— А как же! Я вам не барон де Бетюн, у которого молоко на губах не обсохло. Уж я-то такого случая не упустил! Ну, скажу я вам, известно, что у Бюсси сестра — красавица, но чтобы до такой степени! Едва не ослеп, клянусь честью.
Орильи был талантливым рассказчиком, к тому же он немного приукрасил прелести графини, и каждый к его рассказу добавлял что-то от себя, так что в результате описание Регины стало полностью соответствовать стихам де Бетюна.
Бедный Максимильен, на которого обрушился град шуток и насмешек по поводу того, что не смог воспользоваться счастливым случаем и упал в обморок, как чувствительная монашка, вынужден был сбежать в провинцию, где и залечивал свои сердечные раны несколько недель. Регина заработала довольно скандальную репутацию, шумную поддержку со стороны подруги и оглушительный хохот брата.
Луи сам от себя не ожидал, что выходка сестры так его развеселит. Он досадовал только, что всё проспал.
— Нет, Филипп, но какова у меня сестрица! — веселился он. — Это же надо так прогреметь на весь Париж!
— Я не понимаю причин твоего веселья, — Филипп боялся, что со временем Регина станет такой же, как десятки придворных красоток, ничем не отличающейся от них, и в своих любовных похождениях переплюнет Марго.
Потому, в отличие от всех остальных, он ходил мрачнее тучи и едва не вызвал Орильи и де Бетюна на дуэль.
— А что такого? Регина затмила одной своей выходкой все мои похождения. К тебе когда-нибудь женщина выходила так, что ты падал без чувств? То-то и оно, что нет. Вот и ко мне, к сожалению, тоже. Кстати, а что бы ты сделал на месте де Бетюна?
— На его месте я бы не сочинял бездарных стишков и не болтался по ночам под чужими окнами, компрометируя даму.
Луи приподнял бровь: до появления Регины Филипп, как и все молодые дворяне, не единожды был замечен не только под балконами, но и в будуарах юных дев и чужих жён. Правда, он не трубил о своих похождениях на весь Лувр, как герцог Майенн, и не посвящал восторженных од своим возлюбленным, как д'Обинье или Бюсси. Но зато все его бывшие любовницы до сих пор смотрели на него с негой во взоре и готовы были идти за ним на край света. Чем он их брал, никто не знал, кроме самих женщин. Филипп никогда не называл ни одного имени, ибо честь женщины была для него превыше всего, и о его похождениях становилось известно исключительно со слов осчастливленных им дам.
— Филипп, иногда мне кажется, что ты слишком серьёзно относишься к жизни, — сказал, наконец, Луи, — Регина не сделала ведь ничего дурного. И даже стать причиной скандала не было её целью. Просто в ней проснулась шальная кровь Клермонов. Не забывай, что среди наших с ней предков есть и неугомонный авантюрист Робер д'Артуа. Она не была бы моей сестрой, если бы не устраивала время от времени что-либо подобное.
— Её честь висела на волоске, как вы оба этого не поймёте! Орильи мог запросто подняться на балкон и что тогда?
— Он никогда бы не рискнул это сделать. В противном случае его бы даже дуэль не спасла. Я бы стёр его в порошок, не прибегая к услугам секундантов и не марая благородную сталь. И похоронил бы прямо на этом же балконе. Если бы, конечно, он дожил до моего появления. Тебе не хуже моего известно, что моя сестрёнка может и сама постоять за себя.
— И всё же ты должен поговорить с графиней, чтобы впредь она вела себя благоразумней.
— Филипп, нельзя же быть таким занудой! Пойми же ты, благоразумие и Регина несовместимы. И насколько я знаю её, она всё равно будет поступать, как ей захочется. Хочешь, разговаривай с ней сам. Можешь заручиться поддержкой герцогини Монпасье, но, боюсь, ничего у вас не получится.
Между тем саму Регину волновали совершенно другие проблемы. Её последнее время весьма озадачивало, почему же никто из галантных любвеобильных дворян до сих пор не проявил особой настойчивости в ухаживании за ней. Никто не вёл себя с ней смелее цыгана Рамиреса. Она уже начала задумываться, уж нет ли в ней самой какого-либо изъяна и не наворожил ли чего проклятый бродяга.
Её сомнения рассеяла, как всегда, Екатерина-Мария:
— В тебе, моя дорогая, целых три явных изъяна. Первый — это твой брат. Весь Париж знает, что он готов охранять тебя, как Цербер, днём и ночью и первого же покусившегося на твою честь прибьёт, даже не снизойдя до вызова на дуэль. Прибьёт, как паршивую собаку. Это другие женщины могут заводить любовников, изменять мужьям, пускаться в любовные авантюры и он никогда их не осудит. И даже с удовольствием примет в этих авантюрах участие и вступиться за даму, если кто-либо попробует дурно о ней отозваться, какова бы ни была репутация её на самом деле. Ты и сама это знаешь, возьми, к примеру, ту же Марго. Но ты — его сестра, а потому являешься исключением из правил и нет такого смертного, кто имел бы на тебя права. Изъян второй — ты сама. Ты настолько горда и отважна, что любой при дворе видит, что он тебе абсолютно не нужен. И при этом у тебя в глазах отражается такая жажда любви, что наши придворные хлыщи и трубадуры просто не в состоянии дать тебе то, чего ты жаждешь. Любовь — это для них слишком, они на неё уже не способны. Пожалуй, если кто и может испытывать такое, то только твой пылкий брат и вечный романтик Филипп. А вот третий и самый главный изъян — твоя невинность. Тебе нужно взять пример с фрейлин королевы-змеи. Непорочность в наше время не в моде. Тебе нужно всего-навсего научиться искусству обольщения и поднабраться опыта. И проблема отпадёт сама собой.
— И что ты предлагаешь? — спросила ошарашенная таким изложением Регина.
— Ты хотела спросить, кого я предлагаю на роль учителя и наставника ars amandi? Есть только три кандидатуры. Первая и самая, на мой взгляд, подходящая — естественно, мой братец. Нет-нет, не думай, что я предлагаю его только потому, что он мой брат. Я просто очень хорошо знаю, что он из себя представляет. Лучше Шарля на любовном поле играет только де Бюсси, но он же твой брат, а вот бедный наш герцог, во-первых, безумно в тебя влюблен, во-вторых, замечательный любовник, спроси хоть у кого, и, в-третьих, ты же сама не раз говорила, что он тебе нравится. К тому же вы замечательная пара.
— Ладно-ладно, я всё поняла. Семейные интересы у вас всегда были на первом месте.
— Это что, упрёк?
— Ни в коем случае. Дань уважения. Но ты не назвала ещё двоих.
— Второй, разумеется, твой любимчик граф де Лорж. Но у тебя, как мне кажется, на него более серьёзные виды. Ты права, не стоит заводить любовные шашни с человеком, за которого собираешься замуж.
— Это кто за кого замуж собирается, я что-то не поняла? — слухи о помолвке графа де Лоржа и графини де Ренель появились в Лувре вместе с Региной, поскольку Филипп всегда оказывался рядом с ней, а их дневные верховые прогулки за городом уже стали традицией, но они-то сами ни о каком браке пока не говорили.
— Бог мой, Регина, ваши трогательные отношения с твоим верным рыцарем ни для кого не секрет. Ну, неспроста же он…
— Всё-всё, довольно, я не хочу обсуждать бедного Филиппа, иначе ты обязательно вытянешь на свет божий все его тайные и явные недостатки, а я не хочу слышать о нём ничего дурного. К тому же, я НЕ выхожу за него замуж. Уж кому-кому, а тебе бы я, наверное, сказала в первую очередь. Ты мне третьего претендента забыла назвать.
— А третий — это тёмная лошадка. Как говорится, на кого бог пошлёт. В принципе, я могла бы назвать короля или герцога Анжуйского. О! Стать королевской фавориткой или любовницей его брата, согласись, заманчивая перспектива. Любым из них ты могла бы вертеть, как тебе заблагорассудиться. А уж как разозлились бы королева-змея и её распутная дочка!
— Не знаю, как бы разозлились они, а вот Луи отправил бы меня обратно в монастырь и тут бы мне даже Филипп не помог. Нет, Валуа не самый удачный вариант. Нет-нет, тут даже думать нечего. Луи меня убьёт.
Регина задумчиво помолчала. Герцогиня слишком хорошо изучила подругу, чтобы догадаться: графиня всерьёз занялась выбором будущего любовника, вот только её решений ещё никто не мог предсказать. Екатерина-Мария, поначалу планировавшая использовать юную красавицу исключительно в своих политических целях и менее всего верящая в женскую дружбу, неожиданно для себя очень привязалась к Регине, покорённая сильной натурой и ярким умом девушки, её совершенно несовместимым с атмосферой Лувра характером. И уж совсем не думала она, что дружбой этой необыкновенной девушки будет она дорожить более всего на свете. Но всё же, как верно заметила графиня, интересы семьи были для неё превыше всего, впрочем, как и для самой Регины, и потому Чёрный Ангел Гизов сейчас возносила молитвы то Богу, то дьяволу, чтобы выбор подруги пал на Шарля. О, в таком случае перед тандемом Гизы — де Ренель открывались блестящие перспективы. Живое воображение герцогини мгновенно нарисовало ей картину публичного изгнания старой королевы-матери из Лувра и историческое торжество Гизов. Вдвоём с Региной они приберут к рукам всех братцев Гизов и власть, фактически, будет в их руках, точнее, в руках Екатерины-Марии, а блистательный де Бюсси…Размышления герцогини были прерваны самым бесцеремонным образом — Регина выбрала тёмную лошадку.
— Но почему? — Екатерина-Мария даже не стала скрывать своего разочарования.
— Потому что ты подталкиваешь меня к Шарлю, мой брат подсовывает мне Филиппа и оба вы всеми правдами и неправдами стараетесь доказать мне свою правоту. Я не хочу принимать ваших решений. Я хочу сделать свой выбор.
— Конечно, — рассмеялась герцогиня, — мне бы следовало знать, что Клермоны всегда поступали не вследствие, а вопреки. Упрямей вас семейства во Франции не найдешь. Что ж, впредь мне наука. С сегодняшнего дня я буду всячески настраивать тебя против Шарля, глядишь, назло всем ты и женишь его на себе.
Сердиться на Регину она решительно не могла, потому что сама на её месте сделала бы точно также. Хотя если бы Екатерина-Мария могла знать, кого Регина решит выбрать на роль своего любовника, она бы настояла-таки на кандидатуре своего брата.