– Так ты учишься? – спросила Алевтина Игоревна. – Тебе сколько лет?
– Двадцать скоро. Ага, учусь. Первый курс ещё только.
– Эх, – притворно вздохнула Алевтина Игоревна. – Где мои двадцать лет.
– Наташа, дай ещё одну рюмку, вон, сзади тебя, – Сергей Игоревич взял бутылку с вином и стал разливать. Мне тоже поставил поданную рюмку и налил вина. – А мы тут всемирный день борьбы с болезнью Паркинсона празднуем. Сейчас хорошо, праздников много – можно каждый день по нескольку штук праздновать, да всё диковинные.
– Где ты их только берёшь, – улыбнулась Наталья Валерьевна.
– Как где, в интернете. Там каждый день штук двадцать на любой вкус. Вот сегодня и Паркинсон, и день живого донора – живого! – и день неумелых рук. У нас, правда, это не так называется. У нас говорят не про сами неумелые руки, а про то место, откуда они растут. Много праздников – все не упомнишь. Гуляй – не хочу.
Сергей Игоревич налил в свою рюмку водки:
– Ну, девушки, с Паркинсоном нас!
Посмеиваясь, все чокнулись рюмками. Я вина лишь пригубила и взяла с тарелки дольку яблока.
– А ты, Танечка, по делу к Сергею Игоревичу или как? А то мы, может, задерживаем? – спросила Алевтина Игоревна. Едкая бабушка.
– У Сергея Игоревича вчера шкаф с книжками упал, – сообщила я. – Вы не рассказывали? – спросила я профессора и без паузы затараторила. – Так грохнуло сверху, что я испугалась. Сразу прибежала сюда, давай книжки собирать, мастера вызывать. А сейчас пришла книжки на место убрать, а их, оказывается, Вера, перед тем, как на работу уехать, уже составила.
– Что, правда что ли? – обратилась Наталья Валерьевна к Сергею Игоревичу. – Я тебе говорила, что нельзя столько книг наваливать.
– Куда ж их девать, – усмехнулся Сергей Игоревич. – Сколько раньше я на них деньжищ извёл, а теперь не нужны никому.
– Почему не нужны? – вступилась я за книги. – Я вчера, когда убирала, посмотрела, там не просто беллетристика какая, там серьёзные издания, таких в интернете, поди, и нет. Давайте, я узнаю в нашей университетской библиотеке. Думаю, они с удовольствием возьмут на свой баланс личную библиотеку профессора Тарасова, и эти книги ещё послужат людям. Сделаем каталог, всё оформим, экслибрис на каждую поставим, перенесём, перевезём. Хотите, сразу, хотите, потом, когда скажете.
– А что, Серёж? – согласилась со мной Наталья Валерьевна. – Девочка правильно говорит. Спроси у Юры, нужна ему эта библиотека по большому счету? Скорее всего, нет. Юра, это его сын, – пояснила она мне и продолжила, снова обращаясь к Сергею Игоревичу. – У тебя всё по экономике, в основном, а он совсем другим занимается. Для него что экономика, что термодинамика, если и читает, то детективы какие-нибудь или фантастику.
– Есть у меня и детективы, и фантастика, – Сергей Игоревич закурил. – Сам теперь всё больше их почитываю.
– Вот их ему и оставишь.
– Сберкнижку ему оставишь, – вставила Алевтина Игоревна. – Есть у тебя сберкнижка в трёх томах? – рассмеялась она.
"Ох, едкая!" – снова подумала я, стараясь не улыбнуться.
– Нет у меня никакой сберкнижки, – заявил Сергей Игоревич, стряхивая пепел в пепельницу. – Всё под матрасом храню, каждую ночь пересчитываю – вдруг прибавилось. И трачу лишь на шоколадки для своих молодых соседок. Думаете, почему они ко мне бегают, да, Танюш?
Тут уж я разулыбалась и кивнула:
– Да! – и сообщила собеседницам. – Сергей Игоревич только вчера меня "Алёнкой" угощал.
– А не мы ли эту "Алёнку" ему принесли? – смеясь, спросила Алевтина Игоревна свою подругу. – Вот старый ловелас. Мы, значит, с Валентиной к нему клинья подбиваем, а он на молодых наше добро изводит.
– Да, я такой, – гордо заявил Сергей Игоревич, наполняя рюмки. – Коварный.
– Однажды по молодости, – принялась рассказывать мне Алевтина Игоревна. – Когда мы все были такие же красивые, Таня, как ты, а Серёжа был в нас с Наташей влюблён, правда в неё всегда больше, чем в меня, он на восьмое марта где-то раздобыл букет из семи гвоздик – тогда это было практически чудо – и скорей бежал, чтобы подарить его Наташе. И вот, как сейчас помню, забегает он в отдел к Наталье и лицо у него делается прямо серое-серое от досады – это он увидел меня. Теперь никак было невозможно Наташе цветы подарить, а меня оставить без подарка. И тогда он разделил букет на две части и три гвоздики подарил ей, а четыре мне.
Я окинула взглядом их лица – они все трое улыбались.
– Так что, Таня, будь с ним осторожна, – Алевтина Игоревна подняла свою рюмку. Мы подняли свои.
– За правильное количество цветов, – сказала Наталья Валерьевна.
– Я сегодня в правильном цветнике, – сказал Сергей Игоревич, выпив свою водку.
– Угу, – хмыкнула Алевтина Игоревна. – Два чертополоха и одуванчик.
– А мне нравится чертополох! – сказала я. – Если засушить и поставить в хрусталь, он такой фактурный...
– Так уже засушили, – рассмеялась Алевтина Игоревна. – Осталось только в хрустальный гроб положить.
– Кажется, я что-то не то ляпнула... – смутилась я.
– Нет, Таня, всё верно, – Наталья Валерьевна коснулась моей руки. – И мне чертополох нравится, я тоже так делала.
– Вот видишь, Серёжа, – продолжала иронизировать Алевтина Игоревна. – Не гвоздики надо было дарить, а чертополох. Ничего ты не понимаешь в женской душе.
– А кто в ней понимает? – отмахнулся Сергей Игоревич. – Чужая душа – потёмки, а может её и вовсе нет. Как думаешь, Таня, есть она вообще?
– Не знаю, – сказала я. – Наверное, есть, раз все что-то такое в себе ощущают. На пустом месте об этом столько разговоров не было бы.
– Вот и сестра твоя говорит, что это ощущение, – заметил Сергей Игоревич. – Сейчас, вспомню поточнее. Человек не способен до конца осознать свою Душу, способен лишь ощутить её, как нечто непостижимое, практически бесконечное, как оно и есть на самом деле, так как спектральность алформации бесконечна, а человек ограничен своим субъективизмом, своей локализацией в своём ареале.
– Это что за "спектральность алформации"? – спросила Алевтина Игоревна. – Эзотерика какая то?
Я пожала плечами, точно как Вера накануне.
– Нет, не эзотерика, – сказал Сергей Игоревич. – А самая что ни на есть формально-логическая модель мироздания. Всё как я люблю. Очень умная девушка.
– Речь же, если я правильно поняла, о твоей сестре? – спросила меня Наталья Валерьевна. – Она чем занимается? Тоже учится?
– Вера программист, – сказала я. – Ей двадцать три года.
– Странно для такой молодой девушки увлекаться метафизикой, – заметила Наталья Валерьевна. – Наверное, Серёжа, ты в своей любимой манере, как всегда, сгущаешь краски.
– Вовсе нет, – возразил он. – Она выстроила целую непротиворечивую концепцию, сформулировала необходимую и достаточную аксиоматику, и на её основе прекрасно и вполне логично объясняет такие понятия как сознание, жизнь, разум, воля или вот душа, например.
– Ох, какие только концепции мы ни выстраивали в своё время, вплоть до всеобщего счастья, – заметила Алевтина Игоревна.
– Выстраивали, да, – согласился Сергей Игоревич. – Но что-то подобное алформации я не припомню. Мы, всё-таки, были романтиками, а нынешнее поколение, – он кивнул в мою сторону. – Прагматики.
– Я тоже за всеобщее счастье, – сказала я. – Но так не бывает же.
– Вот, пожалуйста, – удовлетворённо сказал Сергей Игоревич, указав на меня рукой. – А что скажешь на счёт алформации?
– Ничего не скажу. Я вчера про неё от вас первый раз услышала. Спросила вечером Веру и она дала мне ссылку на свою страничку в интернете, но я ещё не смотрела.
– Сегодня я тоже ничего достойного внимания не вынаблюдела. Гражданин Торопов весь день вёл обычную будничную жизнь и ни в чём подозрительном замечен не был. Может быть, на самом деле он вовсе не такой образцовый обыватель, каким кажется, и не вылезает из казино, ночных клубов и прочих злачных заведений, а мы лишь угодили в период затишья, но не думаю. На следующей неделе позвоню ему, и пусть он меня куда-нибудь пригласит – хоть в свой любимый "Хуторок". Может быть, у него тамошний шеф-повар лучший друг и приготовит нам что-нибудь невиданное. – У Веры явно было хорошее настроение. – А у тебя как день прошёл?
– А меня Сергей Игоревич познакомил со своими подружками, Натальей Валерьевной и Алевтиной Игоревной.
– Да, он упоминал об Але с Наташей. Ну и как они?
– Нормальные бабки. Я так поняла, это его бывшие коллеги и знакомы они уже миллион лет, с молодости. Сергей Игоревич даже был влюблён в Наталью Валерьевну, судя по всему. Может и сейчас влюблён.
– В таком возрасте люди тоже влюбляются? – спросила Вера.
– Не знаю, влюбляются заново или нет, но продолжать кого-то любить, думаю, могут.
– Но точно ты не знаешь?
– Но точно не знаю. Вот когда мне будет за семьдесят, узнаю точно.
– Зачем столько ждать, если об этом можно спросить и узнать уже сейчас?
– Сейчас для меня это не актуально, но спросить можно, да. Хотя и для них сегодня это, наверное, не актуально. Сегодня для них разговоры о душе актуальней, чем о любви. И они, в свою очередь, удивлялись, что ты, будучи такой молодой, больше озабочена душой, чем любовью.
– В каком смысле, озабочена душой?
– А в плане твоей алформационной концепции. Это Сергей Игоревич диспут устроил на эту тему. Восхищался тобой и твоей концепцией, а вот бабушки отнеслись к этому скептически. Из ревности, наверное.
– Ты же шутишь, да?
– Вот не знаю даже, Вер. Вроде и шучу, а вроде и нет. И пора приступать к изучению твой алформации, чтобы хоть представлять, о чём там речь, а то, боюсь, Сергей Игоревич не поймёт, почему я со взглядами сестры не знакома. Или, может, ты сама расскажешь?
– Нет, ты лучше сначала почитай. Мне тоже интересно, зайдёт тебе или нет.
Так я начала погружаться в алформацию.
5
Вскоре Вера, как и собиралась, позвонила Торопову. Она звонила при мне, так что я слышала весь разговор.