Лёшка приподнял голову и оглянулся по сторонам:
— Где я?
— Пока на земле, — ответила Ленка.
— Хорошо, — вновь сказал Лёшка и спросил: — Выпить есть?
— Ты смотри, — засмеялась бабуля, — коль выпить просит, значит, точно жить будет. Я сейчас.
Она метнулась было в избу, но Ангелина остановила её:
— Да вы что! Ни в коем случае! Ему операция предстоит, наркоз делать будут, спиртного нельзя.
— Это завсегда можно, от стрессу, — с обидой сказала бабуля. — Это что ни на есть, а самый лучший наркоз, я-то уж знаю, тем более домашний, сама делаю.
Лёшка закудахтал в знак согласия:
— Точно. Неси, мать, от стресса, не слушай доктора.
Ангелина безнадежно махнула рукой. Бабуля притащила большой бутыль, в котором плескалась прозрачная жидкость, налила в стопочку и поднесла к Лёшкиным губам:
— Пей, внучек, вреда с этого не будет, а то дорога длинная. Пока до госпиталя доберётесь.
Лёшка с жадностью припал к стопочке.
— За ваше здоровье, девочки, моё почтение, бабуля, — пошутил он.
— Пей уж быстрее, без фанатизма, — огрызнулась Ленка, — да поехали.
— А куда вы меня собираетесь везти?
— По дороге расскажем.
Лёшка согласно кивнул и, застонав, уронил голову.
— Ну вот, — недовольно проворчала Ангелина, — я же говорила.
В госпиталь решено было ехать не всем, а только Ленке, потому что она за рулём, и Ангелине.
— Возвращайтесь быстрее, — попросила я.
Проводив их, мы с бабушкой Таней пошли в дом.
— О-хо-хо, — проскрипела она и предложила: — А давай и мы с тобой по стопочке. У меня наливочка есть, домашненькая.
Я согласилась, не задумываясь:
— С удовольствием.
Мы не заметили, как приговорили всю бутылочку из-под лимонада «Буратино», в которой как раз и была наливочка.
— Честное слово, — призналась я бабушке, — ничего вкуснее в жизни не пробовала.
Конечно, в подобной обстановке люди раскрепощаются, совсем как в поезде, когда встречаются случайные попутчики. Неожиданно для самой себя я рассказала ей всю свою жизнь, лишь только умолчала о Ванечке. Зачем расстраивать такую замечательную бабушку?
— О твоём Руслане я вот что скажу, внучка, — сказала она, — любит он тебя, это как пить дать, да и ты его тоже, только пока сама этого не знаешь. Да дело молодое, разберётесь.
— Вы думаете? — спросила я у неё и добавила со вздохом: — А мне кажется, что нет, он все время оказывается именно в том месте и именно, когда надо, как будто заранее уже знает обо всём.
— Он оберегает тебя, потому что любит. Я прожила уже жизнь, внучка, и многое повидала. Ты не смотри на мои морщины, я ведь тоже была молодой и красивой, да ещё какой красивой.
Я, подперев щеку рукой, заинтересованно посмотрела на нее, готовая слушать интересную историю, а бабуля продолжала:
— Да, очень красивой. Как Кузьминишна сказала, этой, как её, — бабушка нахмурила лоб, вспоминая слово, — роковой женщиной. Вот.
Я улыбнулась и спросила:
— Вот как?
— Да, да, ты не смейся, — бабуля тяжело вздохнула. — Я чуть в Америку жить не уехала. Американец у меня был, тоже красивый, чёрт белявый. Мой-то Васенька с детства за мной бегал, а я хвостом мела направо и налево. А он ждал, терпеливый был. Нет, я его любила, но как-то так, знаешь, как брата что ли любят. А Джека того… на фронте познакомились, — бабушка Таня приложила руку к груди, — а Джек до сих пор вот здесь.
— У вас совсем, как у меня с Луисом, — сказала я. — Только перегорело у меня всё. Встретилась с ним и ничего не почувствовала.
— Я же говорю, что этот, как его, Руслан у тебя в сердце живёт, — утвердительно ответила она.
Я покачала головой:
— Не знаю, бабушка, не знаю.
— Ну что ж, внучка, время покажет.
Вдруг мы услышали, как возле дома остановилась машина. Я сразу подскочила и кинулась к двери:
— Приехали, девчонки приехали.
— Погоди-ка, — остановила меня бабушка. — Дай сначала я посмотрю, а ты пока в чуланчике побудь.
Я пожала плечами и нехотя пошла в чулан.
— Ну, надо же, — проворчала я, — как нашкодившая школьница в чулане должна отсиживаться.
Послышались голоса, но они не были похожи на женские. Я напряглась и, приложив ухо к дверце, прислушалась к разговору.
— Да были, были, подружки Танечкины приезжали, — говорила бабуля. — Они завсегда ко мне приезжают. Так погостевали и уехали.
— А на какой машине приезжали? — спросил знакомый голос.
Я от неожиданности даже подпрыгнула и стала искать щёлочку, чтобы посмотреть на того, кто сказал, но дверца чулана была сделана очень добротно. «Какая жалость», — пронеслась мысль. Тогда я решила выйти из своего укрытия, но в последний момент отчего-то передумала и снова затаилась.
— Да я в машинах, внучек, не понимаю. Мне всё равно какая, я на автобусе больше привыкла.
— А цвет, бабушка Таня, цвет ты хотя бы запомнила? — спросил ещё кто-то и добавил: — Она с ними ко мне за бензином приходила.
«Это же сынок Кузьминишны. — подумала я. — Ах ты, подлец, мало того, что втридорога содрал за бензин, так ещё и за предательство решил получить». В том, что это он привёл сюда наших «друзей», разъезжающих на серебристом джипе, я ни на грамм не сомневалась.
— Ну, с ними, а тебе чего, — огрызнулась бабуля, — деньги свои получил и ладно.
— Так какого цвета? — спросил опять первый.
— А я разве помню, внучек? Так обрадовалась, что себя не помнила.
— А как их звали, хотя бы это вы запомнили?
— А как же, внучек, уж сколько лет ко мне девчонки приезжают. Алёнка это была, — сказала баба Таня и повторила: — Алёнка.
— А вторую, вторую, как звали? — нетерпеливо спрашивал сын Кузьминишны. — Имя ещё мудрёное какое-то, мужское.
Бабуля захихикала:
— Отчего же мужское? Женькой ее звали. Вон тебя хоть и Володькой величают, — ответила она, обращаясь к предателю, — а словно баба себя ведёшь.
— Ладно, тебе, бабка, ладно, — обиделся тот.
А я подумала: «Молодец, бабушка, если б фельдшером не была, точно в разведку бы взяли».
Чувствовалось, что разговор с бабушкой не понравился гостям. Они так ничего и не выведали, попрощались и ушли не солоно хлебавши.
— Сашка, выходи, — застучала бабуля в дверцу чулана через некоторое время. — Ушли они, не бойся.
— Ой, бабушка, спасибо вам, — поблагодарила я её за находчивость.
— Да ладно, — отмахнулась она.
Я же с интересом стала выспрашивать о наших гостях, особенно интересовало меня, как выглядели парни.
— Ну, одного ты знаешь, это, как его, сынок Кузьминишны Володька, а второй, — она мечтательно закатила глаза и ответила: — Высокий, красивый, статный такой парень, с глазами, как небо, чем-то на моего Джека похож.
Я задумалась: «Высокий голубоглазый красавец. Кто же он?» Под это описание точно подходили двое моих знакомых: Вадим и Луис. Но я отмела эту абсурдную мысль сразу же. Ни тот, ни другой не имели отношения к парням на джипе. Вадим всегда был другом, да к тому же он имел на меня виды, Луис — бывшим другом. «Нет, нет, что за бред, — думала я, — как, во-первых, они могли здесь очутиться?» Но голос, знакомый голос, не давал покоя. Где же я его слышала? Долго вспоминала это, потом решила голову не ломать и довериться времени: оно покажет. Спрашивать у бабушки насчёт машины смысла не имело, она в них не разбиралась. Но бабуля неожиданно сказала:
— Это уже другие, не те, что днём приезжали на джипе сереньком. Машина у них другая, на Ванечкину похожа. Только у него наша, а тут не наша.
Я посмотрела на нее с восхищением: как могла эта деревенская старушка разбираться в подобных вещах. Честно говоря, я до сих пор путаю некоторые марки машин.
Глава 26
Вскоре приехали девчонки. Я как по команде бросилась в чулан, но, услышав Ленкин голос, вышла. Они рассказали, что удачно устроили Лёшку в госпитале благодаря знакомству. Как сказал друг отца Ангелины, привезли его вовремя, потому что крови Лёшка потерял порядочно. Мы снова собрались на военный совет.
— Ехать вам надо, хоть и ночь на дворе, — сказала бабушка. — Володька спокою не даст. Боюсь я, кабы чёрт этот тем не рассказал.
Я согласно закивала головой:
— Поехали. Здесь оставаться опасно.
— А дома не опасно? — спросила Ленка.
Я крепко задумалась. Действительно, моя квартира отнюдь не являлась неприступной крепостью, если учесть последние события.
— Вы можете пожить у меня, — предложила Ангелина.
— Да тебя они тоже вычислили, — ответила Ленка.
Мы огорченно переглянулись и долго молчали, думая о своем нелёгком положении. Вдруг Ангелина хлопнула себя по лбу и сказала:
— Совсем забыла, моя подруга на полгода уехала в Германию на стажировку. Квартира свободна. Я иногда захожу туда и проверяю.
Мы заинтересовались этим предложением.
— А далеко квартирка находится? — спросила Ленка.
— Нет, недалеко, в моём районе, в большом доме, что возле больницы.
— Это в «докторском», что ли? — поинтересовалась я, Ангелина кивнула. «Докторским» у нас в городе называли дом, в котором жили врачи.
— Она вышла замуж за врача, это его квартира. Потом он женился на француженке и теперь живет в Париже, а квартиру оставил Вике, — пояснила Ангелина, чтобы ввести нас в курс дела.
— Вот мужики, — возмутилась Ленка, — сколько раз убеждаюсь, что все они одним миром мазаны. Хорошо хоть в благодарность за прожитые годы твоей подружке квартиру оставил, а тут, — она махнула рукой, но мы и без слов поняли, что подруга имела в виду.
— Да, верно говоришь, — согласилась бабуля. — Мой Васенька души во мне не чаял, а всё туда же, ни одной юбки не пропустил в нашей деревне.
— И вы терпели? — возмутились мы все хором.
Бабушка засмеялась, замахала рукой и сказала:
— Терпеть такое — дурой быть.
Ленка согласно закивала:
— Вот и я говорю, терпеть Серёженькины фокусы не собираюсь и с рук ему не спущу. Это же надо! Так подставить нас!