Он все защищал нас, оберегал от монстра-государства, хотя народ хотел не его защиты, а снисходительной подачки от тех, кто во власти. Как крепко бедному народу вдолбили в голову, что сильный тот, кто кладет милостыню из украденного у тебя в твои же протянутые и связанные руки. А само государство, пожалуй, всегда в наших пределах есть синоним амбициозных и трусоватых циников. Зато в брючных карманах этих разноцветно серых господ маршальские жезлы. Вот обитатели и обманываются.
Сахаров, я так понимаю, хотел, чтобы руки были связаны с головой и, работая ими, можно было обеспечить себе пристойную жизнь и пожимать открыто другие руки по своему выбору.
Он так жил. И хотел, чтоб другие…
На желтой линованной бумаге он нам и конституцию от руки написал. Впрочем, конституция в России севрюжине с хреном проигрывает всегда.
А многие все-таки выпали из гнезда. И алюминиевое поколение – легкое, удобно сгибаемое, лишенное способности притягиваться к магниту общечеловеческих ценностей – не все поколение…
Ссыльные годы одиночества с любимой женщиной Еленой Боннэр, годы голодовок, преследований, унижений, слежек, издевательств и болезней он достойно выдержал, чтобы чувствовать себя вольным и свободным и чтобы мы, и сегодня не до конца осознавшие себя людьми, жили по-человечьи.
Не заслужили мы Вас, Андрей Дмитриевич. Вы были нашей удачей, а не завоеванием.
Мы сочувствуем тем, кто любил его и продолжает любить, всему нашему народу, частью понимающему, что́ он утратил, но в большинстве не подозревающему о потере. Поскольку он никогда не осознавал необходимости обретения свободы и человеческого достоинства, то живет, как пришлось, ничего не желая менять.
Сахаров не был услышан страной, хотя страна его слышала много раз. Глухота порождает немоту.
Путь
Бог устроил все толково. Он ограничил время нахождения в пути, но не сам путь. Конечна жизнь, сказал он, но желание жить – бесконечно.
Безграничны возможности, бессмертна душа. Иди и ищи! И заметь себе: достижение цели лишено смысла, ибо означает конец пути. Движение к цели и есть жизнь.
Чтобы ты ориентировался хоть как-то, Бог расставил столбы, на манер верстовых, что сохранились у дороги из Петербурга в Царское Село, а люди написали на них цифры, сами по себе не означающие ничего, если не учесть место или время, когда ты делал шаг.
Всякий вдох мы минуем очередную временну́ю версту.
Кого-то достойного потеряли, кого-то доброго встретили. Уцелели. Не утратили лица. Спасибо. А если малость добавили небесполезного к тому, что сочинили и сработали прежние, – и вовсе неплохо.
Сетования на времена и время бессмысленны, ибо отсчитываешь его ты сам. В тебе тикает. В тебе бор, и свет, и река, и ненаписанное письмо, и несотканный холст, и несрубленная изба. И твои друзья, и слезы по утратившим возможность плакать – всё в тебе.
Мешает этот воздух – надыши другой. Не нравятся эти люди – наплоди славных. Механизмы барахлят – запряги лошадь, нет лошади – сам впрягись. Весело тащи возок. Возьми необходимое и хорошее – тяжело не будет.
Или вот что: распредели по карманам – и налегке.
Тот, кто истинно в дороге, да будет согрет и накормлен теми, кто истинно на дороге.
Встретишь! Только иди: вон там Дант сошел с круга и бредет в поисках тебя, здесь Григорий Сковорода с котомкой легкой мудрости, в которой ты так нуждаешься, а это Ганди, по нашему-то снегу босой, одной скатертью укутанный и ласковый. Для тебя бредут по времени Путеводители… Присоединяйся.
И горный сван со снегоступами – тоже для тебя. Можно и за ним.
Двигайся к цели. Не достигай ее. Хотя бы еще год. Хотя бы один день.