— Итак, вы полагаете, что слух насчёт фижм неоснователен?
— Я вижу, сестра, что в пустой фижме более мозгу, чем у тебя в голове! — проворчал в досаде Мурашёв. — Пойдёмте, господа!
Валериан, выходя из комнаты, со вздохом взглянул на Ольгу, и взор его, казалось, говорил ей: «Прости навсегда!»
V
Капитан и поручик поспешно перешли с берега на садок, вместе с денщиком и Мурашёвым, за которыми бежали три огромные собаки, выпущенные из сарая. Они поочерёдно подбегали к офицерам и, тихонько ворча, смотрели на них недоверчиво.
— Цыц! Молчать! — закричал хозяин. — Это свои!
Собаки подбежали к Мурашёву, ласкаясь. Он ввёл офицеров и денщика в каюту, поднял за кольцо дверь, сделанную в полу, и указал им на верёвочную лестницу, спускавшуюся в нижний ярус садка.
— У кормы, — сказал он, — найдёте окошко, через которое легко будет, в случае нужды, перелезть в одну из лодок, привязанных к садку; Прощайте! Да сохранит вас Господь!
Выйдя из каюты, он ласково погладил собак. Они проводили его до перил, и, когда он запирал решетчатые дверцы мостика, по которому входили с берега на садок, Руслан, просунув морду сквозь перила, лизал у Мурашёва руку, а Мохнатка и Полкан, положа передние лапы на перила, глядели в глаза хозяину и махали хвостом.
Валериан и друг его вскоре отыскали окно, о котором говорил Мурашёв. Оно было так узко, что человеку с трудом можно было пролезть через него. Отворив раму со стеклом, при наступившей вечерней темноте не без труда рассмотрели они несколько лодок, стоявших рядом и привязанных у кормы. Можно было прямо из окна спуститься в одну из них. Вскоре они услышали, как Мурашёв захлопнул калитку.
Потом всё замолчало, кроме воды, которая, тихо колыхаясь, как будто нашёптывала садку донос на спрятавшихся офицеров.
Через некоторое время собаки заворчали и начали лаять. Несмотря на их громкий лай, скрывшимся в садке было слышно, как кто-то стучался в калитку.
— Это, вероятно, посланные за нами! — воскликнул Аргамаков.
— Не воспользоваться ли тем временем, пока они будут обыскивать дом? Перелезем в лодку и поплывём к Неве; потом пустимся прямо в Кронштадт, — сказал Ханыков.
— А если нас заметят?
— Но и оставаться нам здесь не менее опасно: нас легко отыщут. Решимся! Что будет, то будет!
Денщик надел найденный им на ларе кафтан, шапку и кожаный передник рыбака. Он перелез в лодку, осмотрел её и отвязал. Лай собак между тем усилился.
— Всё готово, барин! — сказал денщик, всунув в окно голову.
Офицеры спустились в лодку, легли на дно и, велев денщику накрыть их рогожею, поплыли к Неве.
— Думали ли мы, Валериан, сегодня, — сказал Ханыков, — что проведём ночь на такой плавучей постели и под таким одеялом? Мы теперь похожи на двух пой манных лососей. Я думаю, много их, бедняжек, под этою рогожею страдало и предавалось отчаянию. Положение их, конечно, было ужаснее нашего: у нас ещё остаётся надежда на спасение, а у них не могло оставаться никакой.
— Удивляюсь, как ты можешь сейчас шутить! — сказал Валериан.
— А что ж, разве лучше, по-твоему, унывать? — возразил Ханыков. — Я давно уверился, что моё хладнокровие гораздо полезнее твоей чувствительности. Люди пылкие, похожие на тебя, почти каждый день смотрят на мир разными глазами: он кажется им то раем, то адом. Сколько раз готов ты был броситься в Неву, когда казалось тебе, что Ольга тебя не любит, и сколько раз залетал ты за облака от восторга, когда примечал какой-нибудь ласковый её взгляд, какое-нибудь слово, которое ты мог растолковать, хотя и не без натяжки, в свою пользу. Флегматик же, как ты меня называешь, всегда на мир смотрит одинаково. Например, теперь я смотрю на него, лёжа на дне лодки, сквозь прореху в рогоже. Хотя это совершенно новый взгляд на мир, однако ничего нового и особенного я не вижу, потому что вечер претёмный, на наше счастье. Ничего нет нового под луною. Ба! Да вот и она, очень некстати, выползает из-за облака; нас могут теперь скорее увидеть и остановить. Денщик! Далеко ли ещё до Невы?
— Уже недалеко, ваше благородие!
— Греби сильнее! — сказал Аргамаков.
Между тем секретарь Бирона Гейер (служивший в молодых летах форейтером в то время, как дед Бирона был главным конюхом герцога курляндского Якова III) с четырьмя лазутчиками, обыскав весь дом Мурашёва, приказал хозяину вести их на садок. У Мурашёва сильно забилось сердце; он не знал, что Валериан и друг его в то время приближались уже к Неве. Взяв ключ, повёл он незваных гостей на садок. Когда он подошёл к перилам и начал отпирать дверцы, все три собаки подбежали к нему.
— Усь! Чужие! — шепнул Мурашёв, и собаки, передними лапами вскочив на перила, подняли такой лай на приближавшегося Гейера и его подчинённых, что все они, струсив, остановились, и секретарь герцога закричал:
— Не отпирай! Не отпирай! Прежде уведи собак или привяжи их.
— Осмелюсь доложить вашей милости, что они и меня загрызут. Мне с ними не сладить. Они одного моего приказчика слушаются, да, на беду, его теперь дома нет.
— Ты ещё рассуждать смеешь! — закричал Гейер, топнув. — Именем его высочества правителя приказываю тебе этих собак увести и привязать. Малейший вред, который они кому-нибудь из нас нанесут, будет сочтён оскорблением его высочества.
— Воля ваша! Если они загрызут меня до смерти и потом бросятся на вас, то я ни за что отвечать не буду. И в одной письменной книге, с позволения вашего, написано, что великий князь Святослав изволил сказать: мёртвые бо срама не имут, то есть ни за что не отвечают.
— Свяжите его и ведите за мной! — закричал Гейер. — Завтра же донесу о тебе его высочеству как о бунтовщике и ослушнике.
Мурашёва связали. Гейер, приказав одному из лазутчиков остаться на берегу до возвращения приказчика для обыска садка, хотел уже идти, как вдруг, при свете месяца, увидел несколько человек, которые к нему приближались.
— Ба! Это, кажется, наши! — сказал он. — Они ведут трёх связанных. Браво! Гуси пойманы.
Валериана, друга его и денщика вели шесть лазутчиков, одетых в платье гребцов. Мурашёв побледнел и устремил на офицеров взор, в котором выражалось глубокое сострадание.
— Где вы нашли их? — спросил Гейер.
— По приказанию вашему, — отвечал один из лазутчиков, — мы дожидались вас на катере у невского берега, против крепости. Заметив лодку, выплывшую на Неву с Фонтанки, мы начали за нею наблюдать. Вскоре увидели мы, что офицер привстал со дня лодки и опять скрылся. Тотчас же пустились мы в погоню. Этот господин, — продолжал он, указывая на поручика, — схватил катер наш за борт и хотел опрокинуть, но мы не допустили.
— Отдайте ваши шпаги! — сказал Гейер.
— Возьмите сами, — отвечал Ханыков. — У меня руки связаны, как видите.
— Я никому своей не отдам, кроме командира! — вскричал Валериан.
— Полно, братец, понапрасну горячиться! — шепнул его друг. — Чем более будешь оказывать сопротивления, тем будет для нас хуже.
Один из лазутчиков вынул из ножен шпаги офицеров.
— Обыщи их карманы! — продолжал Гейер, — не спрятано ли там оружие?
У Ханыкова нашлись два рублёвика, у Валериана кошелёк с пятьюдесятью червонцами.
— Подай сюда! — сказал Гейер, жадно глядя на золото. — Я эти деньги должен представить его высочеству. А ты что за человек? — продолжал он, обратясь к денщику, переряженному рыбаком. — Ба! Я по платью вижу, что ты очень знаком хозяину этого садка.
— Вы ошибаетесь. По платью о людях судить не должно, — заметил Ханыков. — Это денщик поручика. Хозяин садка нисколько не участвовал в нашем побеге. Мы тихонько отвязали лодку от берега, нашли в ней это платье, нарядили денщика и поплыли.
— Это всё будет проверено. Завяжите арестантам глаза и ведите всех за мной! Двое из вас останьтесь в этом доме и никуда не выпускайте дочь и сестру этого старого плута. Их также надо будет завтра допросить.
Вся толпа двинулась и вскоре подошла к Летнему дворцу. Гейер вошёл в комнаты и велел доложить о себе герцогу.
— Он очень занят, и никого не велел принимать, — объявил камердинер герцога.
— Скажи его высочеству, что весьма важное дело.
Через несколько минут Гейер был позван во внутренние покои дворца. Пройдя через залу, он вошёл в кабинет герцога и потом в уборную герцогини. Там правитель с супругою и братом, генералом Карлом Бироном, сидели за столом и играли в бостон.
— Господин секретарь! — сказал герцог, тасуя карты. — Я не велел никого принимать, но для тебя делаю исключение. Ты никогда не употреблял во зло моей доверенности, знаешь свою обязанность и не станешь, надеюсь, разглашать о тайных занятиях регента, особенно в нынешнее время.
Он усмехнулся и начал сдавать карты. Гейер низко поклонился, остановившись у дверей. — Это единственное моё развлечение после дневных, тягостных трудов. Ну, что же скажешь, Гейер?… В сюрах шесть!… Что у тебя за дело?
— Поручик и капитан, о которых сегодня ваше высочество изволили мне дать приказание, взяты.
— Где они сейчас?… Ну, брат, умело сходил! Разве не видел ты, что два короля и две дамы уже вышли?
— Они теперь у крыльца стоят, связанные.
— Кто? Два короля и две дамы? — заметил Бирон, улыбнувшись. — Дурак ты, Гейер!
— Я отвечаю на вопрос об арестантах вашему высочеству, — сказал секретарь с подобострастною ухмылкой.
— Не мешай! Завтра утром об этом деле поговорим. Посади их, куда должно, допроси по порядку и потом доложи… Ну вот и ремиз! Ты, мой почтенный братец, понятия не имеешь об игре.
— С ними ещё взят придворный рыбный поставщик Мурашёв и денщик их, потому что…
— Убирайся к черту! Кончишь ли ты сегодня? Сказано тебе, всех допроси и доложи. Ступай!… Гран-мизер-увёрт!
Секретарь, низко поклонясь, вышел из дворца и велел вести арестантов за собою. Глаза у тех были завязаны.
— Можно ли нам разговаривать между собою, господин секретарь? — спросил Ханыков.
— Позволяется, — важно ответил Гейер, довольный покорностью капитана. Он подумал ещё, что из разговоров своих арестантов сможет узнать немного их характеры, и что это ему поможет успешнее провести допросы.