Предположим, у нас есть некая карта мозга. Мы знаем, что согласно карте такие-то участки мозга проявляют регистрируемую активность при работе со зрительными образами, такие-то со звуковыми, такие-то с абстрактными, такие-то с конкретными, такие-то при тактильном воздействии, такие-то при температурном, такие-то при гневе, такие-то при страхе… (Я пишу очень условно, лишь для иллюстрации, не владея никакими специальными знаниями и не предлагая никаких конкретных решений). Таблетка прекрасно может "понимать", откуда идёт сигнал и получать его структуру для анализа.
Структуру же сигнала я представляю, как некий гештальт-спектр, порождённый слиянием гештальт-спектров более низкого уровня, порождённых слиянием гештальт-спектров более низкого уровня, порождённых слиянием гештальт-спектров более низкого уровня… этакая рекурсия… порождённых слиянием элементарных (простейших) гештальт-спектров. Вот здесь и нужны математики, чтобы найти или разработать подходящие математические модели.
Сопоставляя локацию сигнала, его интенсивность и его структуру, таблетка вполне может получить внутренний контекст, чтобы определит, в какую сторону рыть и как глубоко.
Если гештальт-спектры разных образов у разных людей одинаковы (что навряд ли) или похожи (что возможно), то задача упрощается.
Выше я писала, что
"Информация может быть структурирована практически по неограниченному числу формальных параметров и их комбинаций, что позволяет её быстро находить, сопоставлять, подбирать, отбирать, анализировать и т.п."
Ничто не мешает структурировать информацию и по гештальт-спектрам.
Если же гештальт-спектры образов у разных людей различные, то задача усложняется, но всё равно решаема – просто проглоченная таблетка не будет сразу "понимать" хозяина. Она будет постепенно учиться его понимать. И если таблетку "проглотить" ещё в роддоме, то к тому времени, как хозяин заговорит, таблетка вполне себе будет "знать", какой гештальт-спектр что означает и прекрасно свяжет хозяйские "хотелки" с инфо-сферой.
Осталось лишь понять, как и кто будет составлять практически бесконечную базу гештальт-спектров в инфо-сфере? А её будут составлять все, "проглотившие" таблетку. Им для этого ничего особенного и делать-то не надо. Всё как всегда – нужно учиться, читать, слушать, видеть и думать, а таблетка в процессе обучения будет получать внешний и внутренний контексты и устанавливать между ними связи, чтобы в следующий раз этими связями воспользоваться для обслуживания хозяина.
Информации у каждого будет – море разливанное, ума – палата, возможностей – немеряно, но дураки как были, так и останутся. Можете не сомневаться.
Я прочитала статью и прочитала все комментарии под ней. Меня особенно поразил один, где Веру спрашивали, уж нет ли у неё в мозгу такой "таблетки"?
Вот она сидит рядом со мной, ведёт нашу самурайку и я знаю, что "таблетка" в мозгу уже есть. Пусть пока только у Веры, но буквально завтра она появится у меня, у кого угодно и это никакая не фантастика.
А про плакать мы с ней ещё поговорим, потому что я не знаю, что ей ответить, если она спросит: "Почему ты плачешь и зачем тебе это вообще уметь делать?" Человек и не станет о таком спрашивать – он знает, что никто не ответит. А Вера спросит.
7
– Мам, а меня когда крестили? – спросила я в одном из разговоров с мамой по телефону.
– Ой, я уже и не помню, – задумалась она. – А что это тебе на ум пришло?
– Не знаю, стукнуло что-то, – сказала я. – Мне сколько лет тогда было?
– Перед школой, – стала вспоминать мама. – Семь лет, значит. Вместе с Вовкой тогда покрестили вас. Мама – баба Надя – всё ругала нас с отцом, что сами, мол, крещёные, а дети нехристи, а сама-то членом партии была и меня тоже поздно крестили. Сначала вроде как нельзя было, а потом уже стало и можно.
После этого разговора с мамой я Вере предложила:
– А давай мы тебя окрестим?
– Зачем?
– Не знаю. Будешь первой киборгом-православной.
– А ты крещёная? – спросила Вера.
– Да, крещёная.
– Я тоже, – сказала Вера.
– Как?! – удивилась я. Мне такое в голову не могло прийти – Вера крещёная!
– Нас, тактических, в первый год всех крестят.
– И крестики носите?
– При крещении надевают, но потом носить не обязательно. С историей религии знакомят и с канонами православия. Я три молитвы знаю, а среди киборгов есть священники.
– Для этого же в бога нужно верить, обряды соблюдать! – воскликнула я.
– А ты веришь? – спросила Вера.
– А ты встречала верующих людей? – задала я встречный вопрос, так как не знала, как ответить.
– Да. В армии многие крестики носят, крестятся на иконы, молятся.
– Верили они в бога, как думаешь? – не отступала я.
– Ну, раз молились, значит верили. Мама в Рубцовске, когда мы уезжали, перекрестила нас, помнишь? – Я кивнула. – Она верит в бога?
– Наверное, ты права. Раз перекрестила, то, значит, верит, чего бы там ни говорила сама, если спросить, верит или нет. Просто, вера, она по-разному проявляется. Например, для меня православие, это не религиозность, не вера в бога, а, скорее, принадлежность к вере моих предков, единство с моим народом, с его историей, культурой. Звучит избито и высокопарно, но так есть. Если и я православная, и ты, то мы сёстры во Христе.
– Принадлежность к одной вере и единство – это мне понятно и нравится, – сказала Вера. – А как быть с тем, что тебя создал бог, а меня – человек. Получается, человек для меня должен быть богом, но мне так ни разу даже не пытались подать. Наоборот, мне всегда внушали, что хоть я и отличаюсь, но я, прежде всего хомо, т.е. человек, а значит и принадлежу и едина. И душа у меня, значит, есть. Ты согласна?
– Согласна! Мне нравится, что мы сёстры во Христе. А Дмитрий знает, что ты крещёная?
– Нет. Мы на тему веры и религии никогда не разговаривали.
Вскоре мы купили два серебряных крестика и освятили их в церкви. Я так и не спросила Веру, какое имя ей дали при крещении – у неё и так уже было два – Вера и Ритка – и мне не хотелось узнавать ещё и третье. Я его узнала горазда позже.
Восьмого августа исполнился год, как мы с Верой познакомились, и было решено это событие отметить.
– Как будем праздновать? – спросила я. – Есть предложения? Приглашать кого-нибудь будем?
– А кого нам приглашать? – спросила Вера.
– Ну, как кого? Например, твоего любимого Торопова.
– Он не любимый. Просто, с ним удобно. У него оружие есть, а я люблю стрелять. У него квадроцикл есть, а я люблю на квадрике покататься. И он не приставучий. А давай никого не будем звать?
– Все-таки вдвоём?
– Нет, я не это имела ввиду. Давай, пусть нам Торопов пикник организует. У него яхта есть.
– А ты любишь на ней поплавать, да? – рассмеялась я.
– На яхте ходят, а не плавают, – назидательно сказала Вера.
– Что, прям яхта?
– Ну, не как у олигарха, но яхта, да. Метров 8-10 длиной посудина с парусом. Мне понравилась. Чёрная каракатица. Правда, она белая и называется "Арго", как у Тесея. Сдаётся в аренду для прогулок по Обскóму морю всем желающим и самому владельцу тоже, я так понимаю. А кого ещё пригласить? Витя же твой в отъезде, а одному Торопову нас двоих много будет.
– Может, Дмитрия? – спросила я.
– Нет, конечно, – сказала Вера. – Дима и Женя... Ни в коем случае. У тебя что, кроме Вити, знакомых мужчин нет?
– Сергей Игоревич, – смеясь, сказала я.
– Я бы его с удовольствием пригласила, – сказала Вера. – Он ко мне хорошо относится. Но не выходит он из квартиры по состоянию здоровья, сама знаешь.
Я перебрала своих одногруппников, но нет. Ни с кем из парней настолько не дружила, чтобы на яхту приглашать.
– Я Ваню приглашу.
– Что за Ваня? Почему не знаю?
– А это в июне, перед тем, как мы в Рубцовск ездили, ты как раз у Торопова была, наверное, на яхте с ним каталась, а меня Виталя, помнишь, тёть Валин сын – ты его на вокзале видела, пригласил на парад в день их училища, и там я познакомилась с его сослуживцем тоже из войсковой разведки. Ваней зовут.
– Что за училище?
– Военное тут в Академе.
– НВВКУ? Знаю, я там бывала в наше время один раз по обмену опытом.
– Он мне тогда экскурсию после парада устроил. Показал всё, казармы, учебные классы, столовую, кухню – они там водку тогда пили. Скромный такой, здоровый, почти как твой Торопов, номер телефона дал, приглашал сходить куда-нибудь, но я так и не позвонила. Нормально же будет пригласить?
– Думаю, да. Если он тебя помнит, конечно. Это сколько уже времени прошло?
– Помнит, – рассмеялась я. – Я ему поцеловать себя дала. Мне интересно было, как он, такой здоровый, ко мне наклоняться будет.
– И как?
– Он меня поднял.
– А ты знаешь, что на Обскóм море есть остров Тань-Вань? Его ещё Тайванем называют.
– Серьёзно, что ли?
– Тань-Вань, да. Символично получается.
Пикник нам Торопов пообещал устроить одиннадцатого, а восьмого мы были дома вдвоём.
– Вера, прошёл год.
– Да, Танюш, прошёл год.
Вера сидела на диване, а я лежала рядом, пождав ноги и положив голову ей на колени. По телевизору шли новости, но звук был включён настолько тихо, что я не слышала, о чём там говорят. И не хотела слышать.
– Ещё через год я буду твоей ровесницей, а потом стану старше.
– Ты и так старше, – Вера погладила меня по волосам.
– Я не про возраст, я про внешность.
– Года два-три у нас ещё есть, а потом нам придётся сменить квартиру и круг общих знакомых, которые знают нас обеих, и уже тебе стать старшей сестрой, а мне младшей.
– А маму с папой тоже сменить? – мотнула я головой, стряхивая Верину руку.
– Просто, мне придётся больше с ними не встречаться.
– А ты совсем не меняешься? Никогда? – я повернулась на спину и посмотрела вверх, на Верино лицо.
– Меняюсь, но медленнее.