Архатство не избавило Костю от поездок в метро, но сегодня вагон оказался почти пуст – слишком рано для утреннего часа пик. Амгалан обещал встречу с Аней Ступиной и сдержал слово. Вызвал ее якобы для еще одной беседы, хотя все, что нужно, Орден уже узнал.
Костя зашел в инспекторский зал и чуть не влетел в ведро с водой, грозя затопить мозаичного уробороса: оно загромыхало, но устояло. На грохот обернулась уборщица – впервые он приехал так рано, что застал ее.
– Не ходите по мокрому, – проворчала немолодая женщина и вернулась к мытью пола, не проявив больше никакого интереса. Костя на цыпочках по стеночке прошел до ближайшего стола инспектора – кажется, это стол Жердина, – и сел ждать. Ждать, пока уйдет уборщица, пока высохнет пол, пока появятся Амгалан с Аней…
Он включил радио и чуть не подскочил на стуле, услышав новости: «…Поэтому Пандито Хамбо-лама двенадцатый заявил о том, что закон об обязательной реинкарнации в России отменять нельзя. Эксперты полагают, что это приведет к иным раскладам при голосовании, которое, напомним, снова перенесено, теперь на конец зимы…»
Надо же! Буддистская сангха не просто поддержала Орден, но сделала это феноменально быстро: на обсуждение и принятие решения им потребовалось всего лишь три дня. Такое решение действительно многое меняло, и не только при голосовании в Госдуме. Оно переворачивало все отношения с Орденом. Сангха признала сошествие Будды Шакьямуни в мир людей, поверила в гибель миров и готова была действовать, в том числе – вместе с Орденом.
Из задумчивости Костю вывел цокот каблуков. Не сразу он сообразил, что рядом с командором идет Аня Ступина: за три месяца ни разу не видел ее на каблуках и в строгом темно-синем платье.
В досье, что прислал Данзар, сообщалось, что Аня не помнила ни минуты из всех этих дней. По ее показаниям, в ночь на праздник Лхабаб Дуйсэн она заснула и увидела яркий сон. Будто к ней с небес Тушита спускается белый свет. Свет спросил разрешения воспользоваться ее телом, дабы сделать одно важное дело на Земле, и Аня разрешила. Проснулась она уже в музее НИИ реинкарнации три месяца спустя.
В досье осталась пометка от одного из инспекторов: «Она разрешила неизвестно кому пользоваться твоим телом? Вероятно, она недоговаривает». В дальнейшем никаких недомолвок не нашли, показания посчитали достоверными, но пометка осталась. Костя же не нашел ничего удивительного в Аниных действиях. Он знал, что она чувствовала в том «сне»: бесконечное блаженство и ясность ума. Впрочем, в том, что это был сон, разубеждать ее не стали.
Амгалан представил ей Костю, сам же чуть заметно кивнул инспектору, мол, общайтесь, и ушел в «аквариум».
– Фохао. Как вы себя ощущаете?
– Уставшей. От вашего внимания, – холодно ответила Аня. Костя понял, что она имеет в виду Орден, но все равно фраза больно кольнула.
– Извините. Вы мне помогли в одном деле…
– Замечательно. Надеюсь, вы в курсе, что я этого не помню? Разрешите, я пойду? Мне еще на какие-то вопросы отвечать, а потом заступать на суточную смену. – Аня не дождалась ответа – по сути, она и не спрашивала ничего. Развернулась и пошла в кабинет Амгалана.
Тот о чем-то с ней говорил для проформы, а Костя сидел за пустующим в такую рань столом своего коллеги-инспектора и смотрел. Казалось, будто нет стеклянных стен кабинета: струящий песок волос, синь выразительных глаз, изгиб бедер… Все было родное, но чужое. Куда-то исчезли тигриная грация и легкость движений. Глаза казались не бездонным океаном, а нарисованной акварелью, улыбка, редко сходящая с Аниного лица все эти месяцы, исчезла вовсе. В кабинете Амгалана сидел совсем другой человек. Человек. Костя ощущал ее страхи и недоверие, видел тревожные всполохи ауры, тяжесть кармы, тянущую к земле. И от нее перестали исходить радость и умиротворение.
Цокот каблуков последний раз раздался в этом зале и затих за дверью, которую закрыл командор. Он вернулся к Косте, подкатил себе ближайший стул на колесиках и сел напротив, готовый отвечать на вопросы.
– Что вы ей рассказали?
– Только самое необходимое. Помогла инспектору Ордена в расследовании, проявила себя с лучшей стороны…
– А про Будду?
Амгалан отрицательно покачал головой.
– Мы сказали, что у нее случился нервный срыв от переутомления, поэтому память частично пропала. Ну и плюс ее ударили по голове…
– Ее никто не бил, – возразил Костя.
– Так проще. Не стоит кому ни попадя сообщать о сошествии Будды.
– Ничего себе «кому ни попадя»!
– Она не член Ордена.
– Это не мешало ей помогать в расследовании. Даже когда мы не подозревали, кто она на самом деле.
– Не мешало. До определенного этапа. И мы рассказали ей о ее участии в расследовании. До определенного этапа.
Костя увидел в ауре Амгалана решимость и абсолютную уверенность в правильности своих действий и не стал спорить. В конце концов, может, действительно лучше, что Аня ни о чем не подозревает. Как бы она отреагировала, если бы узнала, что тот сон на самом деле был явью? Испугалась бы? Или долгие годы тосковала бы о том, что ничего не помнит?
– Что с ней будет дальше?
Амгалан пожал плечами:
– Ничего. Продолжит жить как жила. Мы, конечно, присмотрим за ней, вдруг Будда решит еще раз использовать ее как свою аватару, но незаметно. Крайне деликатно.
Костя кивнул. Того, кого он хотел увидеть, уже нет. Наверное, лучше забыть реальную девушку Аню Ступину, забыть ее глаза, губы, руки. Ему остаются лишь сны. Его Аня обещала приходить во сне.
– У меня для тебя новость. Приятная. – Глаза Амгалана казались прищуренными от хитрой улыбки.
– Про то, что сангха выступила на нашей стороне?
– Нет. Хотя это, конечно, тоже. Завершилось внутреннее расследование по Иваново. Магистр снял ивановского приора за «несоответствие должности».
– Ёккарганай! Действительно приятная новость, – улыбнулся Костя. – Кого на его место?
– Пока неизвестно. Кандидатов обсуждают, потом еще надо выборы провести, это отдельная процедура. В общем, думаю, что процесс растянется на месяц, а то и дольше.
– И кто в этот месяц там будет главным?
– Исполняющим обязанности поставили командора Управления расследований.
– Веселого?
– Ну не знаю, веселый он или грустный…
– Да нет, это фамилия, – хмыкнул Костя. – Алексей Веселый. Правда, он скорее грустный. Ну при таком приоре не развеселишься особо.
– Теперь в Иванове нужен крайне грамотный приор, – посерьезнел Амгалан. – Нам всем надо будет очень тщательно и аккуратно выстраивать отношения с общиной, а им – особенно.
Дверь с шумом распахнулась, и в зал ввалился здоровяк в полушубке, с двумя пластиковыми стаканчиками в руках. Костя припомнил, что его зовут Александр Борисович Конев.
– Здорово, Костик, – мимоходом бросил он, покосился на все еще сломанный аппарат с кофе и протянул один стаканчик Амгалану: – Командор, я тебе чаю принес. Травяного. Москва стоит в десятибалльных пробках. Гололед! День жестянщика.
– Ты-то как добрался?
– Я умный, я на метро поехал.
– Есть новости по делу Смолянинова?
Александр Борисович кивнул и отхлебнул из своего стакана. По залу пополз аромат кофе.
– Пойдем ко мне, расскажешь.
Болтая, как старые друзья, они ушли в «аквариум». Обоим чуть за пятьдесят, в Ордене работают не один год, чувствуют себя в нем на своем месте. Костя вообще в Управлении расследований самый молодой. Остальные старше минимум лет на десять. Станет ли он тут своим? Несмотря на то что он раскрыл дело (и какое!), несмотря на встречу с Буддой, с магистром и ламами, он ощущал себя тут чужим, самозванцем и подспудно ждал, что его выставят за дверь. Если уж даже куратор не хочет видеть его в Ордене…
Мир потускнел не сразу, но к заседанию Совета горкома Костя уже практически не видел ничьих аур. Тензин оказался прав: из-за эмоций возникали желания, те подталкивали к действиям, а каждое действие рождало последствия, то есть карму. Так камень, брошенный в пруд, создает круги. Костя уже не был архатом, всего лишь человеком. Снова.
– Как туда одеться-то? – Прижимая телефонную трубку к уху, он раскрыл шкаф. – Наряжаться мне явно смысла нет. Приду, выслушаю, что недостоин, и уйду. Может, надеть форму?
– Да примут тебя, точно говорю. Чтобы архата, встретившего Будду, да не взяли в Орден? Ты сдурел, – успокаивал его Данзар.
– Мирзоева так не думает.
– Мирзоева одна, а в Совете еще восемь человек.
– Но она мой куратор, а остальные обо мне в лучшем случае из досье знают.
– Надевай форму, – вздохнул Данзар, бросив попытки подбодрить товарища. – Но вообще-то я тебе позвонил, чтобы про Кучика рассказать. В архиве появилась расшифровка его допросов.
Костя чуть не выронил трубку. Он так долго гонялся за другом Леонхарда Петмансона, а в итоге даже не видел его! Лишь силуэт на мониторе в музее. Костю пронзила мысль, от которой стало страшно. После того как его выгонят из Ордена, а это, скорее всего, случится сегодня, ему закроют доступ ко всем материалам. Единственный шанс что-то узнать – сейчас, до начала Совета.
– Не томи! Рассказывай! – выпалил он.
– В целом мы были правы, но вот частности… по мне, так крайне любопытны. Леонхард Петмансон действительно считал Кучика своим лучшим другом и только ему рассказал, что прибор готов. Петмансон уже перенес один инфаркт и заранее готовился к смерти. Для завершения опыта необходимо было раздобыть кармограф, так что во время следующего приступа Леон позвонил и Виктору, и в службу реинкарнации. По дороге Виктор ждал еще одного звонка с рассказом, как все прошло. Собственно, его задача сводилась к тому, чтобы забрать прибор из квартиры раньше, чем о приборе узнают в Ордене реинкарнаторов, доставить его в целости и сохранности в собственный Орден и доложить анагаминам, как прошел эксперимент.
Леон действительно позвонил второй раз, вот только Кучик не ожидал услышать то, что услышал. Наш гений-изобретатель, ставши архатом, попросил не отдавать прибор анагаминам, а уничтожить. Я уж не знаю, что ему там открылось после того, как он лишился кармы, тут тебе виднее, но, по словам Кучика, Леон настаивал на этом.