Мы встали и медленно вышли из чайной, затем направились на городскую площадь. Мы уже увидели тех Сиреневых, о которых упомянул де Мальва. Они по большей части держались не на виду, в дверях, но висели у нас на хвосте. Мы смешались с прочими Пурпурными, которые прогуливались, дыша морским воздухом, и остановились у статуи Нашего Манселла в два человеческих роста.
– Ты действительно принимаешь Зеленый Выход? – спросила Пенни.
– А альтернатива-то какая? – ответила Виолетта. – Я не вижу себя в бегах на всю жизнь, не представляю, как я рожу ребенка на пыльном полу какой-нибудь лачуги при помощи вшивой Бандитки, а затем буду работать как прислуга у какой-нибудь беззубой карги без манер и воспитания. Я ненавижу всех вас за то, что вы позволили мне сделать все это с собой.
Она говорила тихо и без эмоций, и я невольно ощущал некоторое сочувствие к ней и ее драматическому падению. Она села на скамейку под статуей Манселла, обхватив голову, пока Пенни смотрела на голубей так, словно никогда в жизни их не видела.
– И что теперь? – обратился я к Джейн.
– Не уверена. Вижу четырех Сиреневых у нас на хвосте, сколько видишь ты?
– Шестерых – ответил я, – и еще пара в дверях ножного СПА-лаунжа.
– Что такое ножной СПА-лаунж?
– Не знаю. Так над дверями написано.
– Думаю, мы можем просто сделать ноги, – сказала она, – и будем надеяться, что сможем откупиться, когда они нас догонят. Лебедь.
– Где?
– Над морем, летит сюда.
Она подняла голову – да, вот он, где-то в миле от нас. Ей пришла в голову идея – она улыбнулась, затем сняла пластырь с указательного пальца. Это был вызывающий и агрессивный шаг, основанный на глубоком презрении к властям предержащим, которые несправедливо обрекли нас на смерть. Вот за это я и любил ее.
– Ты страшный человек, Джейн Мятлик. Если Хансон узнает, что ты в третий раз выжила, он может разозлиться так, чтобы обрушить на тебя дождь огненный.
– Верно, – сказала она. – Представь, как он взбесится, когда и твой засечет?
Меня не надо было убеждать, и я сорвал пластырь с пальца. Мы высоко подняли их и стали ждать, пока лебедь не пройдет над нашими головами. Он накренился, сделал несколько кругов, затем улетел в сторону Аквамаринстера.
– У нас есть час, если ориентироваться по господину Рози. Надо предупредить тех, кого это касается. Эй ты!
Мы подошли к одной из Сиреневых, неловко прятавшейся в дверном проеме.
– Привет! – слишком весело и улыбчиво как немного чокнутая сказала Джейн. – Вам, наверное, сказали, что мы опасны, и приказали при помощи физической силы удерживать нас в Пурпур-Реджисе? Я права?
– Нам также не велели разговаривать с вами, – ответила та.
– Ну так говорить буду я. Слышала о Восточном Кармине? Как там вспыхнула Плесень, а потом его опустошил очищающий пламень небесный?
– Нам сказали, что это шаровая молния.
– Вам солгали. Через час ты увидишь в небе дрон, а через пару после этого секунд Пурпур-Реджис будет уничтожен, и в пламени погибнут все его обитатели.
– Я тебе не верю.
– Можешь не верить, – сказал я, – но де Мальва объявил нас опасными именно поэтому. Тебе под тридцать, у тебя двое детей, лет десяти и восьми. За себя не боишься – бойся за них. Повторяю – у тебя час.
Она ничего больше не ответила и побежала прочь.
Мы вернулись к статуе Манселла и снова замотали пальцы. Пенни была там, совсем потерянная, поскольку Виолетта решила принять Зеленый Выход. Она подсела к нам поближе, чтобы показать, что она с нами.
– Итак, – сказала Джейн. – Как думаешь, в какую сторону лучше?
Городская площадь располагалась на высоком обрыве, откуда просматривался весь берег. Слева были утесы и рваная прибрежная полоса, переходившая в мыс в миле от нас, справа почти то же самое – только мыс находился в шести или семи милях. Утесы поросли старыми буками и каштанами, но в обоих направлениях больше почти ничего и не было, и никаких признаков жизни. Насколько я понимал, без разницы было, в какую сторону идти.
– Эдди? Что думаешь? Восток или запад?
– А что, если, – медленно произнес я, – отправиться куда-нибудь еще?
– Так я тебя об этом и спрашиваю.
– Нет, – сказал я, кивая в сторону моря. – Куда-то в смысле в Где-то-там.
Она проследила взглядом, куда я указывал – на пустой горизонт, где волны ярко блестели в солнечном свете и пустоту одиночества нарушали только немногочисленные морские птицы и отдельные облачка.
– Это может быть тридцать миль или тысяча, – сказала она.
– Нет, – ответил я. – Сто пятьдесят один и девятьсот девяносто две тысячных километра в направлении юго-восток тень юг.
– Что такое километр?
– Это подарок от моей матери. Для тебя девяносто четыре мили.
– И что там?
– Шир-бор[46].
– Что такое Шир-бор?
– Я не знаю. Я просто знаю, что он там. – Я прикоснулся пальцем к голове. – И прежде, чем ты спросишь, я отвечу, что это тоже от матери. Думаю, так работает наитие. Вестник, мой Вестник. Ты готова?
Она снова посмотрела на море, потом на меня, потом на оставшихся Сиреневых. Подозвала Пенелопу.
– Пенни, ты никогда не хотела прокатиться на лодочке?
– Неа.
– Либо лодочка, либо инквизиторы и Зеленая Комната.
– Они не могут отправить несовершеннолетнюю в Зеленую Комнату. Это противоречит Правилу 2.34.1.1.88, – почти механически сказала она.
– Думаешь, это их остановит?
Пенни на миг задумалась.
– А рассказы о морских чудовищах настоящие?
– Сами истории настоящие, верно. А вот чудовища – не уверен. Может, и нет.
– «Не уверен, может, и нет» сейчас звучит прямо ободряюще.
Приняв решение, мы неторопливо двинулись по тротуару в сторону мола, большого волнолома, сделанного из перпетулита. Вход и выход был только один, так что оставалось надеяться, что Сиреневые за нами не пойдут.
Я обернулся посмотреть на Виолетту, но она смотрела в пустоту, несомненно оплакивая утрату удачи и приближающееся самоузеленение. Она перехватила мой взгляд, и я помахал ей, она помахала в ответ и снова уставилась в землю.
Мы шли прогулочным шагом, надеясь не вызвать подозрений. На моле стояла смотровая беседка, и Сиреневые наверняка подумают, что мы туда и направляемся. Мы не ошиблись, поскольку они остановились у начала дорожки и сели, ожидая нашего возвращения или появления инквизиторов.
– Ахой, рыбаки, – поздоровалась Джейн, когда мы застали их за игрой в карты за большой перевернутой лодкой и грудой старых сетей, – у меня странный вопрос: сколько просите за вашу лодку прямо сейчас? Платим наличными, и у нас щедрое настроение.
Они уставились на нас, рассмеялись и назвали первое пришедшее в голову число.
– Восемь тысяч – и она ваша, дамочка, и мы до кучи еще накинем и добрых шанти.
– Десять тысяч, – сказал я, – если без шанти.
– Лодка ваша. Отплывайте сейчас, а то прилив пойдет.
– Нам подходит, что бы это ни значило, – сказала Джейн, и мы затрусили вниз по ступенькам, где стояла на приколе лодка. Мы робко сели в нее, и пока один из рыбаков показывал Джейн как работать с рулевым устройством, Вечнодвижем и штукой под названием «нафигатор», я отсчитал наличные и передал их его товарищу.
– Вы куда направляетесь? – поинтересовался рыбак, впервые подумав задать вопрос.
– Шир-бор, – сказал я.
– Куда?
– Девяносто четыре запятая сорок четыре сотых мили юго-восток тень юг, – ответил я.
– Девяносто четыре мили? – отозвался он. – Вы чокнутые, вы погибнете.
– Может быть. Ах да, не ходите в Пурпур-Реджис. Минут через пятьдесят огненный столп с небес уничтожит его по приказу нашего Творца.
Они переглянулись и быстро ушли. Полагаю, что, если у человека в кармане десять тысяч наличных баллов, ты к нему прислушиваешься.
– Я тоже хочу поехать.
Это была Виолетта, последовавшая за нами.
– Ты уверена?
– Мне все равно, как умереть – в Зеленой Комнате или в пасти Кракена, – но как минимум здесь вид лучше, и я не буду одна.
Мы с Джейн переглянулись.
– Тебе решать, – сказал я.
Джейн уставилась на Виолетту, склонив голову к плечу. В детстве они дружили, может, снова смогут подружиться. Возможно, именно этого не хватало политике гармонии больше всего – гибкости.
– Хорошо, – кивнула она и протянула Виолетте руку, чтобы та могла взобраться на борт.
И безо всякой шумихи Джейн запустила Вечнодвиж, передвинув рычаг, и мы оттолкнулись от стены гавани. Рыбаки махали нам вслед, и несмотря на две тысячи сверху, запели шанти о том, как наша экспедиция потерпит крах, что нас сожрут Кракены, осьминоги и Глубинная Жаба и что они надеются, что наша смерть будет безболезненной или хотя бы быстрой.
Вода
Воды вокруг Хроматации были недоиспользованным ресурсом, как в смысле рыболовства, так и в смысле отдыха, и по весьма весомым причинам.
Джейн вела маленькую лодочку при помощи чего-то под названием «румпель» в задней части судна, и мы пошли к выходу из гавани, где море становилось более неспокойным. Как только мы оставили мол, она увеличила скорость, как предложил ей рыбак, «чтобы лучше контролировать лодку», и, оказавшись на открытой воде, мы направились на юго-восток-тень-юг по «нафигатору», который трясся и качался так, что, казалось, был совершенно непригоден для океанской навигации.
Я увидел, как на молу появилась одинокая пара Сиреневых, которые кричали, чтобы мы вернулись, но их умоляющие голоса быстро заглушил плеск волн об обшивку.
Мы продвигались вперед и уходили все дальше. Пурпур-Реджис вскоре стал маленьким, затем превратился в размытое пятно, под конец в точку. Мы не видели, как прилетели высотные лебеди, но через час восемнадцать минут после того, как первый лебедь засек наши штрихкоды, мы увидели последствия: на сей раз шанса не оставили никому. Пурпур-Реджис превратился в огромный огненный шар, и звук взрыва из-за расстояния прозвучал как глухой рык.