонники Коллектива указывали на подсознательно совершенную социальную перетасовку как доказательство легитимности и совершенства Цветократии.
– Так-так, – сказала Виолетта, появившаяся так внезапно, что я даже подскочил. Она была моей ровесницей, и мы проходили тест Исихары в один и тот же день, но в остальном были абсолютно разными. Безусловно амбициозная, она наметила себе в качестве потенциального мужа Дуга Кармазина, но не подписала ничего обязывающего на случай, если подвернется кто покраснее Дуга. Виолетта была привлекательной, несмотря на крошечный нос, и причесывала волосы в Женском Стиле № 3: хвостики. И она вела себя в показной манере «задорной маленькой девочки». Может, кого-то это забавляло или привлекало, но меня раздражало.
– Привет, Виолетта.
– Привет, дражайший супруг, – ответила она, скользнув ладонью по моему лацкану, чтобы нежно коснуться моей щеки. Как глава Любительского театрального общества, я понял, что притворяться она умеет. Я не дрогнул.
– Значит, ты слышала? – сказал я.
– Я настояла на нашем бракосочетании, милый. Папа был так мил, что устроил его, но я очень разочарована тем, что ты воспользовался нашим браком, чтобы выбить для себя выгоду.
– Это мастерство я перенял у моей супруги.
Она подалась вперед, словно собираясь поцеловать меня, поскольку мы были на людях и наверняка все взоры были устремлены на нас. Вообще, при той скорости, с которой слухи разлетались по городу, наверное, все узнали о нашей свадьбе через десять минут после того, как де Мальва подписал бумажку.
– Мы будем так счастливы в течение нашего краткого брака, – нежно прошептала она мне на ухо, – и я буду убита горем, когда тебя отправят в Зеленую Комнату. На людях я буду безутешна, но у себя я планирую смазывать твоим жиром дверные петли.
– Скрипучие двери раздражают, – согласился я, – но я не пойду в Зеленую Комнату.
– Я смертельно обижусь, если этого не случится, – ответила она, затем снова нежно поцеловала меня, даже чуть тронув языком, – а ты ведь не захочешь, чтобы твоя маленькая женушка огорчилась, верно?
– Уверен, что я это переживу, – прошептал я в ответ.
– Ты что, правда не понимаешь? – рыкнула она. – Я пытаюсь не усложнять. Будь благодарен, что я дам плоду твоих чресел достойную жизнь.
Она сильно ущипнула меня за руку.
– Привет, Виолетта, – сказал только что подошедший Томмо. – Много крылышек у стрекоз оторвала?
– Заткнись, Киноварный. Идем, супруг, ты смотришь представление вместе со мной в Пурпурном секторе, как положено по твоему новому статусу, и в знак уважения будешь сидеть у моих ног.
Лучше было подыграть, так что я взял ее за руку, и мы пошли туда, где сидела остальная ее семья. Семейство де Мальва Восточного Кармина состояло из Виолетты, ее отца, матери, деда и бабки с отцовской стороны, старшего брата Хьюго и его жены Тани, которую я видел сегодня у кабинета папы, и двоих их детей. Все они дружелюбно покивали мне, прекрасно сознавая, что на нас смотрит весь город. Госпожа де Мальва даже позволила себя обнять и, воспользовавшись обстоятельствами, сообщила мне, что ее пока не рожденный внук или внучка никогда не произнесет моего имени и не будет знать, как я выглядел. Брат Виолетты подал мне руку, затем тихо сказал, что ему не нужно знать, как меня зовут, потому что это бессмысленно. Однако Таня была честнее и шепнула:
– Это клубок ядовитых змей – удирай, пока можешь.
Ее муж – который слышал ее слова – ожег ее взглядом, а она сладко улыбнулась в ответ. Виолетта сказала:
– Не разговаривай с этой занудой, муженек. Она попала к нам через Брачную Ярмарку по сделке как Фуксия, но оказалась ближе к Сиреневой. Мы не смогли вернуть товар, – добавила она, злобно глянув на брата, – поскольку он уже был испорчен.
Таня отрешенно смотрела на меня. Я видел ее прежде и был свидетелем ее искусства жонглирования, но мы не разговаривали. Было лучше держаться подальше от семей префектов.
– Веселая семейка, правда? – сказала она.
Я сидел у ног Виолетты, как она приказала, вместе с женой Хьюго, которая сидела у него в ногах. Она отдала мне половину своей лакричной конфеты, что было очень мило с ее стороны.
– Что ты делаешь? – спросил я у Виолетты, которая раскрыла книгу «Утвержденных для блага Коллектива пьес» Манселла и сверялась с рукописным списком.
– Отец поручил мне удостовериться в том, чтобы представления были в точности по написанному. За отсебятину положено десять штрафных баллов, если только это не «Хроматически совместимое фантазийное отклонение».