Тем временем завершилась история с лопнувшим заговором Челламаре.
Князь, как мы уже говорили, был отпущен на свободу первым и выслан в Испанию.
Регент позвал к себе Лагранж-Шанселя, автора «Филиппик», и спросил его, действительно ли он думает о нем все то, что там сказано.
— Да, монсеньор, — дерзко ответил ему поэт.
— Тогда вам очень повезло, — промолвил регент, — ведь если бы вы написали подобные гнусности вопреки собственной совести, я приказал бы вас повесить.
И он удовольствовался тем, что сослал поэта на острова Сент-Маргерит, где тот оставался в течение трех или четырех месяцев. Но поскольку враги регента распустили слух, что он велел отравить там Лагранж-Шанселя, то по прошествии указанного времени принц не нашел лучшего средства опровергнуть эту новую клевету, чем открыть двери тюрьмы мнимому мертвецу, который поспешил вернуться в Париж, еще более преисполненный ненавистью и желчью.
Что же касается герцога де Ришелье, то, находясь в Бастилии, он заболел, и тогда герцогу Орлеанскому разъяснили, что если узнику не посчастливится и он умрет в тюрьме, то против жестокости регента начнется хор проклятий, способный замарать его память. В итоге регент позволил себе расчувствоваться.
Вначале он разрешил Ришелье выйти на свободу, но на условии, что герцогиня де Ришелье, его мачеха, и кардинал де Ноайль заберут его из Бастилии и будут держать в Конфлане до тех пор, пока у него не появятся силы выехать в свое поместье Ришелье, где он должен будет оставаться вплоть до получения нового приказа.
Так что 30 августа 1719 года Ришелье вышел из тюрьмы, отправился в Конфлан, через стены которого он стал перелезать по ночам уже через неделю, и, когда он уже был готов отправиться в изгнание, ему было дано разрешение провести в Сен-Жермене все то время, какое должна была длиться его ссылка.
Три месяца спустя он нанес регенту визит, имевший целью послужить их примирению. Регент, не умевший ненавидеть, протянул герцогу руку и обнял его.
Герцога и герцогиню дю Мен, напомним, препроводили: его — в замок Дуллан, ее — в цитадель Дижона. Оба они вышли из заключения еще до конца года, умиротворив регента: герцог дю Мен — безоговорочным запирательством, герцогиня дю Мен — полным признанием вины.
В замке Со они вновь встретились с маркизом де Помпадуром, графом де Лавалем, Малезьё и мадемуазель де Лоне, которые, выйдя из тюрьмы прежде их, дожидались там хозяев замка, чтобы возобновить те очаровательные празднества, какие Шольё, несчастный слепец, не имевший возможности видеть их, называл белыми ночами Со.
Что же касается кардинала де Полиньяка, то он даже не был арестован, и регент удовольствовался тем, что сослал прелата в его Аншенское аббатство.
Так что в конце ноября в Париже с немалым удивлением узнали об аресте четырех бретонских дворян, чье судебное дело было связано с заговором Челламаре.
В течение этого года и года предыдущего во внутренней политике Франции произошли большие изменения. Вначале, чтобы сделаться популярным, Регентство опиралось на Парламент и знать. Новое правительство выступало против той королевской власти, которая выглядела столь неповоротливой в руках Людовика XIV; оно пыталось управлять посредством утопий Фенелона и герцога Бургундского. Но вскоре было замечено, что возвращение Парламенту права ремонстраций воскресило оппозицию, а учреждение регентских советов породило немало затруднений. Поэтому право ремонстраций, дарованное Парламенту, мало-помалу у него забрали, а упраздненные советы заменили государственными секретарями.
Однако мало-помалу и сами государственные секретари оказались подчинены единой воле. Правительство регента осознало, что вся его сила заключается в сосредоточении власти, и 31 декабря 1719 года вместо семидесяти министров, составлявших различные советы Регентства, остались лишь: Дюбуа, государственный секретарь по иностранным делам; Ле Блан, государственный секретарь по военным делам; д’Аржансон, хранитель печати, и Ло, генеральный контролер финансов; все четверо были душой и телом преданы регенту.
Как мы видели ранее, первые события войны не благоприятствовали делу Филиппа V. То, что французская армия переправилась через Бидасоа, Фуэнтаррабию заняли после капитуляции, Сан-Себастьян взяли штурмом, три корабля сожгли в порту Сантоньи, город Уржель и его замок захватили войска маршала Бервика, а цитадель Мессины попала в руки имперцев и англичан, заставило Филиппа V начать размышлять, и следствием его размышлений стал вывод, что все эти несчастья порождены честолюбием Альберони.
Тем не менее Альберони остался во главе испанского правительства, он по-прежнему был причастен ко всем важнейшим делам в мире, и предвечная мудрость, творящая историю прежде, чем историки ее пишут, решила, что, поднявшись благодаря игре судьбы на вершину власти, Альберони рухнет с нее по прихоти случая.
Помимо той основной политической методы, о которой мы говорили и которую Альберони применял в общеевропейских делах, бывший звонарь располагал еще и приватной методой, применяемой им для личного самосохранения: она состояла в том, чтобы не позволять ни одному выходцу из Пармы проникать в королевский двор Испании. То ли он не хотел иметь рядом с собой свидетеля низости своего происхождения, то ли опасался, что какой-нибудь земляк сможет оказывать на королеву часть того влияния, которое он приберегал целиком для себя одного.
Однако это не помешало юной принцессе добиться от мужа разрешения вызвать к себе свою кормилицу Лауру Пескатори, крестьянку из окрестностей Пармы.
Дело в том, что королева Испании, когда она желала чего-нибудь, имела в своем распоряжении средства, которым, несмотря на всю свою гениальность, ничего не мог противопоставить кардинал Альберони.
Филипп V, еще молодой и, подобно своему деду, пылкий, ежедневно испытывал нужду в женщине, однако его религиозные правила не позволяли ему искать удовлетворения этой нужды вне брака. Когда юная королева прибыла в Испанию, их первое свидание наедине длилось целые сутки, и по окончании этого свидания ей стало понятно, что этот человек, с его сильными страстями, всегда будет ее рабом; и потому, хотя царствование ее было ночным, именно она благодаря своей власти правила Испанией.
Так что Лаура Пескатори приехала в Мадрид, и королева назначила ее своей azafatа, то есть старшей камеристкой.
Тотчас же по приезде Лаура узнала о том противодействии, какое кардинал оказывал ее вызову в Мадрид, от самой королевы, и, несмотря на улыбку, с которой встретил ее Альберони, она поклялась в вечной ненависти к нему, подобной той ненависти, какую она увидела с его стороны.
Дюбуа имел шпионов во всей Европе, а особенно при королевском дворе Испании. Ему стало известно о семейных спорах, поднявшихся по поводу появления там Лауры Пескатори, и он решил воспользоваться ненавистью этой женщины.
Дюбуа был гением такого рода интриг.
Он предложил Лауре миллион, если она поссорит кардинала с королевой. Как только ссора возникнет, он будет спокоен.
Спустя неделю после завершения этих переговоров Альберони получил письмо от Филиппа V, которым тот предписывал ему покинуть Мадрид в течение двадцати четырех часов, а Испанию в течение двух недель и запрещал писать королю, королеве или кому бы то ни было еще.
Кроме того, офицеру гвардейцев было поручено препроводить его к границе.
В Барселоне королевский наместник предоставил опальному министру эскорт из пятидесяти человек; местность, где ему предстояло проехать, кишела бандитами, и Альберони, который прежде вел большую войну во имя своего властелина, вскоре должен был, вероятно, вести малую войну ради себя самого.
И в самом деле, в теснине Трента-Пассос карета кардинала и его эскорт подверглись нападению двух сотен местных разбойников, сквозь толпу которых пришлось пробиваться с оружием в руках.
В десяти льё далее был замечен еще один отряд, по-видимому догонявший изгнанника; однако на тех, кто составлял этот отряд, были мундиры гвардейцев его католического величества, так что, вместо того чтобы бежать от них или оказывать им сопротивление, их стали поджидать. И в самом деле, этот отряд явился от имени Филиппа V.
После отъезда Альберони было обнаружено, что он захватил с собой ценные документы, в том числе завещание Карла II, назначившего Филиппа V наследником испанской монархии. С какой целью сделал это опальный министр? Вероятно, для того, чтобы передать ее императору, который, после того как эта бумага будет уничтожена, снова заявит о своих правах на трон, принадлежавший некогда Карлу V.
Командир гвардейцев заставил Альберони выйти из кареты; сундуки кардинала были вскрыты, а сам он обыскан; в итоге все его бумаги были изъяты и увезены в Мадрид.
Дюбуа известили об опале Альберони даже раньше, чем регента; он знал, по какой дороге проследует опальный министр, направляясь в Италию, ему было известно, что тот должен пересечь Юг Франции, и он послал г-на де Марсьё, знавшего кардинала еще по Парме, встретить его на границе.
Делалось это под предлогом оказать Альберони честь, но подлинная цель встречи состояла в том, чтобы, воспользовавшись негодованием опального министра, узнать от него какие-нибудь секретные сведения о Филиппе V и королеве, сведения, которые Дюбуа рассчитывал употребить с пользой для себя.
Увидев г-на де Марсьё, Альберони в ту же минуту понял, какое поручение тот получил.
— Вы явились узнать секрет испанской монархии? — спросил он. — Что ж, я скажу его вам: Филипп Пятый — это человек, который нуждается лишь в двух вещах: в женщине и в молитвенной скамеечке.
Следствием опалы Альберони стало то, что можно было предвидеть: Дюбуа добился всеобщего мира.
Филипп V присоединился к договору о Четверном альянсе, и 17 февраля маркиз де Беретти-Ланди, посол испанского короля, подписал этот договор в Гааге.
Однако в то самое время, когда кардинал поднялся на борт судна в Антибе, не менее важное событие привлекло взоры всей Европы к другому краю Франции. Мы уже говорили, что провинциальные штаты Бретани, вместо того чтобы с возгласами одобрения, как это было принято, согласиться с добровольным дополнительным налогом в пользу правительства, ответили, что они смогут принять во внимание это требование лишь после того, как увидят и изучат счета.