Громче всех в Богемии звучал голос князя Кристиана Ангальтского. Именно он в августе 1619 года склонил богемцев на роковой шаг: они позвали курфюрста Пфальцского исполнить свое предназначение и взойти на престол вместо Фердинанда, которого назначили Габсбурги. Потом события развивались стремительно. Император Матвей умер еще в марте 1619 года, и к августу имперские курфюрсты выбрали эрцгерцога Фердинанда его преемником: непримиримый католик победил. Но если бы Фридрих стал королем Богемии, он имел бы два голоса из семи на будущих выборах императора, и протестанты получили бы большинство. «Это божественное призвание, которому я не смею не покориться, – заявил Фридрих. – Моя единственная цель – служить Богу и Его Церкви». Неизменно воинственный архиепископ Эббот писал из Англии, что взойти на богемский престол – это религиозный долг курфюрста [15]. Пока в Богемии избирали Фридриха на царство, трансильванский князь Габор Бетлен, агрессивный кальвинист, напал на врагов «нового Израиля» (а также захватил венгерский престол), разгромив в Венгрии армии Габсбургов и завладев их землями, а затем свою поддержку предложил трансильванцам османский султан. Восстали все провинциальные сословия в наследных владениях Габсбургов. Момент пьянил, и лишь глупец решил бы его упустить. Новый король Богемии с триумфом явился из Гейдельберга в Прагу и был коронован духовенством утраквистов в соборе Святого Вита. Как оказалось, то был последний публичный акт утраквистской Церкви после двух столетий ее существования.
Атмосфера в Праге становилась все более мрачной. Новый реформатский режим с подозрением относился к литургическому консерватизму утраквистской Церкви, которая, как казалось Фридриху и его советникам-реформатам, застыла во времени – и осталась еще в дотридентском католичестве. Поэтому зимой 1619–1620 годов они совершили шаг, идеологически недальновидный: сокрушили статуи и скульптуры в том самом соборе, где был коронован Фридрих. Они навредили сами себе – негодующие утраквисты тут же связали это с Авраамом Скультетом, придворным проповедником династии курфюрстов Пфальцских, которого, казалось, ничему не научил провал похожего плана постепенных изменений в лютеранском Берлине, предпринятый им всего пятью годами ранее (гл. 8, с. 417). С пражских станков выходили памфлеты, полные жестоких оскорблений в адрес Скультета [16]. Другие культурные различия между богемцами и их новым двором, скажем, чрезмерно английские предпочтения королевы в моде, усиливали чувство разобщенности. А кроме того, богемские войска столкнулись с вторгшимся католическим войском, которым командовал герцог Максимилиан Баварский, фанатик и сторонник императора Фердинанда.
Ждать помощи им было неоткуда. Трансильванцев Габсбурги уже подкупили, поскольку алчность князя Габора Бетлена влекла его к новым венгерским землям сильнее, чем к роли царя Давида. Большинство лютеранских князей в любом случае презирали нового монарха-кальвиниста, и ни один протестантский правитель, уверявший в поддержке, не оказал ее: голландцы приходили в себя после политического и религиозного кризиса, связанного с арминианством (гл. 8, с. 437–440), имперская Протестантская уния отнеслась к кандидатуре Богемии без особого восторга, а Яков I, тесть Фридриха, неизменно стремился стать посредником-миротворцем в безумной авантюре. 8 ноября 1620 года в битве у Белой горы армия Максимилиана разбила оставшихся в одиночестве богемцев-протестантов. Сегодня на месте давнего сражения возвышается величественная церковь Богородицы Торжествующей, паломническая святыня чешских католиков (см. рис. 15b). С мечтой о протестантском рае на континенте было покончено, и неслучайно с 1621 года резко прекратился поток литературы о розенкрейцерах [17]. Вскоре баварские армии захватили Верхний Пфальц, и Фридрих, дважды монарх, оказался безземельным беженцем, которому пришлось скитаться по Европе, пока голландцы не позволили ему создать жалкое подобие королевского двора в безопасной Гааге. Титул курфюрста был отдан его баварскому кузену Максимилиану. В 1622 году торжествующие войска Католической лиги разграбили Гейдельберг и захватили всемирно известную библиотеку курфюрстов Пфальцских (см. рис. 17). Максимилиан хотел оставить ее себе, но после нескольких прозрачных намеков Его Святейшества послушно отправил ее в Рим, как трофей в религиозной войне. Там библиотека до сих пор хранится в отдельном архиве – как узница-кальвинистка в Ватикане [18].
Битва на Белой горе стала непоправимой катастрофой для протестантизма в Центральной Европе. Максимилиан немедленно начал сносить протестантские церкви и содействовать католичеству. Император Фердинанд, немного поколебавшись, даже отменил соглашение с гуситами, заключенное двести лет тому назад, и упразднил утраквистскую Церковь. К католической вере Богемию возвращали жестоко – к ужасу католиков, желавших не принуждать, а убеждать, как Франциск Сальский в Савойской епархии. Один из иезуитов, проводивших кампанию, отец Фирм, позже стал носить тяжелые сабо с острыми металлическими шипами – ими он наступал крестьянам на ноги, пока те не признавались, где спрятаны протестантские книги; если это не помогало, он выдирал им волосы и бил по ушам. Таких историй было много [19].
Так утраквисты-гуситы полностью исчезли с европейской сцены, став единственной крупной Церковью, которую постигла такая судьба в западном христианстве. Большинство из них либо обратились в католичество, либо уехали в изгнание, где присоединились к лютеранам [20]. Радикальные гуситы, Unitas Fratrum, чуть не ушли в небытие вслед за утраквистами, но нашли поддержку благодаря героическим усилиям всемирно уважаемого епископа Яна Амоса Коменского (гл. 10, с. 523, 527). Позже их приютил в своем саксонском имении граф Цинцендорф, пиетист, ревностный лютеранин – и дал им новую жизнь. В георгианской Англии, где их знали как Моравских братьев, они вызвали восторг и в какой-то период оказали влияние на одного из предводителей Протестантской Церкви, Джона Уэсли, чье творчество было невероятно эклектичным. Здесь мы увидим поистине любопытную симметрию: гуситы, обретавшие вдохновение в трудах английских лоллардов XIV века, через Уэсли и методистов повлияли на религиозное возрождение Англии XVIII века. Cвои вековые поселения в Моравии покинули и анабаптисты-гуттериты, начав странствовать по Европе, а потом и за Атлантический океан. Там, на необъятном просторе, прежде им неизвестном, они могли начать новую жизнь, где их никто бы не потревожил. Они дожили до наших дней, и многие из их общин (например анабаптисты-амиши, позже эмигрировавшие из Швейцарии в Северную Америку) сохраняют немецкий диалект и образ жизни, прекрасно отражающий эпоху, в которой они покинули Центральную Европу и ушли от своих гонителей.
По мере того как 1620-е годы близились к концу, Габсбурги одерживали в Германии победу за победой. Их целью сперва были богемские аристократы-протестанты, а потом – знатные лютеране в наследных землях Габсбургов. В 1628 году император поставил точку, издав указ об изгнании всех протестантских землевладельцев во Внутренней Австрии, и пренебрег Грацским умиротворением, которое его отец, эрцгерцог Карл, с таким негодованием даровал протестантам в 1570-х годах (гл. 10, с. 513). Аристократы, как правило, делали все, чтобы их не лишили поместий; они внешне обратились в католичество и стали «никодимитами», крипто-протестантами, ожидая лучших времен, которые так и не наступили. Неудачи Габсбургов в следующем десятилетии вселили в протестантов надежды, но на самом деле именно тогда пришел конец некогда процветавшему в Австрии лютеранству [21]. Фердинанд и его бескомпромиссные советники были недовольны: одерживая все новые военные победы в Северной Европе, они хотели распространить свой триумф и на Священную Римскую империю. В марте 1629 года, по настоятельным требованиям католических иерархов Империи, Фердинанд издал Эдикт о реституции. Среди других положений, укреплявших позиции представителей духовенства, бывших к тому же и землевладельцами, он издал указ о возвращении Католической Церкви всех земель и епископств, которые были отняты у нее еще в 1552 году, по итогам Пассауского договора (гл. 6, с. 330). Кроме того, эдикт открыто запрещал исповедовать реформатский протестантизм по всей Империи, за исключением вольных городов.
Эдикт оказался крайне неудачным шагом и подорвал успехи Габсбургов, достигнутые за предыдущее десятилетие. Даже умеренных католиков обеспокоили его непримиримые условия, а имперские князья-лютеране, союзники императора, были в ярости, посчитав его пародией на Аугсбургский мир 1555 года. Лютеране всерьез вступили в переговоры с кальвинистскими теологами, пытаясь разрешить богословские разногласия или, по крайней мере, пренебречь ими. Завершением этих переговоров стал протокол, согласованный в Лейпциге в 1630 году. В нем впервые использовалось важное слово «терпимость», предлагавшее новые отношения между двумя протестантскими конфессиями. Из-за усиления власти Габсбургов встревожились две крупные европейские державы, прежде занятые другими делами и избегавшие активного вовлечения в проблемы Империи: католическая Франция и лютеранская Швеция. А в 1630 году шведский король Густав Адольф двинул войска на юг для борьбы с Габсбургами.
Он был блестящим полководцем, и его победы (одержанные во многом благодаря французским субсидиям) ненадолго внушили протестантам фантастические надежды, подобные тем, какие им внушал курфюрст Пфальцский десять лет тому назад. Более того, его вторжение в Германию и в Центральную Европу спасло протестантов от полного разгрома – и наряду с действиями Франции против испанских и австрийских Габсбургов придало войне поистине континентальный размах. Король Швеции относился к бывшему королю Богемии с огромным уважением, и Фридрих вновь смог вернуться на потерянные земли Пфальца. Но всего через год после шведской интервенции, в ноябре 1632 года, с разницей в несколько дней, оба были мертвы: Фридриха унесла чума, а Густав Адольф умер от ран, полученных им при разгроме имперской армии в Лютцене [23]. В последующие годы лишь князь Трансильвании Дьёрдь II Ракоци стал претендентом на роль воина, призванного спасти благочестивое дело во всем мире (гл. 10, с. 527); но ему не удалось ни найти союзников среди правителей, ни впечатлить их, и его неудачные военные кампании, проведенные в 1650-х годах, наконец убедили европейских протестантов не ждать избавления от помазанника Божьего. В то время европейские монархии утратили свою священную ауру, и это много значило.