Рэгтайм. Том 2 — страница 34 из 49

– Впервые я увидел Зазу в доме первого секретаря Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи Виктора Максимовича Мишина. – Заза опустил голову, видимо, от скромности. Силовой блок гордо выпрямился.

– Давай, – сказал Гоги. – Хорошо идет!

– Там были и другие секретари ЦК комсомола…

– ЦК комсомола маму я е. л! – вдруг отчетливо сказал поднявшийся со стула Заза. И, для верности повернувшись к северному окну, повторил по-грузински: – ЦК комсомола – шени деда м…. хан!

За столом наступила бы мертвая тишина, не нарушай ее всхлипывания Миши, Лело и Нугзара. Плача от смеха, Гоги пригнул меня к себе и сказал:

– Выше поднимай, с подробностями. Комсомол… Что Зазе комсомол?

– Наш с Гоги товарищ, народный артист Александр Филипенко, был женат на дочери члена Политбюро ЦК КПСС Зимянина, и там, в его доме, на дне рождения я встретил Зазу.

Секретарь райкома выпрямилась, подняла брови и настороженно посмотрела на все еще твердо стоящего на ногах героя вечера. Гоги одобрительно похлопал меня по спине.

– Михаил Васильевич часто встречался с Зазой Захарьевичем и очень его ува…

– Этого Зимянина маму я тоже…

– Нет!!! – закричали прокурор, судья и начальник милиции.

– Да! – непреклонно и печально сказал Заза, словно отчитался за нелегкую, но необходимую для всех работу. – Да!

Все руководство района стало спешно покидать стол, как тонущий корабль. Гоги закрыл лицо рукой, друзья опустили головы и вздрагивали. Я стоял один, как айсберг, о который только что разбился санитарно-эпидемиологический Титаник сагареджойского района. Тут Заза поднял стакан и сказал вдогонку своему руководству:

– Я не закончил свой тост: и всего ЦК КПСС! С их Политбюро.

Он сел на стул и тут же заснул.

Заза опередил время – и был уволен с высокого поста в тот же день. В те годы в Кахетии еще никто публично не вступал в столь близкие отношения с Центральным Комитетом Коммунистической партии.

– Чересчур близкими, – сказал бы Мишико.

Доживи Заза до наших дней, сколько у него было бы интимной работы с руководством России и Грузии. Но он бы справился.

Через месяц я снова оказался в Тбилиси. Мы с Мишей сидели у Гоги, когда дверь отворилась и на пороге появился стройный и бодрый Заза Захарьевич.

– Вот, – сказал Гоги, – посмотри на нового начальника санэпидслужбы в Кварели.

– Я пришел пригласить вас туда на «пурмарели». Будут все наши. Надо отпраздновать назначение.

– Как они решились после Сагареджо?

– А… перспективу видят. Им нужен влиятельный человек.

– Чересчур влиятельный! – засмеялся Миша.

И Заза засмеялся. В этот момент я его снял. (Что я написал? Кто мог снять Зазу с его связями? Сфотографировал, конечно.)

ЛжелезнодорожникЗаявка в Книгу рекордов Гиннесса

Мы отмщены, читатель!

Сколько раз железная дорога, ведомая испытанным в борьбе с пассажирами Министерством путей сообщения или как оно теперь (РЖД), оставляла нас одураченными. То мы встречали не пришедшие к назначенному не нами сроку срочные поезда, то, преодолев всевозможные «билетов нет» и сев с боем в отходящий состав, ехали в полупустом вагоне, то, наоборот, заказав за полтора месяца место, заставали на нем совершенно другого человека с таким же законно выправленным, а не поддельным билетом, то принимали влажное белье за свежее, хотя оно было выдернуто из-под предпутешествовавшего пассажира, а затем сбрызнуто и спрессовано для нашего оглупления, то корчились на изуверских стульчиках, установленных в залах ожидания (чтоб не спали) вместо старых добрых лавок, на которых старики и дети коротали ночи в ожидании, как милостыни, билета в необходимое им место обширной нашей родины, то будили нас за два часа до прибытия с целью узнать, не украли ли мы часом простыню со штампиком, то испытывали нашу верность стальным магистралям вагонной духотой или, наоборот, морозными сквозняками, то…

Да ну… дополните сами.

Но мы не злопамятны, простили бы всё (тем более что выбора у нас нет), всё, кроме комплекса вины перед РЖД, выработанного у нас с детства, с того самого момента, когда впервые в спину или в лицо мы услышали: «Куда вас всех носит, сидели бы дома». Действительно, думаем мы, и испытываем неловкость оттого, что отвлекаем железнодорожников от дел, которые, как нам часто дают понять, поважнее, чем своевременная перевозка людей или грузов из одного места в другое. Наверное, главное для них – свято содержать подвижной состав в умопомрачительном порядке и планировать грузопассажирские перевозки, рационально используя вагоны, предполагаем мы и затихаем.

«Спасибо, что хоть как-то везут», – думаем, глядя на уплывающий за окном перрон и не подозревая, что мысль эта – не наша собственность, а крупнейшее психологическое завоевание перевозчика.

И вот мы отмщены. Не отмщены даже, а так, уравнялись, что ли. До этого жуткого случая на транспорте только пассажиры чувствовали себя в дураках, а теперь мы с железнодорожниками – одна компания.

Итак, к самому случаю. Казалось бы, чем еще нас может удивить железная дорога? А вот извольте – угнали вагон. Ну и что, зевнет читатель, поезда пропадали с хлопком, углем, нефтью, а тут – вагон. Но вагон-то купированный, граждане пассажиры, новый вполне вагон – построенный в Германии. И накрутил этот вагон в свободном от расписаний полете на свою колесную тележку не двадцать-тридцать верст из одного губернского города в другой (что, впрочем, тоже было бы ярким мазком в общей картине дорожных порядков), а… спокойно, читатель, – 24 159 километров. Окинем мысленным взором земной шар и представим себе путь длиной более половины экватора, который совершенно беспрепятственно преодолел в пассажирском вагоне наш рекордсмен, не сомневаюсь, мира по бесплатному проезду в личном железнодорожном транспорте.

Кто же он, сей любитель, обыгравший хваленых профессионалов?

«Не красавец, но и не дурной наружности, не слишком толст, не слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар», коль ему минуло лишь двадцать два года, «однако ж и не так, чтобы слишком молод», поскольку за плечами две легкие судимости; не скажешь, что вовсе не образован, затем что «из пользовать» пишет в двух словах да еще на свой манер, однако и чрезвычайную грамотность не поставишь ему в упрек, хотя имя «Игорь» наколото на руке по всем правилам орфографии.

Словом, ни то ни сё…

Прочтет это описание почтенный генерал тяги и стукнет от злости ногами об пол: «Сосульку, тряпку принял за важного человека! Вот он по всей дороге заливает колокольчиком! Разнесет по всему свету историю. Мало того, что пойдешь в посмешище – найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит. Вот что обидно! Чина, звания не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши…» Ну что было в этом вертопрахе похожего на проводника? Ничего не было! Вот просто ни на полмизинца не было похожего, и вдруг все: «Проводник! Проводник!» Ну кто первый выпустил, что он проводник? Отвечайте!

Отвечаем.

В середине февраля в парке отстоя станции Ленинград-Московский появился молодой человек с чемоданчиком в руке. Накануне он прибыл из города Кировограда, где, получив зарплату за целый месяц токарного труда, решил навестить друга в городе на Неве. Город этот в целом произвел на молодого человека приятное впечатление, правда, было оно неполным, потому что из-за отсутствия средств он не попал ни в Эрмитаж, ни в Мариинский театр на «Жизель», но рассчитывал, накопив денег законным путем, посетить достойные места уже в Кировограде. С этой целью молодой человек и прибыл в депо, чтобы найти знакомого проводника, который бы взял на себя благородную миссию безвозмездно доставить нашего героя к покинутому им рабочему месту.

Мороз, как пишут в художественных произведениях, крепчал. Не найдя знакомца, он увидел на восьмом пути пустой вагон, на борту которого красовался шифр Октябрьской дороги 002 и номер 14874. Шифр напомнил ему номер телефона милиции, но он преодолел суеверие и поднялся по лесенке.

Вагон был не топлен, и чувство глубокой ответственности за государственную собственность заставило молодого человека поискать угля и разжечь печку, не то вода в трубах замерзнет и разорвет отопительную систему. Протопив вагон, он обнаружил, что воды в системе маловато, и отправился к дежурной, чтобы поставили вагон под заправку. Дежурная ему объяснила, что заправлять некому и поэтому пусть, если сумеет, сам заправит. Заправив вагон водой, наш герой уснул, а проснулся в новом парке, куда перетащили за ночь его пристанище, чтобы направить в ремонт. Прожив день в вагоне, молодой человек как-то привык к новому месту и, решив, а не поехать ли мне на нем если не в Кировоград, то хоть до Москвы, отправился на Октябрьский ремонтный завод, чтобы взять зеленой краски и замазать неприглянувшийся шифр «002» и на его место, вырезав из белой бумаги, наклеить нечто не вызывающее неприятные ассоциации – ну, например, «094», что моментально меняло принадлежность вагона. Теперь это уже был не родной ленинградский, требующий ремонта на месте вагон, а пришлый, мешающий всем чужак, приписанный к забайкальской дороге.

Большой знаток путейских душ, наш герой сам мечтал стать проводником, но долгое время натыкался на отказы, поскольку его судимость пугала железнодорожных начальников. А жаль, быть может, стал бы первым, кто пришел в проводники по велению души. Страсть, кою испытывал он к этой бродячей профессии, побудила его изучить не только устройство вагонов, способы их эксплуатации, названия и шифры дорог, местоположение монтажных заводов, технологию отстоя и формирования поездов, расписания пути следования, но и психологию подданных этого обширного государства в государстве.

Наскоро пришив к пиджаку пару железнодорожных эмблем, молодой человек пришел в цех формирования и отрекомендовался проводником вагона 094/14274 из Читы, неизвестно как попавшего через Свердловск почтово-багажным поездом (он знал, что одиночные вагоны ходят с этими поездами) в Ленинград.