— Да ты что?! Как интересно! — всплеснула руками Мари.
— Вот именно. Оказывается, графиня не ходит к мессе не потому, что тайно исповедует протестантство. Она вообще — язычница. Она даже сбежала однажды из обители с цыганским табором. Её учила колдовству старая ведьма, а предводитель цыган, разбойник и головорез, продавший душу дьяволу, был её любовником! Старуха научила её готовить волшебное зелье, которым графиня умывается каждое утро, и благодаря ему кажется такой раскрасавицей.
— Ну, лично я ничего особенного в её внешности не нахожу. Просто все боятся ссориться с Бюсси и Гизами и потому хором твердят, как заведённые, что она первая красавица двора. Длинная, рыжая, тощая. Что в ней красивого?
— Вот-вот. Ты часто ходишь в церковь, исповедуешься, поэтому и видишь её истинное лицо. А многие другие видят лишь чары, наведённые этим зельем. Иначе с чего бы все мужчины дружно сошли с ума, стоило ей появиться при дворе.
— А больше всех, кажется, сошёл с ума Красавчик. Вчера он опять дрался на дуэли из-за неё. На этот раз с сеньором Азе. Тот видел, как наша надменная графинюшка азартно торговалась на рынке с каким-то зеленщиком, как последняя кухарка, хохотала и строила глазки двум студиозусам. Азе, что вполне в его духе, отпустил при дворе какую-то шпильку по этому поводу. Рядом случился де Бюсси и всё закончилось для Азе весьма плачевно. Говорят, он очень плох, Бюсси нанёс ему просто варварские раны!
Подобные разговоры велись в Лувре всё чаще. Юной графине перемывали кости все, кому не лень. Это уже становилось модным. Советы и сетования Екатерины-Марии, Филиппа и Луи на предмет соблюдения хоть каких-то приличий и условностей, а также рекомендации духовников, оставлялись Региной без внимания.
Граф, в котором наконец-то проснулся воспитательский пыл, решил серьёзно поговорить с младшей сестрой, но поскольку опыта обращения с ней у него не было никакого, момент был выбран им крайне неудачно: во время верховой прогулки в окрестностях Парижа в обществе Филиппа де Лоржа. Луи был уверен, что рассудительный Филипп поддержит его.
Переглянувшись с другом, Луи подъехал поближе к сестре и взял поводья её коня:
— Регина, я должен с тобой объясниться.
Голос его был одновременно и строгим, и неуверенным. Регина резко повернулась в его сторону всем корпусом, рискуя вывалиться из седла:
— Что-то случилось? — Луи даже не догадывался, сколько безумных надежд родилось в этот миг в её сердце.
— Пока нет, но может случиться. Разговор этот для меня… для тебя…о чёрт! Для нас обоих крайне важен, — Луи чувствовал себя последним дураком и проклинал на чём свет стоит герцогиню Монпасье, которая на правах старшей подруги могла бы и сама поговорить с Региной, — Речь пойдёт о твоём поведении, сестра.
— А что такого я сделала? — упавшим голосом спросила она безо всякого выражения.
Всего лишь о её поведении! Но почему не о её боли, не о её сердце?! Какое значение имеет её "поведение" в сравнении с любовью, живущей в душе?
— Регина, ты ведёшь себя крайне вызывающе.
Девушка удивлённо посмотрела на Филиппа. В глазах её явственно читалось: "А как ведёт себя всю свою сознательную жизнь граф де Бюсси?". Филипп пожал плечами и качнул ресницами, мол, не обращай внимания, Луи вживается в роль старшего брата и опекуна.
Луи не заметил их переглядываний и, прокашлявшись, продолжил своё выступление:
— Во-первых, какие отношения тебя связывают с семейством Гизов? Твою странную дружбу с Екатериной-Марией я ещё допускаю, но это нежное воркование с Майенном, извини, не лезет ни в какие ворота. Женщина из рода Клермонов не может позволить себе интрижку с Гизом.
— Почему? — Регина начала раздражать эта лекция, она искренне не понимала, что плохого в общении с Гизами и чем та же Маргарита Валуа лучше Екатерины-Марии.
— Ну, как ты не понимаешь, — горячился Луи, — у Шарля Майенна не самая блестящая репутация. Он соблазнил неимоверное количество женщин, опорочил десяток невинных девиц. Кузина виконта де Вальмона ушла из-за него в монастырь, дочь ювелира Иоганна отравилась, не вынеся позора! И это самые известные его выходки, а какие преступления скрывает его родня? И ты ещё называешь такого человека своим другом и благосклонно принимаешь его ухаживания!
Регина резко натянула поводья, останавливая коня:
— Вот что я вам скажу, дорогой брат. Травиться и уходить в монастырь я не стану, можете не сомневаться. Что же касается любовных похождений младшего Гиза, то не обольщайтесь, будто в обитель урсулинок не доходили слухи о ваших авантюрах. Мне, например, доподлинно известны имена всех ваших любовниц, причем трёх из них вы делили с тем же Гизом.
Бюсси густо залился краской, а Филипп громко фыркнул от смеха: граф явно не ожидал такого отпора от юной сестрёнки.
— Это тебя герцогиня Монпасье просветила, не иначе? — процедил сквозь зубы Луи.
— Нет, — в голосе Регины прозвучало злорадное торжество, — эти сведения мне великодушно предоставила Гортензия д'О, фрейлина Маргариты Наваррской.
— Безмозглая курица! — громким шёпотом выругался граф, не зная, что ответить.
В поисках поддержки он повернулся к Филиппу, но тот давился от смеха и вытирал слёзы. У Луи пропал дар речи. С шумом выдохнув воздух, он заявил:
— Филипп, я понимаю, что ты испытываешь нежные чувства к моей сестре, но это ещё не даёт тебе права во всём ей потакать в ущерб моему авторитету. Может, теперь ты сам ей объяснишь, что время от времени порядочные католички ходят на мессу?
Филипп неопределенно пожал плечами, последний раз всхлипнул от смеха, отдышался и начал свою часть воспитательной лекции:
— Графиня, на сей раз ваш брат совершенно прав. Вы ведёте себя несколько необдуманно, с таким легкомыслием относясь к религиозной стороне жизни. У вас до сих пор нет духовника, вы не посещаете мессу и вообще вас ни разу со дня появления в Париже не видели в церкви. В городе ходят нехорошие слухи, которые не лучшим образом отражаются на вашей репутации. Поверьте, церковь в состоянии испортить жизнь и вам, и графу де Бюсси. Почему бы вам не составить компанию той же герцогине Монпасье и не сходить на мессу или причастие вместе с ней?
Регину передёрнуло и она с раздражением бросила им обоим:
— А не проще ли оставить меня в покое раз и навсегда? По-моему, за пятнадцать лет в монастыре я прочитала молитв на всю оставшуюся жизнь, а заодно и во всех грехах заранее покаялась. Ну, в конце концов, куплю себе десяток индульгенций и папа римский успокоится, я думаю.
От такого проявления немыслимого вольнодумства Филипп растерялся. Луи выразительно посмотрел на друга: мол, убедился?
— Я решительно не знаю, что мне с ней делать, — сокрушался на другой день Луи, когда они с Филиппом гуляли по набережной, щеголяя модными нарядами.
— Какой сюрприз она преподнесла тебе, мой друг, на этот раз?
— Что тебе на это сказать? Она сама и есть сюрприз. Бог мой, как всё понятно и ясно было в моей жизни до её приезда! Друзья и враги, любовницы и просто хорошие приятельницы. Мир делился на чёрное и белое. Любовные интрижки, особенно с небезызвестной тебе особой королевской крови, и дуэли были всего лишь острыми приправами к раз и навсегда уготованному для меня, первому дворянину Франции, образу жизни. Я знал, что, когда и как нужно сделать. Правила игры были определены раз и навсегда. Возможно, это блюдо было несколько пресновато, раз уж меня так тянуло пройтись время от времени по лезвию ножа, подразнить королевское семейство или ввязаться в драку. И вдруг появляется она. Юная восторженная девочка, которая за один вечер покоряет Лувр, порти кровь королеве-матери своей надменностью и независимостью и, подобно лёгкому ветерку, гуляет по улицам города, болтает с прачками и пляшет на гуляньях за городом с рыбаками и студентами. Держит железной хваткой всю прислугу в доме, смеётся над священниками и кормит бездомных ребятишек и собак со всего квартала. Третьего дня я ей непременно захотелось прокатиться по Сене именно на барже. Разумеется, она выбрала самую большую и грязную. Там, видите ли, был чудный кормщик маленького роста, но с огромной, как у гнома, бородой. И что ты думаешь? Она уговорила его взять её на борт и полдня болтала с ним бог весть о чём, хлебала из одного котла с грузчиками рыбную похлёбку и хохотала над их солёными шуточками. Что я должен был обо всём этом думать?
— Что Регина не такая, как все известные тебе женщины, — мягко улыбнулся Филипп, — по крайней мере, я что-то с трудом себе представляю, как твоя обожаемая Марго запросто беседует с простолюдином.
— Обожаемая Марго, — хмыкнул Луи, — до недавних пор я ведь действительно думал, что Марго — бесценный бриллиант. Я много о чём думал раньше по-другому.
— Пока не появилась Регина…
— Да, пока не появилась она. Умеющая так легко нарушать правила и устанавливать свои законы. Осмеливающаяся делать то, чего ей на самом деле хочется. Удивительно храбрая и… настоящая. Да, она настоящая. И я рядом с ней становлюсь настоящим. Браню её на весь дом, швыряю бешеные деньги на любой её каприз, нагло смеюсь на придворными клушами, которые пытаются ей подражать, смеюсь во всё горло и не скрываю своего страха за неё.
— И тебе это не нравится?
— Меня это пугает. Да-да, мой добрый друг, ты не ослышался. Бесстрашный Бюсси боится. Боится того, что годами выстраиваемая жизнь вот-вот перевернётся с ног на голову и я запутаюсь сам в себе.
ГЛАВА IV. Лувр
"Под чужую музыку женщины лишь исполняют танцы… А танцуют только под свою".
Б. Васильев "И был вечер, и было утро…"
И всё же Регине было легче — у неё началась новая жизнь. Роскошные балы во дворце, наряды и драгоценности, галантные поклонники, бесконечные споры и беседы с Екатериной-Марией, прогулки по городу. Каждый день она узнавала для себя что-то новое, в мире, открывшемся ей теперь, была не только тоска и недозволенная любовь к Луи. Были рассветы и закаты, Сена и рынок, сонеты и танцы, друзья и недоброжелатели. Последними, надо сказать, Регина умела обзаводиться с той же лёгкостью, что и её брат. Особенно невзлюбил её "Летучий эскадрон любви" королевы-матери и, если начистоту, то было за что. Во-первых, поразительная красота её затмевала всех прелестниц Летучего эскадрона вместе взятых. Стоило Регине появиться в обществе, как большинство мужчин дружно поворачивали головы в её сторону, порой рискуя свернуть шею или нарваться на грозный взгляд Бюсси. Поистине, внешность юной графини была сущим наказанием для её брата: он и восхищался ею, и сходил с ума от ревности и беспокойства, и, как и все почти, пугался необъяснимой власти её чар. Во-вторых, Регина была прекрасно осведомлена и о своих достоинствах, и об истинных размерах своего немалого состояния, и о том, что и кто говорил о ней в Лувре, и пот