– Что делать будем? – убито пробасил Данзар, но, увидев, что коллеги рядом обернулись, испуганно прикрыл рот ладонью.
– Я не знаю… сказать ей, что мы все знаем?
– И спугнуть весь их Орден и окончательно упустить Кучика?!
– Но она в курсе нашего плана! Ёккарганай, да она его и придумывала! Наверняка рассчитывает перехватить прибор и смыться.
– Скорее всего. Но если сейчас дать понять, что мы все знаем, она просто исчезнет. И потом: а вдруг мы ошибаемся? Нет, надо брать ее с поличным! Мы просто подкорректируем план.
Костя смотрел на архивариуса, такого деятельного, видевшего в новой проблеме лишь интересную задачу, и ничего не ощущал. Его будто выпотрошили, как курицу, и кинули в суп. Не осталось ни мыслей, ни эмоций, ни сил. Девушка, казавшаяся идеалом, другом, лишь использовала его. Такой же растерянный и опустошенный он стоял, когда уходила Джун. Но тогда разум хотя бы понимал, что она делает правильно; больно, обидно, но правильно. Сейчас даже разум отказывался верить в предательство.
Данзар курочил их план, разрабатывая новый, и тот действительно оказался хорош. Даже если Аня переиграет их, что маловероятно, но всякое бывает, – она не сможет запустить прибор Леона. Крестики и стрелки, кто где стоит и кого ловит, появлялись на листе бумаги из-под пухлых пальцев Данзара, двигались и казались более живыми, чем Костя. Тот так и сидел с неестественно прямой спиной, боясь пошевелиться, даже не поворачивая голову, – ему казалось, что, двинься он с места, рассыплется на куски.
Но годы тренировок делали свое: он умел отключать эмоции не только почуяв запах, но в любой ситуации. Вот и сейчас через несколько минут он уже обсуждал новый план и даже дал несколько дельных советов. Потом долго стоял в туалете, сунув голову под холодную воду. Струйки попадали за шиворот, стекали по спине и груди, от чего тело покрылось мурашками. И это привело в чувство, прогнало отчаяние и обиду, заставило их спрятаться в чулан, к вороху таких же эмоций, в разное время отправленных туда же.
К Эльвире Рашидовне он пришел, ощущая себя уже почти как обычно: он снова был мрачным неразговорчивым циником, не ожидающим от мира ничего хорошего.
– Заходите, присаживайтесь. Вы ведь помните, что через десять дней у вас заканчивается испытательный срок? Вот об этом я и хотела поговорить.
«Ого, – подумал Костя. – Это уже почти три месяца пролетело». Он совершенно потерял счет времени. Оно то тянулось, как жвачка, то неслось вскачь, будто жеребец, увидавший кобылицу. Косте одновременно казалось, что Эльвира Рашидовна сидела в кабинете у Сергеича лишь вчера и что с тех пор прошел год.
– Не буду скрывать, положение у вас сложное. На совете за вас должны поручиться хотя бы два командора, и обычно это командор Управления и куратор, но… признаюсь честно, я не выступлю вашим поручителем.
Сердце у Кости екнуло. Мало того, что Аня оказалась предателем, теперь еще и из Ордена вышибут. Похоже, карма у него просто дерьмовейшая. Не заслужил он ни девушки мечты, ни работы мечты. Впрочем, если до конца жизни он будет ездить по вызовам с чемоданчиком на маленьком желтом автомобиле, то его это устраивает. Глупо пытаться обмануть судьбу.
– У вас слишком много провалов. Андрей Туманов. Вам нужно было всего лишь проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Всего несколько часов. Но за это время он умудрился умереть, да еще и при крайне странных обстоятельствах. Степан Борецкий. Человек, за которым Орден охотился не один год, оказался убит после разговора с вами. А чего стоит скандал между горкомами, который вы устроили?! Вы в курсе, что Оболкин написал жалобу магистру и сейчас идет внутреннее расследование?
– Да, но это ведь я раскопал Туманова – Орден о нем и не подозревал! И к Борецкому именно я подобрался. До этого никто из Ордена не узнал даже пароль для допуска к нему! И я съездил в ОПГ и вернул украденный кармограф!
– Это все так. Задатки инспектора у вас есть, есть смелость, настойчивость. Но какой результат? По-моему, отрицательный. Двое уникальных людей, нужных Ордену, мертвы, кармограф сломан.
– Пусть уж лучше они будут мертвы, чем продолжат и дальше нарушать закон реинкарнации, – посмотрел Костя в глаза своему куратору и наткнулся на виноватый взгляд. Мирзоевой неловко, что она не поддержит его? Да ну, ерунда. Эта железная леди просто не может чувствовать вину за такое. Не первый и не последний кандидат, которого не приняли в Орден. Тогда что? Почему такой взгляд?
– Они наверняка где-то припрятали свою карму, так что скоро родятся и продолжат нарушать закон. Вот только мы понятия не имеем, в какой стране, в каком теле. И на их поиски уйдет прорва времени, а можно было бы покончить с этим прямо сейчас. Да и то, что поручил вам командор, вы до сих пор не сделали.
– Задание оказалось сложнее, чем предполагали, – тихо ответил Костя. Он не был уверен, что куратор в курсе про прибор Леона.
– Вот и Амгалан Тумэнович так говорит. Я готова списать на неопытность какие-то просчеты, но… слишком уж много этих просчетов. Вы ставите под удар работу Ордена. И есть еще одна причина. – Куратор замолчала, так по-женски закусив губу, что Костя все понял. Все дело в том, что он видел ее с Доржиевым. Видимо, Костя оказался единственным, кто в курсе этой тайны, и Мирзоева готова пожертвовать инспектором, чтобы сохранить и дальше свой секрет, а уж поводов, чтобы не принимать Колесова в Орден, можно насобирать как грибов после дождя.
– За годы существования Ордена многое изменилось, и сейчас мы уже не так обращаем внимание на вероисповедание кандидатов, но все же это религиозный Орден. И при всех спорных ситуациях именно вера помогала нам принять решение. – Мирзоева намекала на Костин атеизм, но ему уже стало не интересно. Да, он неверующий. Да, Туманов и Борецкий мертвы. Да, поймать Кучика пока не получается. Доказывает ли это, что он плохой инспектор? Может быть. А может, с этим не справился бы никто. Этот разговор говорил лишь об отношении Мирзоевой к нему, а не о качестве его работы.
– Это все? – поднялся Костя со стула. Он невыносимо устал от неприятных новостей.
– У вас еще есть немного времени. Возможно, вы измените ситуацию, – произнесла Эльвира Рашидовна, но в ее глазах читалось: «Я сделаю все, чтобы не допустить тебя в Орден».
За следующие дни Костя, Данзар и Аня договорились о лекции в институте, согласовали получение кармографа, напечатали и расклеили по городу афиши о лекции, сделали анонс в интернете и еще массу всего в соответствии с планом. Настоящий план знали лишь Костя, Данзар и Амгалан Тумэнович, и в него не посвящали даже Управление безопасности. Всем остальным, в том числе внучке Леона, рассказывали правдоподобные вариации.
Аня как член команды во всем активно участвовала, и Костю от этого корежило. Он постарался свести общение с ней к минимуму, лишь телефонные переговоры, и то по возможности через Данзара, но один раз встретиться все же пришлось: нужно было определиться с местами для засады. Полчаса они провели наедине в музее кармографов НИИ реинкарнации.
После этой встречи Костя целый день не мог прийти в себя. Он не понимал, что с ним творится, такое было впервые. Злость и обида при Анином появлении растаяли, как тонкая корочка льда на луже при первых лучах солнца. Он стоял, смотрел в большие синие глаза, слушал звонкий уверенный голос и понимал, что все простил, что готов просто быть рядом до конца своих дней, ощущать ее присутствие, и этого достаточно. Это все, что нужно для счастья.
Морок ушел, когда они закончили и разошлись каждый в своем направлении. Чем больше становилось расстояние между ними, тем сильнее накатывали злость и негодование, только теперь уже не на предательницу, а на самого себя. Простить такое? Да он рехнулся! Неужели один вид упругой попы и длинных ресниц теперь отшибает у него мозги и самоуважение?
До субботней лекции оставалось еще два дня, так что Костя плюнул на все и сбежал на конюшню. Сколько себя ни уговаривай, что у него с Аней ничего не выйдет, сколько ни бесись от ее поступков, но в глубине души он понимал: если она позовет – он придет. Это пугало сильнее, чем предстоящая поимка Кучика, сражение с Орденом анагаминов и окончательное решение судьбы Советом московского горкома Ордена реинкарнаторов. Никогда еще его чувства настолько не подчинялись разуму.
Иван Викторович не задал ни одного вопроса, просто протянул ключи от комнатки наверху и похлопал по плечу, будто своего коня. Целый день Костя носился на Пегасе, то понукая его шенкелями, то натягивая повод, давая отдых, но конь, чуя состояние всадника, сам норовил с шага сорваться в галоп.
Было бы лето или хотя бы осень – Костя бы остался ночевать рядом с Пегасом, на улице, в копне сена. Смотрел бы на звезды, слушал стрекот кузнечиков и ни о чем не думал. Увы, природа изнывала от холодной, но бесснежной зимы. Даже в перчатках руки стыли, и то и дело приходилось бросать повод и дышать теплом на пальцы.
Зато вечером он сидел у Ивана Викторовича в жаркой комнате, пил чай с печеньем и малиновым вареньем и разговаривал о мелочах. Точнее, Косте казалось, что это мелочи, а для владельца конного клуба это и была жизнь. Седла пора обновить, крышу бы летом перестелить, банки с огурцами все оказались с дефектом и забродили, придется их выбросить, а Иван Викторович так любит соленые огурцы! Парнишка появился очень способный, прямо как Костя в детстве, и надо бы его выводить на соревнования, а родители боятся, что это помешает учебе. И при таком холоде да без снега заниматься можно лишь в крытом манеже, а там того и гляди обвалится крыша. Манеж уже давно пора снести и новый построить, просторный. В этот же он боится парня пускать.
Костя в основном слушал и кивал, и в ту ночь ему казалось, что все, что происходило до этого, – лишь сон. Что нет никаких Петмансона и Кучика, нет его работы в Скорой реинкарнаторской помощи, что ему шестнадцать лет и скоро ехать на соревнования в Петербург, что мама жива, а отец еще гордится сыном, спортсменом-разрядником, прекрасно сдавшим физику и собирающимся поступать в Институт реинкарнации на приборостроение. Что его жизнь сложится легко и удачно, именно так, как он и запланировал. Окончит институт, станет мастером спорта, женится на Верке из параллельного класса… ну ладно, может, не на Верке, а на ком-то еще. В конце концов, они всего лишь пару раз поцеловались. Но в остальном сомнений не было.