— Глянь-ка! — сказал Пантелеймон. — Белый котик!
Кирьяк Бутерин от страха сам почти что побелел — правда, это было нелегко заметить под слоем сала и копоти, покрывавшим его плоское лицо: ведь он был алеут, а алеуты не отличаются чистоплотностью. На всякий случай он забормотал молитву.
— Не трожь его, Пантелеймон! Сколько живу, я ещё не видывал белого котика. Может, это дух старика Захарова, что потонул прошлый год в большую бурю?
— Избави бог, я и близко не подойду, — отозвался Пантелеймон. — Не было бы худа! А ну как то и впрямь старик Захаров? Я ещё задолжал ему за чаечьи яйца!
— Не гляди на него, — посоветовал Кирьяк. — Отрежь-ка от стада вон тот косячок четырёхлеток. Хорошо бы сегодня пропустить сотни две, да рановато ещё, ребята руку не набили, для начала будет с них и сотни. Давай!
Пантелеймон затрещал перед носом у холостяков самодельной трещоткой из моржовых костей, и животные замерли, пыхтя и отдуваясь. Тогда он двинулся прямо на них, и котики стали отступать, а Кирьяк обошёл их с тыла и направил в глубь острова — и все покорно заковыляли наверх, даже не пытаясь повернуть обратно. Их гнали вперёд на глазах у сотен и сотен тысяч их же товарищей, а те продолжали резвиться как ни в чем не бывало. Белый котик был единственный, кто кинулся к старшим с вопросами, но никто ему не мог толково ответить — все твердили, что люди всегда приходят и угоняют холостяков неизвестно куда, и длится это полтора-два месяца в году.
— Коли так, то пойду-ка и я за ними, — объявил наш Котик и пустился во всю прыть догонять косяк. Он так спешил, что глаза у него чуть не вылезли из орбит от напряжения.
— Белый нас догоняет! — закричал Пантелеймон. — Виданное ли дело, чтобы зверь по своей охоте шёл на убой?
— Ш-ш! Не оглядывайся, — сказал Кирьяк. — Как пить дать, это Захаров! Не забыть бы сказать попу.
До убойного места было не больше полумили, однако на этот путь ушёл добрый час: Кирьяк знал, что если зверей гнать слишком быстро, то они «загорят», как выражаются промышленники, мех станет вылезать, и на свежеснятых шкурах образуются проплешины. Поэтому процессия двигалась медленно; она миновала перешеек Морских Львов, Зимовье Вебстера57 и наконец добралась до засольного сарая, откуда уже не виден был усеянный котиками берег. Наш Котик по-прежнему шлепал в хвосте, пыхтя и недоумевая. Он решил бы, что здесь уже конец света, когда бы не слышал за собою рёв своих сородичей на лежбище, похожий на грохот поезда в туннеле. Кирьяк уселся на замшелую кочку, вытащил из кармана оловянные часы-луковицу и дал животным остыть полчаса. Так они сидели друг против друга, и Котик слышал, как стучат по земле капли буса58, скатываясь с шапки Бутерина. Потом появилось ещё десятка с полтора людей, вооружённых дрыгалками — трёхфутовыми окованными железом дубинками; Кирьяк указал им зверей, «загоревших» во время отгона или покусанных другими, и люди ударами грубых сапог из моржовой кожи отшвырнули их в сторону; и тогда Кирьяк крикнул: «Поехали!» — и люди с дубинками, кто во что горазд, замолотили котиков по голове.
Спустя десять минут всё было кончено: на глазах у Котика его товарищей освежевали, вспарывая туши от носа к задним ластам, и на земле выросла груда окровавленных шкур.
Такого Котик вынести уже не мог. Он повернулся и галопом помчался к берегу (котики способны проскакать небольшое расстояние очень быстро), и его недавно только отросшие усы топорщились от ужаса. Добравшись до перешейка Морских Львов, обитатели которого нежились в пене прибоя, он кубарем скатился в воду и принялся раскачиваться в бессильном отчаянии, горько-прегорько всхлипывая.
— Что ещё там стряслось? — брюзгливо обратился к нему один из морских львов (обыкновенно они держатся особняком и ни во что не вмешиваются).
— Скучно! Очень скучно!59 — пожаловался Котик. — Убивают холостяков! Всех холостяков убивают!
Морской Лев повернул голову в ту сторону, где находились котиковые лежбища.
— Вздор! — возразил он. — Твои родичи галдят не меньше прежнего. Ты, верно, видел, как старик Бутерин обработал какой-нибудь косяк? Так он это делает уже почитай лет тридцать.
— Но ведь это ужасно! — сказал Котик, и тут как раз на него накатила волна; однако он сумел удержать равновесие и с помощью ловкого манёвра ластами остановился в воде как вкопанный — в трёх дюймах от острого края скалы.
— Недурно для одногодка! — одобрительно заметил Морской Лев, умевший оценить хорошего пловца. — Да, ты, пожалуй, прав: приятного тут мало; но ведь вы, котики, сами виноваты. Если вы из года в год упорно возвращаетесь на старые места, люди смотрят на вас как на свою законную добычу. Видно, вам на роду написано подставлять голову под дубинку — разве что отыщется для вас такой остров, куда не смогут добраться люди.
— А нет ли где такого острова? — поинтересовался Котик.
— Я двадцать лет без малого охочусь на палтуса, но безлюдных островов не встречал. Впрочем, я вижу, ты не робкого десятка и очень любишь приставать к старшим с расспросами. Плыви-ка ты на Моржовый остров и разыщи там Сивуча. Может, и услышишь от него что-нибудь дельное. Да погоди, не кидайся ты сразу плыть! Дотуда добрых шесть миль, и на твоем месте, голубчик, я бы сперва вылез на берег и часок соснул.
Котик послушался доброго совета: доплыл до своего берега, вылез на сушу и поспал полчаса, то и дело вздрагивая всей кожей — такая уж у котиков привычка. Проснувшись, он тут же пустился в путь к Моржовому острову — так называют небольшой островок, что лежит к северо-востоку от Нововосточной. На его скалистых уступах испокон веку гнездятся чайки, и, кроме птиц да моржей, там никого и нет.
Наш Котик сразу отыскал Сивуча — огромною, уродливого, неповоротливого тихоокеанского моржа с длиннющими клыками, покрытого противными наростами и страшно невоспитанного. Выносить общество Сивуча можно только когда он спит, а в этот миг он как раз почивал сном праведника, выставив из воды задние ласты.
— Эй! Проснись! — рявкнул Котик что было сил — ему надо было перекричать чаек.
— Ха! Хо! Хм! Что такое? — сонно прохрипел Сивуч и на всякий случай ткнул клыками в бок своего соседа и разбудил его, а тот разбудил моржа, спавшего рядом, а тот следующего — и так далее, так что вскоре вся моржовая колония проснулась и недоуменно хлопала глазами, но Котика никто не замечал.
— Эге-гей! Вот он я! — крикнул Котик, подскакивая на волнах, как белый мячик.
— Ах, чтоб меня ободрали! — произнёс с расстановкой Сивуч, и все моржи поглядели на Котика — в точности так, как поглядели бы на дерзкого мальчишку пожилые завсегдатаи лондонского клуба, расположившиеся в креслах вздремнуть после обеда.
Котику решительно не понравилось выражение, которое употребил Сивуч: слишком живо стояла перед ним картина, с этим связанная. Поэтому он приступил прямо к делу и крикнул:
— Не знаешь ли ты такого места для котиков, где нет людей?
— Ступай поищи, — ответил Сивуч, снова прикрыв глаза — Плыви своей дорогой. У нас тут дела поважнее.
Тогда наш Котик подпрыгнул высоко в воздух и заорал во всю глотку.
— Слизнеед! Слизнеед!
Он знал, что Сивуч не поймал за всю жизнь ни одной рыбки и кормится одними водорослями да слизняками-моллюсками, хотя и строит из себя необыкновенно грозную персону. Разумеется, все птицы, сколько их было на острове — и глупыши, и говорушки, и топорики, и чайки-ипатки, и чайки-моёвки, и чайки-бургомистры, которых хлебом не корми, только дай понасмешничать, — все до одной тотчас же подхватили этот крик, и, если верить Лиммершину, минут пять на острове стоял такой гам, что даже пушечного выстрела никто бы не услышал. Всё пернатое население что было мочи верещало и вопило: «Слизнеед! Старик!», а бедняга Сивуч знай кряхтел да ворочался с боку на бок.
— Ну? Теперь скажешь? — еле выдохнул Котик.
— Ступай спроси у Морских Коров60, — ответил Сивуч. — Если они ещё плавают в море, они тебе скажут.
— А как я узнаю Морских Коров? Какие они? — спросил Котик, отплывая от берега.
— Изо всех морских жителей они самые мерзкие на вид! — прокричала одна особенно нахальная Чайка-Бургомистр, кружась перед самым носом у Сивуча. — Они ещё противнее, чем Сивуч! Ещё противнее и ещё невоспитаннее! Ста-ри-и-ик!
Провожаемый пронзительными воплями чаек, Котик поплыл назад к Нововосточной. Но когда он поделился с сородичами своим намерением отыскать в море остров, где котики могли бы жить в безопасности, то сочувствия он не нашёл. Все в один голос твердили ему, что отгон — дело обычное, что так уж исстари повелось и что нечего было соваться на убойную площадку, коль скоро он такой впечатлительный. Правда, тут имелась одна существенная разница, никто из остальных котиков не видел, как бьют ихнего брата. Кроме того, как вы помните, наш Котик был белый.
Старый Секач, прослышав о похождениях сына, заметил:
— Думай-ка лучше о том, чтоб поскорее подрасти, да стать, как твой отец, большим и сильным, да завести семью — и никто тебя пальцем не тронет. Лет через пяток ты отлично сумеешь за себя постоять.
И даже кроткая Матка сказала:
— Ты не сможешь ничего изменить, Котик. Плыви поиграй.
И Котик поплыл в море, но даже когда он плясал Танец Огня, на сердце у него было невесело.
В ту осень он покинул родные берега в числе первых и пустился в дальний путь в одиночку, потому что в его упрямой головёнке засела тайная мысль: во что бы то ни стало отыскать Морских Коров, если только они взаправду существуют, и с их помощью найти безлюдный остров, где котики могли бы жить в довольстве и покое. И он обшарил весь Тихий океан вдоль и поперёк, и пересёк его с севера на юг, проплывая до трёхсот миль в сутки. На пути с ним было столько приключений, что ни в сказке сказать, ни пером описа