Тогда Балкида, не поднимая глаз, поманила к себе пальцем эту дерзкую царицу и сказала ей, да и всем остальным:
— Вы можете пойти и поглядеть.
Они спустились по мраморной лестнице широкими рядами — в каждом ряду была сотня цариц — и под камфорным деревом увидели премудрого царя Сулеймана-ибн-Дауда, все еще изнемогавшего от смеха. Он сидел и покачивался взад-вперед, и на одной руке у него была Бабочка, а на другой Мотылек. И царицы услышали, как он говорит:
— О жена моего брата, который летает по воздуху, запомни же отныне и на веки веков, что ты должна угождать своему мужу во всем, иначе он рассердится и топнет ногою опять, ибо он великий чародей и колдун и может, когда ему вздумается, похитить дворец у самого Сулеймана-ибн-Дауда… Ступайте же с миром, вы оба.
Он поцеловал у них крылышки, и они улетели прочь.
Тогда все царицы, которые до сих пор все еще стояли и улыбались, все, кроме Прекрасной и Великолепной Балкиды, пали ниц, потому что они сказали себе: «Если творятся такие дела из-за того, что Мотылек недоволен своею женою, что же будет с нами, докучающими своему повелителю криками и буйными ссорами?»
И они накинули на голову прозрачные ткани, и, зажав себе ладонями рот, тихо как мыши удалились к себе во дворец.
Тогда Балкида, Прекраснейшая и Великолепная, вышла из зарослей алых лилий под сень камфорного дерева и, положив руку на плечо Сулейману-ибн-Дауду, сказала:
— О господин мой, сокровище моей души, радуйся, потому что мы дали всем этим царицам Египта, Эфиопии, Персии, Индии, Китая хороший урок, который они запомнят навеки.
И Сулейман-ибн-Дауд, все еще глядя на мотыльков, игравших в лучах солнца, спросил:
— О моя госпожа, драгоценный камень моей радости, когда же это случилось? Ведь как только я вошел в сад, я принялся шутить над Мотыльком.
И он рассказал Балкиде все, что он делал в то время.
И Балкида, ласковая, милая Балкида, сказала:
— О мой господин, владыка моей жизни! Я спряталась за камфорным деревом и видела все своими глазами. Это я надоумила Бабочку, чтобы та заставила Мотылька топнуть, ибо я надеялась, что мой господин шутки ради совершит какой-нибудь волшебный поступок, который испугает цариц.
И она рассказала ему все, что подумали, увидели и сказали царицы.
Тогда Сулейман-ибн-Дауд встал под камфорным деревом, протянул руки и в веселии сердца сказал:
— О моя госпожа, сладость моих дней, знай, что, если бы я со злости или по внушению гордости применил к царицам мое волшебство, я мог бы осрамиться опять, как осрамился тогда, когда устроил пиршество для зверей всего мира. Но благодаря твоей мудрости я стал колдовать ради шутки, чтобы немного помочь Мотыльку, и — видишь, это спасло меня от моих докучливых жен. Так объясни мне, о моя госпожа, сердце моего сердца, как же ты достигла такой мудрости?
И царица Балкида, прекрасная, величавая, стройная, взглянула Сулейману-ибн-Дауду в глаза, склонила, подобно Мотыльку, свою голову набок и ответила:
— Во-первых, о мой господин, потому что я люблю тебя; а во-вторых, о мой господин, потому что я знаю, что такое сварливые жены.
И они пошли во дворец и жили счастливо до скончания дней.
Не правда ли, Балкида поступила умно?
⠀⠀ ⠀⠀
Отчего у Дикобраза такая причёска40
Текст и рисунки оспроизведены по книге «Сказки слово в слово»© Москва: «Октопус», 2013 г.
Перевод Яна Шапиро
⠀⠀ ⠀⠀
Пока все Животные ждали, когда достроят Ковчег41, они жили в Большой Детской и их волосами занималась Большая Нянька. Она велела, чтобы все Звери стояли смирно, пока она будет их причёсывать, а иначе пусть пеняют на себя. И Звери стояли смирно. Лев стоял смирно и получил роскошную львиную гриву и кисточку на конце хвоста. Конь тоже стоял смирно и получил шелковистую конскую гриву и благородный конский хвост. Корова стояла так смирно, что получила в придачу отполированные рога. А Медведь, хоть и стоял смирно, получил лохматую шубу и куцый медвежий хвост.
И только один Зверь не желал стоять смирно. Он ёрзал, брыкался и норовил лягнуть Большую Няньку. Снова и снова она твердила ему, что такое поведение до добра не доведёт. Но он отвечал, что ни перед кем не собирается стоять смирно и вообще желает быть волосатым от головы до кончика хвоста. И тогда Большая Нянька сказала: «Ну ладно же! Да будет это на тебе и на голове твоей!» — и она умыла руки. И этот Зверь ушёл, и волосы его росли и росли — на нём и на голове его — всё время, пока Животные ждали, когда настанет пора идти в Ковчег. Волосы его всё росли и росли; они стали длинными и жёсткими, они стали щетинистыми и колкими, — и наконец превратились в острые иглы и длинные колючки. Вот что было на нём, и на голове его, и особенно на хвосте. И за это назвали его Дикобразом и отправили стоять в углу, пока не закончат строить Ковчег.
И вот все Звери, пара за парой, вошли в Ковчег, но с Дикобразом из-за его колючек никто не соглашался идти в паре. Согласился только Ёж, его младший братец, которого Дикобраз терпеть не мог, потому что тот всегда стоял смирно, когда причёсывали его короткие волосы.
Их каюта была на самой нижней палубе, которую отвели под Ночных Млекопитающих — Летучих Мышей, Барсуков, Лемуров, Бандикутов и прочих Слабовидящих. На нижней палубе распоряжался Хам, средний сын Ноя: он хорошо смотрелся в полумраке, потому что был темнокожий (хотя и очень умный).
Когда раздался корабельный гонг (а это значило, что пора обедать), Хам спустился к своим подопечным с полной корзиной картофеля, и моркови, и ягод, и винограда, и лука, и молодой кукурузы.
Первым ему встретился младший братец Ёж, который радовался жизни, резвясь среди чёрных тараканов.
— Я бы сегодня утром не стал заходить к Дикобразу, — сказал он Хаму. — Его немного укачало, и он в дурном настроении.
— Ну, про ваши настроения я ничего не знаю, — сказал Хам. — Моё дело — чтобы все были накормлены.
И он зашёл в каюту, где жил Дикобраз: тот еле умещался на своей койке, а иглы его трещали и дребезжали, как стёкла в старом драндулете.
Хам дал ему три клубня сладкого картофеля, и кусок стебля сахарного тростника, и два молодых кукурузных початка, и Дикобраз всё это съел.
— Надо говорить «спасибо», — сказал Хам.
— Угу, — ответил Дикобраз. — Сейчас скажу, — и он повернулся задом, и взмахнул своим колючим хвостом, и хлестнул им Хама по голой правой ноге, исколов её всю до крови — от лодыжки и до колена.
Хам ухватился за раненую ногу и допрыгал до верхней палубы, где стоял за штурвалом42 Праотец Ной.
— Что ты ищешь на капитанском мостике в этот полуденный час? — спросил Ной.
— Большую коробку араратских галет43, — ответил Хам.
— Чего это ради и зачем это вдруг? — спросил Ной.
— Да тут у меня кое-кто с нижней палубы вздумал учить ниггера, как обходиться с дикобразами, — ответил Хам. — Я ему покажу, как меня учить.
— Стоит ли тратить на это галеты? — спросил Ной.
— Да какие галеты? — сказал Хам. — Мне нужна только крышка, самая большая крышка от самой большой коробки из-под араратских галет, какая только есть в этом плавучем зверинце.
— Тогда иди к маме, — сказал Ной. — Провиантом заведует она.
И миссис Ной дала сыну самую большую крышку от самой большущей коробки араратских галет, какая только нашлась на Ковчеге, и ещё пару галет в придачу — и Хам отправился на нижнюю палубу, держа крышку от коробки в своей чёрной правой руке, и крышка прикрывала его чёрную правую ногу от лодыжки и до колена.
— Я тут тебе ещё кое-чего принёс, — сказал Хам и протянул Дикобразу араратскую галету, и Дикобраз её тут же сожрал.
— Ну, теперь говори «спасибо», — сказал Хам.
— Угу, — сказал Дикобраз. И он повернулся, и загремел своим страшным хвостом, и хлестнул им по крышке от галет, и здорово ушибся.
— Ну-ка, ещё разок, — сказал Хам, и Дикобраз взмахнул хвостом и хлестнул ещё страшнее.
— И ещё раз, — предложил Хам, и Дикобраз взмахнул хвостом и так хлестнул, что иголки впились тупыми обратными концами ему в кожу, а некоторые колючки совсем обломились.
Тогда Хам сел на вторую койку и сказал:
— А теперь слушай! Напрасно ты решил, что если кто-то слегка подкоптился на солнце и говорит не слишком гладко, так можно срывать на нём свое дурное настроение. Знаешь, кто я такой? Я — Хам! Как только эта джонка причалит к горе Арарат, я стану Владыкой всей Африки — от Нубийского Нагорья до Бенинской Бухты, и от Бенинской Бухты до Дар-эс-Салама, и от Дар-эс-Салама до Драконовых гор, а оттуда — до того Мыса, где встречаются два Моря.44 Я буду Султаном всех султанов, Верховным властителем всех шаманов, царьков и заклинателей дождя, а заодно и повелителем вунунгири — племени Дикобраза — твоего племени. Ты у меня будешь жить в норах, и в ямах, и в заброшенных рудниках по всей Африке. Я твой Самый Главный Начальник, ясно тебе?! Так что смотри не вздумай снова показать свой дурной нрав, а не то я скажу своим вунунгири, и они тебя из-под земли достанут и вывернут наизнанку! Я — ХАМ, ПОНЯТНО ТЕБЕ?!
Дикобраз45 так перепугался, что перестал греметь под койкой своим колючим хвостом и лежал очень смирно.
Тогда Ёж, его младший братец46 (он, сидя под койкой, наслаждался обществом чёрных тараканов), сказал:
— Ох, не радует меня всё это. Ведь я в некотором смысле его брат, и, стало быть, меня тоже загонят в норы и ямы, а ведь я совсем не умею рыть землю!