Что же касается короля Станислава, то ему предстояло прибыть в Варшаву сухим путем, причем в сопровождении одного лишь шевалье д'Андело.
И потому король надел на голову небольшой черный парик и облачился в серое платье самого простого покроя, в то время как шевалье д’Андело оделся несколько роскошнее, ибо он должен был выдавать себя за купца, а королю следовало играть роль всего-навсего его приказчика.
Они сели в какую-то ужасно замызганную карету и на почтовых лошадях двинулись по дороге к Мецу; но, при всей бедности и потрепанности этой кареты, она, тем не менее, была французского фасона и могла вызвать у немцев подозрение в первом же городе Империи. Шевалье д’Андело стало понятно, что на таком экипаже, как у них, дальше ехать будет трудно. Поэтому он попросил хозяина гостиницы, где они остановились, разузнать, не продается ли в городе какая-нибудь немецкая карета.
Хозяин навел справки, отыскал такой экипаж и пришел сказать о своей находке шевалье, который, испытывая, по его словам, чересчур большую усталость для того, чтобы выйти из дома самому, послал своего спутника осмотреть карету и поручил ему заключить сделку, если экипаж окажется на его взгляд подходящим.
Король осмотрел карету и купил ее.
После этого они снова двинулись в путь.
До Берлина все шло благополучно, но у таможенной заставы столицы Пруссии начался долгий допрос, из которого купец и его приказчик вышли с честью.
Во Франкфурте-на-Одере они отыскали племянника маркиза де Монти, французского посла в Польше, и сели в его карету, в которой король, дабы обмануть шпионов, занял четвертое, последнее место.
Наконец 8 сентября Станислав въехал в Варшаву.
Выборы, назначенные на 25 августа, были отложены на 11 сентября.
Так что Станислав приехал вовремя, чтобы показаться народу и повести борьбу за свое избрание.
Десятого сентября он сел верхом на лошадь и под всеобщие приветственные возгласы горожан объехал всю Варшаву.
Одиннадцатого сентября были собраны избирательные голоса: все они оказались за Станислава.
Один только князь Вишневецкий, канцлер Литвы, выступил против этого единогласия, покинув собрание и уведя с собой нескольких недовольных.
Примас мог бы провозгласить Станислава польским королем в тот же день, но у него была надежда вернуть канцлера Литвы, упорствовавшего в своем решении покинуть собрание, и по этой причине Станислав был провозглашен королем лишь на следующий день.
Однако случилось то, что и предвидел Станислав.
Русская армия двинулась на Варшаву, чтобы отменить итоги этих выборов. Сто тысяч поляков, собравшихся вместе с целью избрать Станислава своим королем, разъехались по провинциям. Польское войско было слабым и разлаженным. Подкрепление, обещанное Людовиком XV, еще не прибыло. Тем не менее сторонники Станислава призывали его не падать духом, говоря ему, что для успеха дела нужно лишь одно, а именно, выиграть время. Они окинули взглядом сильные крепости, способных предоставить убежище королю, и выбор их пал на Данциг, вольный город, самоуправлявшийся под покровительством польского короля.
И потому 2 октября Станислав вступил в Данциг, сопровождаемый примасом, французским послом и графом Понятовским, за которыми следовало несколько польских вельмож.
Тем временем русские вступили в Польшу, и прямо в Праге, предместье Варшавы, вследствие заявления генерала Ласси, командующего русской армией, который от имени царицы потребовал избрания польским королем принца Августа, принц Август был избран королем.
Новость об этом избрании не удивила Станислава.
— Все это я говорил, — негромко произнес он, пожав плечами. — Но вскоре ему тоже придется испытать верность тех, кто его избрал.
Вслед за тем он объявил жителям Данцига, что покидает их город и возвращает им данное ему слово.
Однако жители Данцига воспротивились отъезду короля.
Поэтому русская армия двинулась на Данциг, и 20 февраля 1734 года началась осада города.
Следует сказать, что наряду с этой частной проблемой возник важный общеевропейский вопрос.
Король Станислав представлял польский народ.
Принц Август представлял русское и немецкое влияние.
Провозглашение принца Августа королем влекло за собой будущий раздел Польши.
Франция приняла сторону короля Станислава совсем не на авось и не наобум.
Во имя своих собственных интересов, общих с интересами Испании, ей было необходимо сокрушить могущество Австрии в Италии.
Ей было необходимо воздвигнуть преграду Российской империи, начиная с этого времени угрожавшей вторжением в Европу.
Такой преградой являлись Швеция, Польша и Пруссия.
Швеция и Пруссия обещали быть нейтральными.
Избрание Станислава королем Польши служило продолжением политики Карла IX, поддержавшего избрание Генриха III, и Людовика XIV, поддержавшего избрание принца де Конти.
Находясь в Варшаве, Станислав мог одновременно наблюдать за Петербургом и Веной.
Вот такие соображения и вовлекли Францию в эту войну, хорошо начатую, но плохо поддержанную, причем плохо поддержанную в особенности тем, кто имел наибольший интерес поддерживать ее, то есть Станиславом.
Став во главе войска, пусть даже и совершенно разлаженного, и призывая поляков к оружию во имя польского патриотизма, король Станислав мог собрать пятьдесят тысяч человек.
С этими пятьюдесятью тысячами человек он мог противостоять русским, защищать свою столицу, ждать помощи от Франции и, если и погибнуть, то, по крайней мере, погибнуть сражаясь.
Но Станиславу было более пятидесяти лет, и он никогда не был человеком решительным. И потому, пряча свое малодушие под покровом человеколюбия, он заявил, что не желает обеспечивать себе корону за счет жизни своих подданных и ставить себя в положение, когда его восшествие на престол будет ознаменовано пролитием их крови.
Такой ответ подобал священнику, но не солдату.
В итоге, как мы уже сказали, Станислав отступил в Данциг, чтобы ждать там помощи от Франции.
Между тем граф Миних присоединился с десятитысячным подкреплением к генералу Ласси и взял на себя командование осадой Данцига.
Данциг был полностью обложен, и началось его бомбардирование. Вскоре в городе стал ощущаться голод.
Но Франция обещала прийти на помощь. И, поскольку Франция еще не имела тогда привычки нарушать свое слово, осажденные ждали этой помощи, не теряя уверенности в том, что она придет.
И вот, наконец, на горизонте показался белый французский флаг; однако все береговые батареи находились в руках русских. Господин де Ла Мот, командовавший французским флотом, не отважился подвергнуть свои корабли риску почти неизбежного уничтожения. Впрочем, возможность подобных обстоятельств предвидели, и в этих обстоятельствах французский флот должен был остановиться у Копенгагена и договариваться о своих дальнейших действиях с г-ном де Плело, французским послом в Дании.
Луи Робер Ипполит де Бреан, граф де Плело, принадлежал к тому прекрасному и благородному бретонскому племени, которое никогда не торгует своей честью. Это был молодой человек тридцати четырех лет, поэт, ученый и дипломат, публиковавший свои астрономические изыскания в "Сборнике Королевской академии наук", а свою легкую поэзию — в "Подборке человека со вкусом".
Ему стали известны от г-на Ла Мота, командующего эскадрой, инструкции, которые тот получил от г-на де Флёри и г-на де Морепа, и он понял, что если возможность защищать Данциг еще имеется, то необходимо сделать все, для того чтобы ввести туда первое подкрепление, за которым вскоре последует второе; если же Данциг взят, то заниматься надо лишь одним, а именно, спасать короля Станислава.
Но Данциг взят не был, и, следовательно, требовалось ввести в него присланное подкрепление.
Это подкрепление состояло из полутора тысяч человек.
Речь шла о том, чтобы атаковать с этими полутора тысячами человек сорокатысячное войско и прорваться в город.
Если внимательно перечитать историю наших войн, то становится ясно, что невозможное легче всего пускает ростки в голове француза.
При виде сложившегося положения г-н де Ла Мот спасовал.
Однако граф де Плело взял все на себя, заявив, что он сам берется командовать французскими войсками и руководить высадкой десанта.
Господин де Ла Мот переложил всю ответственность на посла и направил флот к Данцигу.
Флот прорвался сквозь перекрестный огонь артиллерии и встал на рейд Данцига.
Граф де Плело высадился со своим отрядом на берег, атаковал русскую армию и пал убитым.
Он предвидел такую развязку, но, во имя французской чести, счел своим долгом попытаться сделать то, что осуществить было невозможно.
Когда г-н де Плело был убит, его отряд отступил, сохраняя полный порядок, и французский флот вернулся в Копенгаген.
Как всегда и бывает во время военных неудач, для Франции у этого поражения имелась блистательная сторона, увековечивающая неудачу наравне с победой.
В то самое время, когда французский флот вернулся в гавань Копенгагена, из Франции прибыло второе подкрепление живой силой. Благодаря этому второму подкреплению удалось собрать отряд численностью в две тысячи человек, выходцев из Фландрского графства и Артуа.
Никто не скрывал от офицеров, собравшихся на военный совет, серьезности положения Данцига, чтобы они приняли решение сами.
Все офицеры заявили, что, где бы ни оказались вместе две тысячи французов, они не могут отступить перед врагом, сколь бы многочисленным он ни был, и, если флоту не удастся прорваться к городу, они захватят береговые форты с помощью мушкетного огня.
К тому же им нужно было исполнить святой долг: спасти жизнь короля Станислава.
Так что французский флот вновь показался возле устья Вислы, однако на этот раз, что было совершенно невероятно, он прорвался сквозь перекрестный огонь батарей и, под приветственные возгласы горожан, с распущенными парусами вошел в гавань Данцига.
Однако речь шла уже не о том, чтобы сражаться с русскими, а о том, чтобы спасать короля Станислава Лещинского, за голову которого была назначена награда.