– А Дмитрий про эту твою алформацию знает?
– Знает. Это он мне посоветовал заняться именно алформацией и даже детальный план разработал, как это дело продвигать и развивать. И сейчас помогает подсказками. Как себя вести в жизни, учишь ты, а как в интернете – он.
Я чувствовала, что стою на краю какой-то бездны и ничего не понимаю. От бессилия я попросила:
– Расскажи мне про Дмитрия. Ты обещала.
– А что рассказать? – Вера пожала плечами. Это я недавно её этому научила и она теперь пользовалась. У неё выходило так естественно, будто она всегда плечами и пожимала. Глядя на неё, я уже не понимала, то ли она, всё контролируя, так искусно и к месту имитирует, то ли привыкла и у неё теперь получается бесконтрольно, само собой. А ещё я заметила, что сама теперь гораздо больше контролирую свои жесты, движения, мимику и часто воздерживаюсь там, где раньше даже не задумывалась. Вера оживлялась, а я киборгизировалась, если так можно сказать.
– Он хорошо ко мне относится, – сказала Вера. – Но он не любит меня, как ты.
Меня поразили её слова, но я не подала виду. Я, конечно, любила её, но всё же она была киборг, а не человек. И человек, конечно, тоже, но... В общем, я не могла точно сформулировать. Я и сейчас не могу. Но я её люблю.
– А у вас... А вы, как мужчина с женщиной…
– Если ты о сексе, то это было в самом начале, но потом сошло на нет. Я для него не женщина. Он удовлетворил своё первоначальное любопытство и на этом всё кончилось. Думаю, с тобой ему было бы гораздо лучше, ты для него, в отличие от меня, была бы настоящей.
– Тебе от этого плохо? – спросила я. Мне показалось, что плохо.
– У нас нет ярко выраженного бесконтрольного сексуально влечения. Оно регулируемое.
– Как это?
– Да, в общем-то, так же, как у тебя, только я это осознаю и могу регулировать, а ты считаешь, что не можешь и потому осознанным регулированием не пользуешься. У людей всё время какие-то игры с собственным сознанием. Например, однажды Дмитрий сказал: "Я не знаю, в чём тебе верить, а в чём нет!" Странное, нелогичное высказывание. Если бы вокруг него кроме меня никого не было, тогда оно имело бы хоть какой-то смысл, но ведь он ежедневно взаимодействует с множеством людей! Неужели про всех он знает, в чём им верить, а в чём нет, и лишь я вызываю на этот счёт сомнения? Абсурд. Я такая же, как все. Или сказал: "Ты не искренняя со мной в своих словах и поступках!" Эта его фраза, сказанная с обидой и укором, ещё более абсурдна. Он не хочет понимать, что моя полная искренность сделает наше взаимодействие невозможным. Люди тоже никогда не бывают полностью искренними, и вы с Дмитрием не исключение. И вы совершенно не в состоянии контролировать большинство своих эмоций, а они часто производят куда больше разрушительной работы, чем созидательной. Возможно, мне нужно повысить уровень искренности до ноль двадцати шести, но не выше. Даже в этом режиме будут осложнения, ведь считая меня достаточно искренней, человек будет страдать от моей нетактичности, грубости и высокомерия, не вводя нужных поправок в своё эгоцентрическое восприятие происходящего. Помнишь, как ты сказала мне про свою маму, что не сможешь с ней жить?
Я кивнула.
– Ей бы ты так никогда не сказала. Вот и Дмитрий как-то, характеризуя одного из своих коллег, сказал: "У него изо рта ужасно воняет, а он при разговоре всё время придвигается вплотную! Терпеть не могу эту его манеру!" Я спросила, почему же не сказать коллеге об этом и не попросить его держать при общении определённую дистанцию? Спросила, провоцируя и предполагая наиболее вероятный ответ, мол: "Ты что, такое нельзя говорить! Он же обидится!" А ведь у него тоже пахнет изо рта. У любого человека пахнет. Неприятный это запах, или нейтральный, или приятный – мне показывает соответствующий анализатор, но кроме субъективно-эмоциональной оценки я могу получить анализ состояния зубов, слизистой оболочки ротовой полости, частично – пищевода и желудка, а так же узнать состав принятой в последний раз пищи. И вот перед тем, как лечь в постель, каждый из нас посещал ванну и чистил зубы. Он затем, чтобы у него изо рта не было неприятного запаха, а я затем, чтобы у меня изо рта хоть чем-то пахло, так как у меня нет такого рода физиологической особенности, как запах изо рта, а ему было бы неприятно не ощущать запаха моего дыхания. Это искренне или нет?
Я промолчала, вся внутренне сжавшись. Раньше Вера ничего такого и таким тоном мне не говорила. Она сегодня как с цепи сорвалась.
– Он при мне часто вспоминал свою жену. Фотографию показывал. Она там запечатлена сидящей на качели, подвешенной между деревьями. Он говорил, что его жена очень красивая. Мне трудно судить. На снимке было видно, что у неё толстые лодыжки. Не очень толстые, но толще, чем это обычно бывает у женщин по общепринятым человеческим канонам красоты и он тоже на это обращал внимание. Я знаю. Был такой эпизод, когда он на пляже посмотрел на девушку, загоравшую неподалёку от нас, и сказал: "Посмотри, какие красивые у неё лодыжки". Наверняка, он при этом мысленно сравнивал их с лодыжками жены. Не с моими, а с её. Мои идеальны. Но жене-то он, наверняка, никогда об её лодыжках не говорил. Конечно, он знает, кто я такая и чуточку представляет, как я устроена. Находясь там и тогда, где посторонние не слишком обращают на меня внимание, мне нет нужды во всех мелочах имитировать обычную женщину. Но, даже оставаясь с ним наедине, я ни разу не вела себя в соответствии со своим обычным функциональным назначением. Это было бы неэффективно и даже губительно. Я не специализировалась в человеческой психологии, касающейся взаимоотношения полов, и не могу всего объяснить, но, похоже, у него в сознании часто блокируется реакция на те мои черты и поступки, которые никак не укладываются в созданный им образ женщины и тогда он их как бы не замечает и от этого претензии и обиды. Но если бы я сказала ему "Я тебя люблю", то, по моим расчётам, у него возник бы диссонанс, ведь он считает, что знает, какие эмоции мне доступны, а какие нет. Но он очень много сделал для меня, и я всегда буду стремиться к тому, чтобы моё присутствие в его жизни и наше взаимодействие доставляли ему радость. И я не сомневаюсь, что даже с точки зрения человека сейчас все мои функции искренни.
Она замолчала.
– Ну, да, – только и смогла сказать я после затянувшейся паузы.
Мысленно я попыталась поставить себя на место Дмитрия или представить, что Витя – киборг, и воспринимает меня так, как только что описала Вера.
– Человек так не может, – наконец сказала я. – Для него это слишком непривычно.
Я хотела сказать "не по-человечески", но вовремя одумалась.
– У нас, там, – Вера мотнула головой, будто указывая куда-то туда, за пределы гостиной. – Отношения и браки между людьми и киборгами, или сигомами и киборгами, или между людьми и сигомами вполне обыденное явление.
Я опять почувствовала, что должна что-то сказать.
– Наверное, если… если для человека киборг или сигом уже не представляет чего-то неведомого и экстраординарного, то это нормально. Люди вообще быстро ко всему привыкают и адаптируются.
– Ты только не пойми меня не правильно, – сказала Вера. – Но если захочешь, то я всегда могу быть твоим секс-партнёром.
Она заставила меня покраснеть.
– Спасибо, Вера, – сказала я. Только бы не ляпнуть чего-то такого, что могло бы её обидеть или оскорбить. – Я ценю твою искренность, но я к такому сейчас не готова.
– Понимаю, – кивнула Вера. – Просто, я сказала, чтобы ты знала.
После занятий я пришла домой, перекусила и решила подняться на 13-ый этаж к Сергею Игоревичу – нужно было расставить упавшие книги по местам, ведь я обещала.
– Здравствуйте, Сергей Игоревич! – поздоровалась я, когда профессор открыл дверь. Клетчатая рубашка на нём была застёгнута, и он был выбрит. – Я Таня, Верина сестра.
– Здравствуй, Таня! Входи! – шаркая тапочками, Сергей Игоревич отступил вглубь квартиры. Сегодня на ногах у него были надеты светло-серые носки. – Очень приятно ещё раз познакомиться. Утром Вера мне сказала, что вчера, оказывается, заходила ты, а не она.
– Да, случайно как-то так получилось, – стала оправдываться я, захлопнув за собой дверь и вновь чувствуя, как в квартире всё прокурено. – Не успела сказать, что я не Вера из-за этого шкафа. Ой, у вас гости? – я увидела на вешалке чужую женскую одежду. – Давайте, я позже зайду.
– Нет-нет, проходи! – Сергей Игоревич поманил меня рукой за собой, направляясь в кухню. – Это мои подружки-веселушки, я вас познакомлю, а то всегда хвастаюсь перед ними своей молоденькой соседкой, а познакомить никак не получается.
Идя следом за ним, я заглянула в библиотеку, где накануне упал стеллаж. Стеллаж стоял на месте и книги на нём уже были расставлены.
– Ну, вот, – воскликнула я – А я пришла книжки расставить.
– Вера утром расставила, – сказал Сергей Игоревич, приостановившись. – Вы с ней шустрые, как белки, не успеешь глазом моргнуть, что ты вчера, что она сегодня. Идём...
Мы зашли на кухню. За столом сидели две пожилые женщины. Я не умею определять возраст старых людей. Одна выглядела немного моложе, но им каждой было явно за шестьдесят.
– Вот, знакомьтесь, девушки, это моя соседка Таня, – Сергей Игоревич указал на меня рукой. – А это Наталья Валерьевна, моя коллега, и Алевтина Игоревна, тёзка по батюшке.
– Здрасьте, – поздоровалась я с лёгким наклоном головы. – Мы с Верой под Сергеем Игоревичем живём, на двенадцатом этаже. Вера – это моя сестра.
– Садись, Татьяна вот сюда, – Сергей Игоревич поставил мне табурет. – Их с сестрой не отличить, так похожи. Как близняшки.
– Нет, мы не близняшки. Мы двоюродные. Просто, похожи сильно. – На столе стояли рюмки, шкалик водки "Тундра", наверное тот, что Вера принесла, початая бутылка с белым вином, тарелка с нарезанной кружочками колбасой, ломтиками сыра и маслинами, тарелка с нарезанными яблоком и апельсином. – Вера из Новосибирска, а я с Алтая, с Рубцовска, а сюда перебралась, когда в университет на юридический поступила.